Пилюля (СИ)
"Красавчег", гремя тазом, кое-как слез с одуревшей от внимания лошадёнки. Подхожу к Рудякову, здороваемся. Тот протягивает деньги:
– Тут всего тысяча. А просил для тебя больше, но Рыбаков с Граником упёрлись. Типа они такие идеи могут хоть каждый день рожать за тысячу.
С костюмчиком в пролёте. Разве что на б/у хватит.
– Выходят гусляры, – командует Рудяков.
Тётя Клава с племянником выносят три стула на которые садятся "музыканты" в светло серых простынях поверх исподнего и в галошах на босу ногу.
– Быстрее. Солнце уходит, – командует вошедший в роль самоназначенец.
В центре с ватной бородой и гармошкой Фёдор с открытым ртом. Слева от него положив на колени гитару Попандопуло изображал слепого гусляра поющего песню. Справа племяш комендантши Гриша барабанил ритм на деревянных ложках и тоже что-то типа пел.
– Не верю. – Прокричал "Станиславский", – Фёдор, пойте и играйте что-нибудь грустное. Чтобы все знали. А вы подпевайте. (это он собравшимся). Поддержите артистов.
Тут гармонист затянул "Там вдали за рекой…". Все вокруг подхватили. После припева "главреж" махнул рукой, мол хватит. Какой там. Прохожие походили начинали подпевать. Поднимаясь по лестнице я слышал, как люди в песне переживали гибель друга.
Как нужно постараться чтобы выбить из этих людей дух общего дела, общей цели. Ну. да, ладно. Я и сам-то из "промолчавших". Вот и сейчас в сторону отхожу, чтобы не припрягли Ивана-царевича на Сером Волке или Ваню Грозного с посохом-клюшкой изображать.
Был днём на хоккейной тренировке. Наш новый вратарь Саша Осмоловский пока сыроват. Но, я – ещё хуже. Коротков наорал. Смысл посыла очищенного от мата: "Нужно делать так, как нужно. А как не нужно, делать не нужно!" Понятно. Если и Таллину продуем – по шапке получит, вот и заряжает всех заранее. На хоккейную тренировку явились два знакомца из "Даугавы". Изотов их встретил у бортика. Рассказал, про мою контузию, амнезию. Я не снимая маску, чтобы хоть как-то замаскировать своё волнение, старался отвечать односложно, делая большие паузы. Эти же звали поболтать в пельменной, тряся фляжкой с рижским бальзамом. Говорили, что зла на меня никто не держит – меня же и Шульманиса всей командой отпускали. А то, что фамилию сменил… Бабы вон тоже постоянно меняют. Погоревали, что язык забыл. "Хорошо, что штаны на толчке не забываешь снимать!" Ржут. Нормальные парни – эти хариевские друганы. Так то бы пропустил с ними по соточке, но боюсь спалиться ещё на чём-нибудь.
В прошлой жизни я часто сталкивался с навязчивыми знакомыми по юношеским и молодёжным гулянкам. В памяти от них оставалось тусклое пятно размытое годами и десятилетиями. Через пять минут завязавшегося разговора мне сжимая кулаки хотелось крикнуть новоявленным друганам, разводящим на попойку: "Твари!!! Заткните е…ло, и уё… те пока не отп…л", но природная интеллигентность заменяла грубый посыл византийским оправданием о срочных делах.
Сказали ещё, что в апреле в Москву на свадьбу рижской подруги собираются мои друзья детства Вия Артмане и Улдис Жагата. Они просили прислать мой московский адрес и телефон, пришлось дать… Такая вот картина маслом…
Подхожу к общаге. На поляне перед Художниками какая-то движуха. Э! Да тут взятие снежной крепости. Художники из недостроенного гаража построили красивую двухметровую цитадель, соскребя снег со всей округи. Лётчики, наделав снежков и разделившись на отряды готовились к штурму. Детвора шныряла туда и сюда пытаясь определится с кем они будут в бою. Колобок просвистел в свисток три раза. Штурм!
Посмотреть на битву высыпало много народу. Поддерживающие художников радостно орали поначалу, но постепенно фортуна перешла к нападавшим. Используя пару лестниц Попандопуло с Абрамяном перелезли внутрь. В короткой потасовке распахнули запертые изнутри ворота. Штурмовые отряды хлынули внутрь. Вскоре все художники оказались выброшены за периметр крепости. Болелы летунов радостно орали. Тут пришёл участковый и разогнал всю весёлую шоблу. Владимир Владимирович прибыл по вызову хозяина недостроенного гаража опасавшегося за целостность своего имущества.
Старшина, наведя порядок, подозвал меня, Попандопуло и Абрамяна и приказал идти с нам в отделение. На все наши отговорки и вопросы, отвечал: "Вас хочет видеть начальник". Увязавшаяся за нами Пилюля причитала, что мальчики не виноваты, что это она всё придумала. Участковый, видимо за свою послевоенную карьеру уставший от подобного нытья, так глянул на просительницу что та мгновенно заткнулась.
В кабинете начальника все не уместились. Пошли на площадку перед входом в отделение. Начальник заорал в коридор:
– Стажёр Вайнер. Вайнер, твою мать.
Показался паренёк что-то на ходу пишущий в блокнот. Начальник снова заорал:
– Аркаша, ты, что писатель? Нет, ты прикомандирован на практику. Бегом в канцелярию за наградной папкой.
Аркадий Вайнер. "Место встречи изменить нельзя". Хера се.
Усатый майор с крыльца торжественно произнёс:
– За проявленные мужество и отвагу при ликвидации банды преступников наградить приятых в БРИГАДМИЛ Жарова Юрия Андреевича, Абрамяна Алексея Хачатуровича, Попандопуло Степана Несторовича почётным знаком члена Бригады содействия милиции и почётной грамотой управления МВД города Москва. Благодарю за службу!
– Служим Советскому Союзу!
Нам ещё по тысяче премию за банду дали. Попандопуло обещал на складе у знакомого костюм и ботинки для меня присмотреть за две неожиданно свалившиеся на меня штуки.
Старшина с памятными именем-отчеством отозвал меня в сторону и поправив кобуру тихонько сказал:
– Гранату принесёшь и сдашь капитану Черёмушкину который у нас за завхоза. Что, не слышу? Учебная? А мне похер. Ты, Смирный, не сри под себя. Не красиво.
Чтобы закрепить вратарские навыки на практике напросился вечером на двойную тренировку. Это только кажется, что вратари не могут устать на льду. Ещё как могут. У дублёров отпахал нормально, а к концу второй тренировки еле ноги волочил. В спортклуб вечером приехал для концерта струнный шефский ансамбль. Наши слушали в вестибюле. Но, я заснул на скамейке в раздевалке, сняв лишь часть амуниции. Приехав в общагу, добрёл до своего лежбища и завалился на кровать. Моё тело орало моему мозгу:
– Ещё раз задумаешь на мне две ледовые нормы залудить, я тебя поносом изведу. Или будешь раскатистым метеоризмом будить по ночам всю общагу.
– Да, понял я. Понял. – отвечал мой мозг, вспоминая собственные маты из другой жизни тоже после перетренировок.
Когда сладостно притулился к подушке в голове сумбурно зазвучал струнный ансамбль. Из хаоса звуков постепенно сформировалось что-то революционно-комсомольское типа этого… [29]
В то моё время на монетизации революционных песен поднимали неплохие бабки. Ибо, доллар – наше всё. С последним музыкальным аккордом я упал в обьятья Морфея.
9 февраля 1950 года.
Утром на тренировку еле встал. На первом круге тяжко было. На втором, как говорят лыжники проперделся и открылось второе дыхание. На двусторонке стоял в воротах. Увидев, что воротчик противника отошёл попить водички, решил повторить трюк Яшина из проигранного нами матча. Вспомнилось как в недалёком грядущем вратарь ленинградского "Адмиралтейца" толстенький Зураб Шехтель ударом из своей штрафной забил гол самому Яшину.
Отхожу от мяча на пару метров, прицеливаюсь, мысленно чертя в воздухе дугу над головами десятка ждущих мяча игроков. Попандопуло разворачивается, и идёт от лавки, поднимая голову. Потом открыв рот делает два прыжка, но не успевает. Мяч в сетке.
Молодца! Какой же я молодца!
Абрамян после тренировки затянул про стенгазету. Что в этом году кроме Советской Армии нужно и Военно-морской флот поздравить. А тема основной статьи стенгазеты – Сталинградская битва. И, что хорошо бы ещё и стих вставить.