Подвалы твоего сердца (СИ)

— Я уже закончил, — наконец выдохнул он, внимательно разглядывая покрасневшие от слез уголки глаз. Не веря себе, Драко осознавал, что ему жаль Грейнджер. Скинув все на действие чар, юноша успокоился, потому что сказал себе, будто ничего не может поделать со своими девчачьими эмоциями. Но как часто мы обманываем себя, успокаивая выдуманными обстоятельствами!
«Чары вызывают те или иные физические, но не эмоциональные ощущения», — эту строчку из дневника Септимуса Драко осознанно упускал из вида.
Пока Драко медленно собирался, Гермиона молчала, внимательно наблюдая за каждым его действием. Ей не хотелось что-либо отвечать, и внезапное спокойствие Малфоя почти удовлетворяло. Сейчас у них не было абсолютно никаких сил на споры и ругань. Оба были вымотаны проблемами и самокопанием.
— Грейнджер, — Драко обернулся, почти скрывшись из вида гриффиндорки. — Перестань так убиваться по Уизли, иначе мое сердце не выдержит. Если ты не забыла, мы обоюдно связаны, и твои страдания причиняют мне совершенно нежелательную боль.
Гермиона была ошарашена сказанным. Слова были жестокими и совершенно неоправданными. Как Малфой вообще смел говорить ей такое? Ко всему прочему, девушка испытала стыд и разочарование: она считала, что её слезы останутся в пределах туалета Плаксы Миртл.
— Так тебе и надо, — бесстрастно ответила она, хотя сказать хотелось бы куда больше. Но, так как все остальное могло неминуемо вызвать гнев Драко, совершенно ненужный в эту секунду, гриффиндорка замолчала и тяжело опустилась на стул.
— Кажется, мы договорились о сотрудничестве, — сквозь зубы проговорил Малфой, снова возвращаясь к столу. Гермиона закатила глаза и подняла голову. Слизеринец был возмущен таким пренебрежительным отношением, однако прекрасно понимал, что на другое не стоит даже рассчитывать.
— Я ни о чем не договариваюсь с такими, как ты, Малфой, — устало откинувшись на спинку стула и стараясь сохранять невозмутимое лицо, Гермиона едва заметно усмехнулась. Она знала, что её безразличие выбивает слизеринца из колеи.
— Тогда самое время сделать это, — он оперся ладонью на стол и наклонился, заставив Гермиону откинуться назад. — Прекрати ныть. Уизли того не стоит.
— Откуда тебе знать? — внутренний гнев обнаружил себя в резко вскинутых бровях.
— Это очевидно, — Малфой пожал плечами. — Ты должна поблагодарить меня за то, что избавил тебя от такого неприятного груза. Скажи, как ты представляешь своё будущее?
Вопрос сбил с толку распалившуюся от злости девушку. Она расслабила сжатые в раздраженности губы и взглянула на Малфоя из-под ресниц.
— Я не намерена обсуждать свое будущее с тобой, — наконец собралась с мыслями она. — Это глупо.
— Тогда возьму на себя смелость предположить, — Драко глубоко вдохнул. — После окончания школы Уизли сделает тебе предложение, и все будет как в сказке ближайший месяц. Потом ты захочешь поступить в какую-нибудь высококлассную академию, но будет поздно: ты залетишь, — голос слизеринца дрогнул, но он продолжил, опережая возмущенный комментарий Гермионы. — Слушай, Грейнджер, это начало твоего краха. Ты проведешь свадьбу, мучаясь от токсикоза, а через несколько месяцев родишь первенца. Еще через год второго, а через два — третьего. Ты будешь пытаться найти время для карьерного роста, но дети и тупой Уизел будут отнимать каждую минуту, и в итоге ты превратишься в грязную замученную домохозяйку и обыкновенный инкубатор. Может быть, ты даже убедишь себя, что счастлива. Будешь ждать мужа каждый вечер с накрытым на десятерых столом и раскалывающейся от визга детей головой, а перед сном заниматься унылым сексом — дай Мерлин — пятнадцать минут. Весь твой мир замкнется в стенах грязного жилища Уизли, а мечты о высоких достижениях постепенно умрут. Ну как, Грейнджер, нравится? Тут даже великий талант прорицателя не нужен!
Губы Гермионы дрожали. Она замахнулась, чтобы ударить Малфоя, но почему-то остановилась. Его глаза, сверкающие туманной голубизной, притягивали все внимание, и мысли о жестоких словах автоматически испарялись. Оставалась лишь сама суть: Драко Малфой был разозлен не меньше, чем Гермиона. Ему тоже не нравилось то, что он сказал. Слизеринец перевел взгляд на искусанные губы волшебницы, позволяя ей отмереть. Гермиона не шевелилась, только шумно вдыхала воздух. По обонянию хлестал резкий, но свежий запах одеколона Драко. В голове гриффиндорки сложилось абсурдное желание приблизиться до максимума и прикоснуться к ледяной коже, оставив на себе частичку его аромата. Ей казалось, что так она смоет с себя бывшие важными пять минут назад тревоги, и, перевоплотившись, вдохнет полной грудью свежий морозный воздух.
 
— Нравится? Ты все-таки мазохистка? — снова спросил Драко, не отстраняясь, но и не приближаясь. В телах обоих возродились доселе дремлющие чувства. По венам пробежалась дрожь, мышцы свело. Чувственное возобладало над рациональным, перемешались во вселенной планеты, взорвались осколками звезды, погасло солнце.
— А если и да, что тогда? — сдавленно прошептала Гермиона, не смея шелохнуться. Она чувствовала себя кроликом, замеревшим перед броском хищника.
— Тогда твоим пристрастиям можно найти и более достойное применение, — Драко почти не осознавал, что творит, когда протянул руку и скользнул по шее девушки, пальцами зарываясь в пахнущие пряностями волосы и стягивая их на затылке. По спине Гермионы пробежались мурашки. Неосознанно поддавшись движению Малфоя, она запрокинула голову и закрыла глаза. Позволив себе наплевать на обстоятельства хоть раз, волшебница с замиранием сердца ощущала то, как до абсурдности нежно пальцы слизеринца массируют кожу её головы. — Что же ты творишь, Грейнджер… — шепот колыхнул пряди у виска, заставляя все тело налиться приятной тяжестью. Малфой почти коснулся губами мочки, попутно задавая похожий вопрос и себе. Именно он начал это безумие, но ведь она могла бы и закончить, в конце концов!
— Ох, милый! Прямо здесь? А вдруг нас кто-то увидит? — неприятный визг бесцеремонно потряс воздух библиотеки, нарушая утонченную тишину безумия.
С раздраженным выдохом Малфой отпрянул от гриффиндорки, одним движением руки затушив лампу. Темнота оказалась весьма кстати. Как только Гермиона поняла, как развязно вела себя пару секунд назад, все её лицо запылало. Дыхание, сбившееся еще на том моменте, когда она почувствовала властные пальцы Малфоя, так и не восстановилось.
— Тихо, — шепнул слизеринец, разжимая пальцы и пропуская через них волосы Гермионы. Ускользающей рукой он зачем-то легко щелкнул её по носу и не сдержал ухмылки, представив, как смешно вздрогнула девушка.
— Не кричи так, — пробормотал чуть менее восхищенный голос, и Гермиона ощутила, что приятная тяжесть в животе перерождается в тошноту и жгучую боль.
— Бон-Бон, как же я могу не… — остальное Лаванда промычала, предположительно, в поцелуй.
Что контакт с Грейнджер принес ему облегчение и чувство эйфории, Малфой понял лишь на контрасте. Его сердце, хоть и не болезненно, но неприятно сжалось. Где-то в темноте Гермиона сжимала кулаки и кусала свои губы от обиды. Страдания нахлынули на неё с новой волной, и девушка предположила, что очередной порции унижения уже не вынесет. Она бы с радостью покинула библиотеку, но трансгрессировать в стенах Хогвартса было нельзя, а единственный путь преграждала лобызающаяся парочка.
— Грейнджер, — тихо позвал Малфой. Из-за того, что тупоголовый Уизли так глупо попался на измене, сердце слизеринца ликовало. Недавние слова оказались отчасти оправданными. — Я забыл сказать ещё кое-что насчет твоего предполагаемого будущего, — заметил он с мнимым беспокойством. — Так вот, между работой и пятнадцатиминутным супружеским долгом Уизли будет трахать своих секретарш или поклонниц. Ну, знаешь, из большой любви к тебе. Чтобы было больше времени на мытье полов.
 
Гермиона вскочила с места и с усилием заехала кулаком в грудь Малфоя, хотя планировала в челюсть, как тогда, на третьем крусе. Абсолютная темнота и более высокий рост юноши помешали ей выполнить задуманное, но волшебнице было все равно. Ей хотелось отдать хоть часть той боли, которую она испытывала. То, что Малфой подливал масла в огонь, почти не тревожило, потому что мысли занимала более важная вещь: предательство Рона.