Искушение Эльминстера

Халглонд указал пальцем, и они оба вздрогнули. На полпути туда, откуда они пришли, туман танцевал вдоль зубчатых стен. Теперь у него была определенная форма — и форма была женской, босоногой, в разлетающихся юбках, с длинными волосами, свободно развевающимися вслед за ней, когда она бежала, сопровождаемая слабым звоном. Охранники могли буквально видеть ее насквозь.
В молчаливом согласии они бросились бежать. Если она пересечет мост, они должны были охранять…Она пробежала по нему, направляясь к колодкам и пятнам крови в башне Кровавой Вершины, где вивернам иногда разрешалось кормиться, когда у Повелителя были заключенные, в которых он больше не нуждался. Это было довольно далеко, а призрачная леди, казалось, не спешила. Топочущие охранники быстро догоняли ее.
По мосту шла фигура в темном одеянии. Повелитель! Халглонд прошипел проклятие, и Куртасу захотелось присоединиться, но маг проигнорировал их, повернувшись, чтобы присоединиться к погоне вдоль зубчатых стен, намного опередив двух своих охранников. В одной руке он держал волшебную палочку. Стражники видели, фигура она повернулась и молча поманила Повелителя Виверн, так же застенчиво, как любовница в балладе менестреля. Ее волосы развевались в лунном свете среди колодок. Когда он приблизился к ней, она, пританцовывая, отошла к краю зубчатой стены. Тяжело бегущие охранники видели, как он осторожно последовал за ней, держа палочку наготове. Глимрил оглянулся на них один раз, словно решая, стоит ли ждать, пока они не доберутся до Башни, и Куртас ясно увидел изумление на его лице. Значит, это не дело рук их хозяина, и к тому же неожиданное. Они не замедлили свой теперь уже тяжелый бег, но у Куртаса было странное предчувствие, которое на мгновение предшествует уверенному знанию, что они не успеют. Женщина превратилась в змееподобное бесформенное существо, и потрясенные охранники услышали долгий, хриплый вой Кландерласа Глимрила, когда что-то яркое закружилось вокруг него по быстрой спирали, поднимаясь к луне.
Мгновением позже Повелитель Виверн превратился в ревущий столб пламени, который расколол ночь своей внезапной яростью. Куртас вцепился в руку Халглонда, и они вместе остановились, тяжело дыша, слишком близко к тому месту, где зубчатые стены соединялись с башней Кровавой Вершины. Раздался гулкий удар, и что-то вырвалось из костра, оставляя за собой огненный след во внутреннем дворе: волшебная палочка.
Охранники обменялись испуганными взглядами, облизнули пересохшие губы и в страхе попятились. Они успели сделать два шага, прежде чем камни под их ногами дрогнули волной и начали оседать и падать.
Они упали в забвение с нарастающим ревом рушащегося Глимрил Гарда, звенящим в их ушах. Луна наблюдала, как эта великая крепость рухнула обратно в руины, которыми она была до того, как заклинания Глимрила восстановили ее. Яркий торжествующий туман плясал над поднимающейся пылью и затихающими криками, и его звон смешивался с холодным, гулким смехом.
* * * * *
Придворный маг посмотрел на мрачное лицо капитана стражи и вздохнул.
— Кто был на этот раз?
— Анлавас Джоаврин, лорд Эльминстер: торговец откуда-то с юга, из-за моря. Медные изделия, всякая всячина; ничего важного, но ее много. Здесь много монет за многие сезоны. Ему перерезали горло.
Эльминстер вздохнул.
—  Маэтор или один из новых баронов?
— М...милорд, я не знаю и вряд ли осмелюсь...
— Каковы твои предчувствия, верный Роагалоу?
Капитан стражи нервно огляделся по сторонам. Эл криво улыбнулся и наклонился, чтобы приложить ухо прямо к губам мужчины.
— Лимматор, — хрипло выдохнул офицер. Эл кивнул и отступил назад. Неудивительно, если Роагалоу был прав: Лимматор был единственным бароном — или лордом — в Галадорне, более занятым в темных углах взятками, угрозами и поножовщиной, чем Маэйтор Многошепчущий.
— А теперь иди ужинать, —  сказал он измученному офицеру стражи. — Мы поговорим позже. Роагалоу и трое его людей поспешили наружу. Эл старался не вздыхать, пока прихожая не опустела.
 
Он что-то пробормотал и слегка пошевелил двумя пальцами. За одной из стен послышался слабый стук, когда шпион там внезапно заснул. Эл невесело улыбнулся участку стены и воспользовался потайной дверью, которую он хотел сохранить в секрете еще немного, пройдя по темному проходу в одну из заброшенных и пыльных скрытых комнат в Доме Единорога. Немного времени наедине с собой, чтобы подумать — это редкое сокровище, которым некоторые люди пренебрегают... а другие, действительно обделенные жизнью, просто не могут себе позволить. В этом году уже погибло три барона, один из них с кинжалом в горле в двух шагах от входа в тронный зал, и шесть — нет, семь — меньших лордов. Галадорна превратилась в гнездо гадюк, нападающих друг на друга с обнаженными клыками всякий раз, когда им вздумается, и придворный маг не был счастливым человеком. У него не было друзей; все, с кем он подружился, вскоре заканчивали тем, что по утрам невидяще пялились в потолок. За каждой дверью во дворце раздавался шепот, и никогда не было настоящих улыбок, когда эти двери открывались. Эл даже начал привыкать к виду темных полос крови, вытекающих из-за закрытых дверей; возможно, ему следует издать указ, приказывающий снести и сжечь все двери в Нетраре. Ха-ха. Он начинал оправдывать прозвище, которым, как он знал, его называли за спиной: «губошлеп, извергающий указы». Бароны и лорды постоянно пытались подорвать королевскую власть или даже открыто разбойничать при дворе, а его госпожа-наставница ничем не помогала, слишком редко используя свои заклинания, чтобы вызвать какой-либо страх, который, в свою очередь, мог породить послушание. Слева от него послышался слабый царапающий звук. Эльминстер потянул за правую ручку, и панель открылась. Двое молодых гвардейцев вглядывались в полумрак.
— Вы посылали за нами, лорд Эльминстер?
— Ты нашел свитки, Делвер, и...?
— Сжег, и пепел во рву, милорд, как вы приказали, смешан с пылью, которую вы дали мне. Потратил всю.
Эльминстер кивнул и протянул руку, чтобы коснуться лба.
— Забудь обо всем, верный воин, —  сказал он, —  и так избежишь гибели, которой мы все боимся.
Стражник, которого он коснулся, вздрогнул, глаза его были пусты. Затем он повернулся и поспешил обратно в темноту, на ходу расшнуровывая штаны. Он направлялся в свои покои, когда внезапная острая потребность привела его в заброшенное крыло дворца.
— Инграт? — спокойно спросил придворный маг.
— Я нашел К... то есть, ее работу в палате Красного Щита и смешивал с белым порошком, пока не мог больше её видеть. Затем я произнес эти слова и вышел.
Эл кивнул и протянул руку.
— Вы с Делвером получаете такие щедрые награды...  — пробормотал он. Гвардеец усмехнулся.
— Только, пожалуйста, не надо сортиров, милорд. Пусть это будет блуждание в попытках вспомнить мои юношеские увлечения здесь, внизу, а? Эл улыбнулся.
— Как пожелаешь, — сказал он, когда его пальцы коснулись плоти. Глаза Инграта блеснули, и погруженный в забвение воин обогнул неподвижного и молчаливого мага, обошел задумчивым кругом комнату, нашел панель и  зашагал прочь, снова забыв о своей роли в замедлении зла Дасумии. Это может сохранить ему жизнь еще на месяц или два. Было бы безопаснее, если бы эти двое не были друзьями и ничего не знали друг о друге, но случилось так, что лучшие воины, которым Эл мог доверять после тонкого, но тщательного наблюдения за разумом, были крепкими друзьями. В этом не должно быть ничего удивительного, предположил он.
Эл мерил шагами мрачную комнату, и его настроение соответствовало. Приказ Мистры служить был ясен, но «служить по-своему» всегда было недостатком Эльминстера. Если этот сейчас станет его погибелью, пусть так и будет. Есть вещи, за которые мужчина должен держаться, чтобы оставаться мужчиной.
И женщина, тоже... Безусловно, в Галадорне была одна леди, которая делала все, что ей заблагорассудится. Королева Дасумия, казалось, всегда смеялась над ним в эти дни и, конечно же, не заботилась об обязанностях королевы. Ее редко можно было встретить на троне или даже в королевском замке. Вместо нее указы издавал Эл. Галадорна могла погрузиться в войну и воровство, а она бы и не заметила... и каждый день, пока появлялось все больше работорговцев и недобросовестных торговцев, знающих, что они останутся более или менее неограниченными в своих сделках, лорды Лаоткунда бросали жадные взгляды на богатеющее королевство. Беззаконие среди торговцев, помимо прочего, пополняет казну налогами.