Внутренний голос

Ясик знал, что Карина сейчас уйдет и будет благоухать другому. А он останется один, неподвижный и бесперспективный, как трупак в морозильной камере.
Карина ушла. Анджела уехала. Позвоночник сказал: «До свидания, Ясик…»
Чем жить так, лучше не жить совсем. Уйти. Но даже это он не сможет сделать без посторонней помощи.
Кого попросить? Только Клару. Больше некого.
Ясик часто репетировал предстоящий разговор.
Анджела вернулась из Пскова. Она ничего не знала о печальных событиях и ждала, когда Ясик проявится первый. Не хотела унижаться.
Анджела устроилась в морг санитаркой, мыла трупы из шланга щеткой. Отмывала следы крови, оставшиеся после вскрытия. Трахалась с Толиком без особой любви. Так, для порядка.
Работа хорошо оплачивалась. К трупам Анджела относилась спокойно, без страха и брезгливости. Можно сказать, сочувственно. Они же не виноваты, что умерли. Все умирают в свой срок. Такой порядок.
Ясика Анджела любила по-прежнему, даже больше. Иногда страстно хотела позвонить, но боялась напороться на мамашу. Анджела понимала, что через мамашу ей не переступить, нечего и начинать. Анджела – стойкий оловянный солдатик. Она не унижалась даже в тех случаях, когда ее били. Не просила пощады и не плакала. И сейчас стойко терпела разлуку.
Барак не переселяли. Он так и стоял посреди квартала, как бомж.
Анджела могла бы пойти к городскому начальству, но надо мести хвостом, доказывать. Государство было равнодушно к детдомовским, и они стройными рядами пополняли криминал.
Анджела решила оклеить комнату белыми обоями, чтобы замаскировать трещины. Купила клейстер. Развела. Нарезала обои. Оставалось наклеить, но одной не справиться. Надо, чтобы кто-то помог. Придерживал.
Анджела задумалась: кого попросить? В этот момент открылась дверь и вошла Клара.
Анджела растерялась и проговорила:
– Какие люди в Голливуде…
– Я пришла попросить прощения, – сказала Клара.
– А ты что, умираешь?
– Почему?
– Потому что просят прощение перед смертью. Ты и в самом деле неважно выглядишь. У тебя, случайно, не рак?
– Хуже.
– Ладно. Главное, что не рак. Помоги мне обои наклеить.
– А что надо делать?
– Подержать внизу. А то обои ерзают.
Клара быстро сняла дорогой кардиган, брюки. Осталась в нижнем белье. Ретиво принялась за работу: ползала на коленях по полу, выравнивала, держала.
Комната маленькая – восемь метров. Справились быстро, однако часа три ушло.
– Я в долгу, – сказала Анджела.
– Помнишь, ты хотела к нам переехать? – спросила Клара. – Так вот. Переезжай. И живи сколько угодно.
Анджела ничего не могла понять. Смотрела, как в афишу коза. Сказка становилась былью.
Анджела вошла в комнату Ясика. Увидела его в кресле на колесах. Все поняла. Остолбенела. Но это был Ясик. Живой. В шаговой доступности. Ее собственный. Никуда не убежит. Никогда. Ее навеки.
Анджела подошла и села к Ясику на колени. Обняла. А он обнял Анджелу, руки ему служили. От Анджелы пахло клейстером.
Клара стояла в дверях, и ее бедное сердце оттаивало, вытекало слезами.
Анджела перевезла свои вещички – небольшой узелок. Поселилась у Ясика.
Работала в морге не полную неделю, но все же работала. Надо было зарабатывать. Расходы.
Анджела научилась делать массаж и грамотно растирала парализованные ноги Ясика. Это было необходимо. Ноги усыхали от бездействия, становились тоньше. Анджела боролась с параличом наперегонки – кто раньше успеет?
Анджела бегала на лесопилку и приносила Ясику качественные деревяшки. Ясик вытачивал фигурки зверей. Клара относила их в художественный салон. Шли нарасхват. Салон платил неплохие деньги. Себе брали сорок процентов. Много. Положено брать двадцать процентов, но что же делать? Время такое: ни стыда ни совести. Приходилось мириться.
Далее Ясик стал вытачивать святых: Николай Угодник, Нил Преподобный, Черный Монах. Клара относила в церковь. Там брали пятьдесят процентов от дохода. «Нет правды на земле, но правды нет и выше». Клара не роптала. Главное – Ясик был занят.
 
Жизнь Анджелы текла однообразно: трупаки – на работе, парализованный – в доме. Но были общие ночи. Ничего особенного. Просто спали вместе, сплетая тела, пропитанные любовью. И больше ничего не надо.
А потом Анджела сообразила, что надо больше. А именно: законный брак, прописка, положение в обществе. И хорошо бы уйти из морга на киностудию. Кем? Актрисой! А кем же еще? Не боги горшки обжигают. Режиссер ей скажет, что надо делать, она и сделает. Дадут текст, она и произнесет.
– Кому ты там нужна? – вопрошала Клара.
– Никому, – соглашалась Анджела. – Но вы знаменитость. Вы меня протырите.
– Я кинооператор, а не режиссер. От меня ничего не зависит, кроме изображения.
– Позвоните Боголюбову, он протырит.
– Боголюбов старый.
– Старый, но живой.
Анджела все человечество делила на живых и мертвых. Бытие определяет сознание.
Что делать?!
Клара хваталась за голову.
– Я думала, что она – золото, самородок. А она – жлобиха, хищница, как я и думала в самом начале. Чудес не бывает.
– А что бы ты хотела? – защищал Ясик. – Я умру. С чем она останется?
– Почему ты умрешь? Не говори так. Если с тобой что-то случится, я жить не буду.
– И кому отойдет квартира? Домоуправлению? Так хоть Анджеле. Она никогда не жила по-человечески. Пусть будет какая-то компенсация.
Клара молчала. Голова ее мелко тряслась. Последнее приобретение: тряслись руки и голова.
– Не знаю даже. Внутренний голос говорит мне: «Ни за что!»
Ясик усмехался:
– Я твой внутренний голос знаю…
Анджела продолжала настаивать. Клара тормозила всеми четырьмя лапами, как собака, которую тащат за хвост. Анджела включила шантаж, а именно: перестала массировать ноги Ясика. Стала самостоятельно ходить по вечерам в кино. Объясняла, что хочет людей посмотреть и себя показать. Клара понимала, что главное – себя показать.
Клара пошла в поликлинику и договорилось с массажисткой Леной. Лена стала приходить два раза в неделю – тихая, дисциплинированная, с нежными и одновременно сильными руками.
Лена – это был ход Клары. Тогда Анджела сделала свой ход: собрала шмотки и уехала на Лесную. Ждала, что Клара кинется следом с мольбой и увещеванием. Но Клара тянула.
Прошла неделя. За ней еще неделя.
Что же происходило?
А происходило следующее: Лена перерыла весь интернет и нашла клинику. Самое смешное, что клиника находилась не где-нибудь в Милане или Мюнхене, а в Тверской области. Как сказала бы Анджела: «Жопа географии».
Молодые врачи придумали «байпасы» для спинальников. Байпасы – это обходные пути. Их применяют в кардиологии: когда артерия забивается холестерином, забитые участки обходят дугой, сделанной из твоего же сосуда. Почему в кардиологии можно, а в неврологии нельзя? Почему нельзя обойти прерванный участок спинного мозга, сделать как бы мост для нейронов?
Спинальников в стране – море. Они не умирают, но и не живут. Какое было бы событие, если бы спинальники все вдруг разом поднялись на ноги…
Лена созвонилась с клиникой. Ей сказали, что можно приехать. Примут. Единственно, надо привезти с собой пододеяльник и подушку. В клинике не хватает белья.
Гениальные специалисты есть, а белья нет. Страна контрастов, как Индия.
Прошел месяц.
Ясик проснулся от того, что по его ноге ползла муха. Он откинул одеяло, приподнялся и шлепнул рукой по ноге. Муха улетела. Нога дернулась, а это значило, что нейроны осторожно, как муха, пробирались по байпасам. «Сон», – подумал Ясик.
В палате было две койки. На второй койке спали валетом Клара с Леной. В окно глядела луна, она была большая, круглая и желтая. Какая-то деревенская. В Москве луна мутная, как в молоке.