Мой сталкер (СИ)

Он честен передо мной, и я хочу отплатить ему тем же.
– Можно я расскажу тебе кое-что? – нерешительно спрашиваю я.
– Конечно, малыш. Я внимательно слушаю.
– Только обещай сначала, что не разозлишься.
– Не обещаю.
– Тогда не скажу.
– Говори.
– Пообещай сначала.
– Говори.
На счет три.
Самые ответственные действия всегда нужно совершать на три.
Раз.
Два.
Три.
– Ты сам говорил, что я могу копаться в твоем телефоне…
– И что же ты там нашла? – спрашивает Андрей, немного хмурясь.
– Я смотрела видео…
Он даже не переспрашивает, какое. Просто опускает голову. Серьезные разговоры даются мне сложно – намного легче размазывать по коже ласку, нежели пепел и сажу.
– И что теперь? Поругаешь меня? Скажешь, что так делать нельзя?
– Не скажу, но так и вправду нельзя.
– Зато можно так, как они делали? Вообще я очень рад, что эти несколько лет они жили припеваючи. Судьба не дура, малыш, просто так людей не сводит – они не несли никакого наказания, не сдохли, а сейчас просто получили свою мизерную порцию унижений.
– Я очень боюсь… за тебя.
– Не бойся.
– Ты с ними ничего противозаконного не сделал в итоге?
– Я ничего с ними не сделал, хотя надо было.
– Как ты их нашел?
– Взломал твой «ВК».
– Как? Когда?
– Недавно.
– И что там?
– Думал, какие-то переписки нарою, имена, мало ли. Сначала ничего, а потом заглянул в черный список… и пазл сложился.
Да, они втроем действительно были единственными, кого я отправила в черный список за все время существование моей страницы.
– Просто так. На память.
– А зачем тебе нужно было видео со мной?
– Тебе вообще не нужно было это смотреть.
Вот и я так думаю. Так же, как и не нужно было тебе говорить. Неужели зря тебе доверилась?
– Зачем ты его пересматривал?
– Что? – удивляется он моему вопросу. – Я его не пересматривал.
– Ты попросил себе перекинуть.
– Попросил, но не для того, чтобы пересматривать. Почему ты постоянно надумываешь какую-нибудь херню, ничего не обсуждая со мной?
– Но зачем тогда оно тебе было нужно? Без причины?
– Можно сказать и так.
– Не верю.
– Послушай, тебе не понравится ответ, ты расстроишься и обидишься, поэтому давай закончим. Клянусь, я не пересматривал его. Думаешь, я бы смог вообще нормально смотреть на это? И я удалил это видео. Его больше нигде нет. А если осталось у кого-то – просто сниму ботинок и буду бить своим сорок шестым размером, чтоб проекторы на роже отпечатались. Ничего больше нет, малыш. Все закончилось.
Ответ мне не понравится. Я обижусь и расстроюсь.
– Разве может быть что-то хуже того, что я и так уже придумала?
– В рамках наших отношений – да.
– Тогда тем более скажи мне.
Но манипуляции в нашем случае действуют лишь на меня. Если он решил что-то, то переубедить невозможно.
– Прошу, забудь об этом.
Что я могу против него? Как противостоять? В который раз убеждаюсь, что Андрей сильнее, умнее и продуманнее. Что я могу – немощная и бессильная, – если он страшнее и хитрее любого монстра?
– Просто верь только мне. Хотя таким мудакам, конечно, проще не верить.
– А я верю.
И если ты говоришь, что мне лучше не знать, я угомоню любопытство и доверюсь. Будет сложно, но это меньшее, что я могу для тебя сделать.
Я тебе верю.
Хочу быть с тобой.
Хочу завести с тобой щенка, чтобы когда-нибудь, когда мы будем просыпаться вместе, в одной кровати, он будил нас, вскарабкиваясь на наши лица как на гору.
– Можно я у тебя тоже кое-что спрошу? – хриплым голосом произносит он, гладя мою спину подушечками своих пальцев.
– Можно.
– Твоя мама давно умерла?
– Эм, мама… – Его вопрос застает меня врасплох. – Ну…
– Не отвечай, если тебе больно об этом говорить.
– Все в порядке. Просто немного неожиданно для меня говорить о маме. Она умерла, когда мне было четырнадцать лет. Все началось из-за воспаления легких. Ей долго не могли поставить диагноз, а потом было уже поздно. Она умерла буквально за несколько дней, когда мы думали, что болезнь уже отступила, – зачем-то я рассказываю ему все, хотя он просто спросил, когда она умерла. – Папе было тяжело.
 
– Прости, не нужно было затрагивать эту тяжелую тему.
Андрей всегда очень заботлив, но сейчас по-особенному – будто я хрустальная ваза в его руках.
– Я люблю тебя, – невольно говорю я, потому что хочу заполнить молчание чем-то приятным.
– Даже шанса себя разлюбить я тебе не дам.
Можешь давать – хоть сотню, хоть тысячу, но я ни одним из них не воспользуюсь.
* * *
Хочу выбросить некоторые пакеты, в мусорке вижу кучу осколков посуды, больших и маленьких.
– Что это?
– Да Луна пыталась разбить тарелки о мое лицо, когда уходила.
– Понятно.
– Чего загрустили?
– Не хочу о ней вспоминать. Не говори о Луне никогда.
– Все-таки ты меня ревнуешь, – победным тоном констатирует Андрей.
– Да, я ревную! Я очень сильно ревную и не хочу, чтобы ты вспоминал о ней! Ругаться будешь?
– Нет. Мне приятно.
– А дети тебя любят, – неожиданно говорю, потому что еще не успела сказать этого.
– Хоть к ребенку не ревнуй.
Вопрос ревности решить не успеваем, потому что я слышу легкую вибрацию из коридора и бегу, чтобы взять телефон с тумбочки.
Папа.
– Да, пап, – отвечаю, глядя на Андрея, который пошел следом за мной.
– Сколько раз я тебе звонил? – резко спрашивает папа.
– Что?
– Если через двадцать минут тебя не будет дома, я этого урода закопаю.
Теряю дар речи и не понимаю.
О ком он говорит, если думает, что мы с Владом?
– Пап, ты чего?
– Бегом домой, я тебе сказал.
Папа кладет трубку. В груди леденеет страх. Дрожь усиливается. Дышать становится нечем.
За двадцать минут отсюда добраться нереально, разве что на ковре-самолете.
– Что случилось?
Я смотрю на экран – девятнадцать пропущенных от папы.
Девятнадцать… Ладно если бы просто пропущенные, еще и куча сообщений от Влада.
Звонил твой папа. Просил дать тебе трубку.
Капец я испугался! Мне кажется, он что-то понял.
Предупреждай хоть, если мной прикрываешься!
Блин, возьми трубку!
Лиза!!!
Ну все, он снова звонил
Да где ты ходишь?!
Короче напиши
– Кажется, папа знает, что я с тобой. Он такой злой.
Меня снова накрывается тоской. Не может быть все хорошо. Не может.
– Не бойся, мы найдем что ему сказать.
– Не надо, я сама.
– Нет, раз уж он в курсе, самое время нам познакомиться.
Глава 20
Праздник грусти 
– Нет, я пойду с тобой. – Андрей стоит на своем, упертый, но я понимаю, что если сейчас он пойдет со мной и встретиться с папой – чье настроение ухудшится еще в десятки раз при виде него, – будет плохо.
Будет плохо всем, а мне в первую очередь.
– Нет, не пойдешь.
– Я же сказал…
– Пожалуйста, – не даю закончить, потому что не выдержу ни слова в его свирепом тоне, – я сама папе все объясню.
– Что ты ему собираешься объяснять? И с какого вообще хрена? Он тебя будет запугивать, а ты перед ним еще оправдываться должна? Давай все, что нужно, ему объясню я.
Андрей выливает на меня всю злость, которой он переполнен. Иногда даже кажется, что из всех моих знакомых Андрей единственный, кто так ненавидит моего папу. Каждый раз он демонстрирует пренебрежительный тон, максимальную ненависть и непонимание – почему я слушаю его, почему боюсь расстроить. Я просто уверена: он сам хочет, чтобы между нами были такие отношения. Чтобы я отчитывалась, но только не перед папой, а перед ним.
Андрей настолько сросся с ревностью и жестокостью, что они для него – нечто само собой разумеющееся.
– Андрей, он меня не запугивает, это же мой папа!