Любовь без розовых соплей (СИ)
Моя сотканная из морской пены и солнечного цвета сладко-соленая, огненная, жаркая, жадная и щедрая одновременно Женщина вновь перевернула этот когда-то простой и понятный мир. В очередной, уж который раз за прошедший с нашей первой встречи год.
Это хорошее, это плохое. Это добро, это зло. Что тут непонятного?
Да все непонятно.
Потому что без плохого мы не ощущаем того хорошего, что приходит в нашу жизнь. Без зла забываем, что надо творить добро. Без тени не радуемся свету.
Я вынужден оставить ее и дочку в этой небольшой деревушке. Это плохо.
Но надежнее и комфортнее места для моих двух драгоценных существ невозможно и придумать. Это хорошо.
Она выглядит уставшей и прячет от меня взгляд. Это плохо.
Но покраснела и смутилась, заметив жадный мой. Это хорошо. Наверное.
Я впервые понял, что в состоянии убить человека. Это хорошо.
Но пока не знаю, как до него добраться. Это плохо.
У меня есть ДОЧЬ!
И это просто… космос. Новый, совсем недавно родившийся, нежный, трепетный, прекрасный, ослепительный в своей пахнущей медом и материнским молоком невинности космос.
Но и она, и ее красавица мама носят не мою фамилию. И это срочно надо исправлять. Потому что это неприемлемо!
Я набрал ее номер уже сотню раз. И только садясь в самолет, понимаю, что она, скорее всего, просто сменила симку. Упущение с моей стороны не догадаться об этом. А теперь я на целую неделю теряю возможность слышать ее, переписываться и требовать ежедневного фотоотчета о жизни моего ребенка. И я это исправлю.
Я исправлю все. Но надо составить тщательно выверенный план.
— Нил, это что за выкрутасы? — недоумевающе гудит в трубке знакомый голос. — Я тут вовсю ставки делаю на то, как скоро ты займешь мое место, а ты выпендриваешься? Что за вожжа тебе под хвост попала?
Дядя Витя явно расстроен и даже сердит.
— Привет, дядя Витя. Я тоже рад тебя слышать, — ухмыляюсь я в трубку.
— Не увиливай, парень. Я о серьезных вещах с тобой разговариваю, — в его голосе прорезывается металл, от которого обычно его подчиненные готовятся падать в обморок и срочно ползти либо на кладбище, либо на рабочее место. Да только все его серьезные вещи не идут ни в какое сравнение с моими.
— Есть причина, дядя Витя. Намного масштабнее и глобальнее, чем весь нефтяной бизнес вместе взятый.
— Хм, — пауза, невнятное бухтение и ворчливое: — Баба, что ли?
— Прекрасная, чудесная, восхитительная женщина, дядя Витя. Которая так заразительно смеется, что даже ты не устоишь. И влюбишься в нее с первого взгляда.
— Не понял, — недоумевает родственник.
— Ты стал дедом, дядь Вить. Двоюродным, но все же, — уже не могу сдержать шальной, от уха до уха улыбки.
— Что? Когда? Ты же развелся вроде. Как успел-то? А мать твоя, сестрица младшая моя что, не в курсе до сих пор?
— Никто не в курсе. Ты пока первый. Но я надеюсь, что пока никого не поставишь в известность. Ты же у нас единственный умеешь хранить секреты?
— Ёпта, племяш! Ты серьезно?
— Серьезнее некуда.
— И… ты уверен?
— На все сто пятьсот.
— Эм-м-м, так а увольняться-то зачем?
— Потому что моей дочке и ее маме будет плохо в Москве. Я возвращаюсь домой, дядь Вить. Это окончательно и обсуждению не подлежит.
— И ты вот так все бросишь и…
— Дядь Вить, карьеру я построю где угодно. Ты меня знаешь. А такие женщины встречаются всего раз в жизни.
— Ну… поздравляю, племянничек. Раз ты уверен.
— Спасибо, дядь Вить.
— Помощь точно не нужна?
— С карьерой? Нет. Но есть другая просьба. Личного характера.
Разумеется, не все так просто с увольнением, когда ты достигаешь определенного положения в такой компании. Но все решаемо. Пусть и чуть дольше, чем я хотел бы. В конце концов, что такое месяц, освещенный яркой целью, по сравнению с предыдущими девятью, прожитыми во мраке тусклой рутины?
Теперь каждая пятница для меня почти Новый год. Вернее, его самая любимая часть — предвкушение праздника и подготовка к нему. В этот день я получаю все заказанные в течение заканчивающейся недели коробки и упаковки. И везу их электричкой, самолетом и машиной в один небольшой, но уютный домик в тихой деревне, где не все рады меня видеть. Они привыкнут. И поймут. Рано или поздно. Я всегда добиваюсь своего. Особенно если это свое настолько важно для меня.
И потом, я приезжаю не в гости. А по делу. Каждый раз по очень важному.
— Как ты узнал, где я живу? — спрашивает она, смешно сморщив нос. И я понимаю ее недоумение. Даже эта скотина, мой бывший босс, не знал точного адреса, хотя я вытряс из него всю душу. Кроме того, что это где-то за сто километров от нашего города. И он не врал.
— У твоего папы, красавица, есть свои секреты, доча. Даже от твоей замечательной мамы. Пойдешь ко мне на ручки?
Я бы и твою глупую маму сгреб в объятия, если бы она хоть на секунду дала мне понять, что не против. Но пока на сердце теплеет от того, что хотя бы Дарья Даниловна — Даниловна! Слышите? — чуть не выпрыгивает из крохотных ползунков, когда я протягиваю ей руки.
Моя жена, которая пока не знает о своем грядущем новом статусе, с явной тревогой наблюдает, как я держу ребенка. Но придраться не к чему. Я просмотрел много обучающих видео и прочитал кучу специальной литературы. Я подготовился.
— Я уже только в самолете сообразил, что ты просто сменила номер телефона. Поэтому вот, держи. — Я протягиваю коробочку с новым смартфоном на две симки. — Одна там уже стоит. В ней забит мой номер. Для вас он доступен круглосуточно. Если я в самолете, сработает автоответчик. Все остальное время я на связи. Ты же будешь звонить папе, доча? Да?
И в довольном детском «агу-агу» я слышу торжественное обещание и звонить, и писать, и присылать сотни ежедневных фоток.
Вот Даша плавает. Вот она принимает солнечные ванны. Вот так она держит деда за пальцы. Вот так улыбается бабушке. Ползает. Играет с погремушкой. Облизывает дольку яблока. Зеленого. Красное нельзя. Есть крохотный, но шанс поймать аллерген. Твоя мама умница. Все делает идеально.
— Смотри, какой красивый пеленальный столик папа тебе привез.
— Данил, у нас есть пеленальный столик.
— Мой удобнее.
Так и есть.
— Вот, доча, это прыгунки для тебя.
— Данил, ей рано еще.
— Ничего, — пожимаю плечами я. — Время пролетит незаметно.
И время действительно летит.
Ходунки, три вида колясок, манежик, матрасик, веселые разноцветные бортики в детскую коляску, люльки-переноски, автокресло для новорожденных, стульчик для кормления. И каждый раз пакеты с новыми детскими нарядами: на сейчас, на вырост, на холодное лето и теплую зиму, на дождь и снег, на утро и вечер, для прогулок и для сна. В небольшой мансардной комнате уже нет свободного места для всего того, что привожу я каждое утро субботы.
Я оставляю машину неподалеку, у одной милой бабулечки, что каждый раз лукаво подмигивает мне и машет из окошка, мол, заезжай. Выпиваю с ней чашечку душистого чая, болтая ни о чем, и, собрав привезенное, тихо иду по тропинке.
Всякий раз, прежде чем открыть калитку, я с легкой ревностью наблюдаю за утренним ритуалом старого капитана и его обожаемой внучки.
Огромный седовласый мужчина, бережно прижимая к груди драгоценную ношу, медленно ходит по садику, баском приговаривая:
— Здравствуй, небушко ясное, здравствуй, солнышко прекрасное. Здравствуй, ветер могучий, здравствуй, шиповник колючий. И тебе, крапивушка жгучая, и тебе, водица текучая, здравствуйте от Дарьи Малышевой, девицы здоровой, красивой, счастливой.
Прекрасный обычай. С одной поправкой.
Девица Дарья Громова. Громова. Не Малышева.
И я понимаю тебя, капитан. Так приятно слышать свою фамилию, данную новому человечку, новой жизни, новой вселенной. Но это МОЯ вселенная. И очень скоро ты будешь вынужден с этим смириться.
И вообще, тебе в любом случае придется начать разговаривать со своим будущим зятем.