Все люди севера (СИ)

Например, до Ракель. Она стиснула зубы, вслушиваясь в каждое слово. За ворота гонцов не пустили, поэтому отец и братья высокомерно взирали на них со стены, как если бы эти деревянные палки, сложенные в подобие защиты, смогли спасти здесь хоть кого-то от армии конунга Скалля. От его северного полчища. 
Но, конечно же, отец будет до последнего считать, что Урнес несокрушим. Совсем близко к ним не так давно город Гаулар сдался без боя, хоть ярл Хундольф на тинге[1] месяц назад кричал громче всех, что не только не сдаст город какому-то самозванцу, но и лично пронзит этого наглеца. 
Интересно, думала Ракель, что именно заставило ярла передумать? 
Ходили слухи, что северный щенок буквально без боя подчинил себе город Харстад, из которого начал своё долгое путеществие. Ещё говорили, что он был богом, который родился и вырос в этом городе. Слухи ходили разные. И что он подчиняет разумы одним своим голосом, и что завораживает своим взглядом. Каждая история о новых победах конунга Скалля обязательно рассказывала о его новых чудесных силах. Иначе как люди могут сдавать города этому захватчику без боя?
Ракель изнывала от любопытства.
- Отец! - она подбежала к ярлу и встала между ним и своими братьями. - Я слышала гонца. Что мы будем делать? - глаза ее горели от томительного ожидания. 
Ракель надеялась, что по её лицу отец не сможет понять, что она будет рада, если город сдадут новому сильному вождю. Потому что хуже правителя, чем Хрут, придумать было сложно. Подходила к концу третья зима их тяжелого голода, но ярл Урнеса всё ещё считал, что люди только придумывают себе несчастья. Он никого не хотел слушать, а сам был туп и слеп.
- Я не звал тебя, Ракель, ты не должна была ничего слышать! 
- Весь город слышал, гонец постарался на славу, - фыркнула Ракель, чем заслужила презрительные взгляды обоих братьев. - Завтра утром армия войдёт в наш город?
- Ты считаешь, что твой ярл, его армия и город сдадутся какому-то сопляку после одной угрозы? Они бы взяли город давно, если бы могли. Это обычный мальчишка, который считает, что запугает нас слухами, - отмахнулся от неё отец.
- Но Гаулар сдался. И это совсем не слухи, - Ракель старалась поспевать за братьями и отцом, которые стремительно шли к длинному дому, чтобы скорее погреться у огня.
- А, - скривился ярл. - Хундольф всегда был трусом. Его бахвальство известно отсюда и до Нифльхейма, но на деле он обычный болван.
Старший брат, Реки, рукой отодвинул Ракель в сторону, когда она стала путаться у него под ногами. Он был высокий и широкоплечий, возвышался над своей сестрой и даже над своим младшим братом на две головы. Из-за своего роста он часто путался в своих ногах. Это было его проблемой ещё с самого детства, о чём отец не забывал указывать старшему при любом удобном случае. Вот и сейчас Реки чуть не споткнулся о сестру. 
Реки заворчал и что-то пробубнил, приказывая Ракель пойти прочь и не мешаться. Но Ракель давно привыкла к его ворчанию, поэтому даже и не думала обращать на него внимание. Она отмахнулась от здорового брата, как от огромной навозной мухи. 
- И всё-таки многие города сдались. Ты думал почему? – не унималась Ракель, снова оказываясь рядом с отцом.
- Мне некогда думать о других городах, мне надо защищать свой, - ярл Хрут помотал головой. - Защищать своих людей, свою семью. И тебя, кстати, тоже.
- Я могу за себя постоять, - прорычала девушка.
- Твои братья тебе поддаются, не стоит думать, что ты справишься с тем, кто по-настоящему хочет тебя убить, - процедил отец сквозь зубы, а вот братья Ракель загоготали.
- Тыбли-грыали[НГ1] -жетрили! – пробулькал второй брат Ракель – Рауд – и засмеялся так, что слюна полетела в разные стороны. 
Два года назад во время похода его лицо изуродовала мощная секира, поэтому теперь только он один мог смеяться над своими остроумными шутками. Ракель, Хрут и Реки посмотрели на него с отвращением. 
- Спрячься вместе с женщинами и детьми, когда придет время, - ярл толкнул Рауда в грудь, отодвигая его подальше, чтобы слюна не долетала до его лица. – И не перечь своему отцу, Ракель! – он кинул гневный взгляд на дочь.
 
Ракель встала как вкопанная, её ноздри раздувались от гнева. Как же надоело такое обращение! Отец всегда считал женщин неудачными версиями человека. Спать с ними он был рад, но сама мысль, что кто-то из женщин станет частью его рода была омерзительна. 
- Соберите к вечеру совет, я объявлю людям о своём решении, - он обратился к Реки: - Найди козу и отдай Ингмунду, чтобы принёс её в жертву Одину перед нашим сражением, - Хрут бросил недовольный взгляд на помрачневшую Ракель и жестом приказал молчать, когда она открыла рот. - Начинайте готовить город к осаде.
На этих словах ярл Хрут со своими сыновьями отправился к длинному дому. Ракель же осталась стоять на дороге. Снег опускался на ее волосы и тут же таял от жаркого гнева, который она испытывала.
- Глупец! - рявкнула она, а некоторые прохожие обернулись.
Будь у неё хоть немного власти или просто право голоса, она бы смогла призвать народ обдумать всё, но будучи обычной женщиной ощущала себя пустым местом.
- А что думаешь ты сама? - услышала она голос рядом с собой.
Повернувшись, Ракель увидела братьев Фюна и Эту, которые наблюдали за ней из-под крыши своего небольшого дома. Огромные и совершенно одинаковые, если не считать разный набор шрамов на лицах и руках, а еще по-разному сбритых волос. Не обладающие большим умом, но с добрыми сердцами и силой настоящих медведей.
- А разве это имеет значение? - Ракель скрестила руки на груди.
- Всё имеет значение! – воскликнул громогласно Эта.
- И ничего уже не имеет значения, - гоготнул Фюн и развел руками. - Но вот, что важно. Как ты и сказала, Гаулар сдался без боя. Народ из Харстада тоже покинул свои дома, отправляясь в путь с этим северным мальчишкой. Разве есть кто-то, кому не интересно знать почему?
Его брат покивал косматой головой.
- Моему отцу, - буркнула Ракель.
- Я бы предпочел сначала послушать этого конунга, - задумался Эта и почесал мощную шею.
- Он несет весть о рагнарёке, вы слышали? - вздохнула Ракель и подошла поближе к братьям, чтобы их разговор стал тише. - О вечной зиме, что уже опустилась на самые северные народы: на Холугаланд, на Финнмёрк... Могло ли это заставить людей бросить свои дома навсегда и отправиться на юг?
- Или он влез в их головы и заставил пойти войной на все народы, - Фюн понизил голос, наклонился к лицу Ракель и постучал пальцем по своему лбу, создавая приглушенный пустой звук. – Чтобы стать конунгом всего севера, понимаешь?
- Если сила его так велика, то у нас не будет выбора, – вздохнула девушка.
- Но я не хочу, чтобы какой-то мальчишка подчинил себе мою волю и управлял мной, будто ребёнок деревянной игрушкой! - Эта ударил себя кулаком в грудь и распрямил плечи, демонстрируя решительность.
- И тогда нам всем лучше умереть, отстаивая свой город? 
- Тоже нет, - помотал головой Фюн и крепким ударом по плечу осадил брата. – Сама ведь знаешь, боги давно молчат. Уже третья зима заканчивается, а весны мы не видели. Чем мы смогли запастись? Рыба и та ищет места потеплее, - он поежился.
Ракель задумчиво кивнула. Три года назад впервые была холодная весна, за которой пришло холодное лето. Они потеряли около трети урожая, но смогли справиться, потому что совершили несколько набегов на южные деревушки. Пережив зиму, они столкнулись со второй холодной весной, которая забрала у них половину урожая. Сейчас же, когда третий год холодов приближался к концу, в их городе не осталось ничего. Люди умирали, а те, кто пережил эти страшные годы, сильно похудели и озлобились. Часто люди дрались за еду, но ярл Хрут перестал считать это преступлением. На своем суде он щадил многих, поэтому вскоре Урнес перестал быть безопасным местом. 
- Думаете, что рагнарёк и правда надвигается? – прошептала Ракель.
- Одни боги знают, что у нас тут творится. Холодно, как у великанов в носу, а земля отказалась взращивать наш урожай. Даже самые стойкие коровы в этом году испустили дух. У нас одна только Хильда осталась, - братья дружно кивнули в сторону одинокой тощей коровы у них за плечами. - Да еще собачимся все как старые бабы... Все наши ярлы скоро друг друга поубивают за одно зернышко, что уж говорить о северном полчище! Точно знаю только, что я хочу жить. И есть досыта, чтобы не выронить свой топор в сражении.