Вася Красина и Бюро Изменения Судеб (СИ)
Буквы прыгали из-под ручки, дрожали, плохо складываясь в корявые слова. Получалось криво, но Алия не замечала. Закончив, подошла к детским кроватям и разбудила девчонок. Взяла Бибку на руки, пытаясь подавить дрожь, Анельку за теплую ручку и повела к окну. Так всем будет лучше. Детям. Ей. Проблемы уйдут. А Тимур... Пусть мучается, как все эти годы страдала она. Она больше о нем думать не будет.
— Мы идем гулять? Гулять идем, да? – лепетала Анель, но Алия все решила. — Мам, тогда надо одеться…
***
Алена задыхалась от боли, набирая смс в рабочий чат. Вся сцена проигралась перед ее глазами как мрачный, реалистичный спектакль. Уход Тимура. Ступор Алии несколько долгих часов, вдруг огромный выброс энергии. Молчаливый и этим чудовищный. Осознание было внезапным. Затем падение фигурок. Одной, второй, третьей. Потрясенные соседи, что оказались на улице в этот злосчастный час. Крики, моросящий дождь, серое небо. Срочный вызов скорой, дурно громкие звуки сирены, подъезжающей к месту происшествия кареты. Констатация фактов людей в белых халатах:
— Женщина мертва. Старшая девочка тоже. Младшая еще дышит. Срочно в госпиталь. Даст Бог довезем.
— Состояние критическое, открытая черепно-мозговая. Поехали-поехали!
— Полицию вызвали?
— Вон они, заезжают во двор.
А до этого внезапный страх и финальная мысль, что «Все. Совсем все». Удар.
Алена плакала, не в силах справиться с эмоциями после видения. Время истекало, близился один из худших дней на работе, если ничего не изменится. Вероятность события поднялась до восьмидесяти четырех процентов. Это критически много.
Видеозапись стала настолько четкой, что Алена видела стеклянную пустую решимость в расширенных зрачках Алии, ее плотно поджатые губы, даже капельки пота, выступившие у нее на лице, учащенное дыхание, часто вздымающуюся женскую грудь, пьяную шаткую походку.
Алена будто слышала мысли жертв, читала по лицам эмоции. Эти чувства безысходности и эгоизма, подписавшие приговор не только себе, но и дочкам. Матери, всем родным, даже Тимуру.
Она видела искреннее любопытство на личике старшей дочки, когда ту поставили на подоконник. Испуг от случившегося после толчка. Девочка взмахнула руками и, толком ничего не поняв, закричала, начав падение. Сразу заплакала младшая, но даже это не стало для Алии остановкой. Потом она залезла на подоконник сама и, не раздумывая ни минуты, в слезах шагнула прямиком в пропасть. С шестнадцатого этажа.
Переходя грани, ч.1
Я влетела в кабинет к Алене первой. Фраза «Жду в офисе» была у нас кодовой. Мы договорились, что если вдруг что-то случится по делу Шурзиной, она позовет именно так. Почти белая, как мел, Алена, сидящая безвольно в кресле, откровенно меня напугала. Если бы не выразительный угрюмый взгляд, можно было подумать о худшем. Хотя, разве не худшие новости могут так довести человека? Всегда спокойного, но при этом весьма и весьма жизнерадостного. Поэтому я сразу же бросилась к Петровиченко с расспросами, надеясь оказать ей поддержку.
— Ты в порядке?
— Плохо. Видео слишком отчетливо. Я чувствовала боль Алии.
— Хочешь воды?
— Нет. Не нужно.
— Ведь еще ничего не случилось, да? И время есть. – Я говорила мягко, настойчиво, надеясь, что получится передать уверенность в лучшем, хоть немного успокоить коллегу. — Но почему? Алена, почему ты это испытываешь?
— Вот такая я особенная, — печально улыбнулась она. — Мне легче видеть надпространство в цветах и эмоциях. Кому-то легче в видениях, кому-то в цифрах.
— Почему ты терпишь такую боль? – я не понимала. — Ты ведь можешь и отказаться от такой нервной… работы.
— Могу. Но у каждого свой путь развития. Каждый из нас уникален. Все люди особенные. Все, без исключения. Но люди не замечают ни знаков, ни чудес вокруг себя, не хотят слушать и слышать. Ты готова, я готова, они нет. Поэтому так получается. Одни страдают, другие наблюдают за чужими страданиями. Мой путь лежит через чужие. Через них я осознаю, что моя жизнь прекрасна, что бы в ней не происходило. Как важно выбирать себя, не позволять себя унижать, как важно управлять своей жизнью, пока ей не стал управлять кто-то другой. Так я понимаю, что от жизни много не надо. Как прекрасно видеть синее небо, наслаждаться вкусной едой, общаться с людьми, которые меня понимают, поддерживают. Их очень не очень много, но все они настоящие. Как прекрасен ум и человеческое тепло в сочетании. Как здорово заниматься любимым делом, получая удовольствие от процесса.
Я внимательно слушала Петровиченко и понимала, что уже влюблена. В человека-стержень, человека-якорь, в человека, который умеет радоваться пустякам. Она была счастливой, наслаждаясь простыми мелодиями жизни, и этим притягивала. Я хотела с ней дружить, а после ее последних слов так особенно.
Едва Алена закончила, как пришли Настя и Макс, через пять минут влетел взъерошенный и распаленный новостями Глеб. Еще один сотрудник бюро, кому будущее открывалось быстрее всех остальных. Бурова не было, хотя сообщение пришло и ему. Долго ждать не стали, потому что шеф всегда появлялся вовремя. Если не пришел, значит, ему не нужно. А, может, все было банальнее: Михаил мог быть просто занят.
Мы приступили к работе. Сердце глухо стучало, когда я смотрела видеозапись, показывающую страшный фильм. Лицо Алии было четким, как и лица ее дочерей. На них читались эмоции. На последних минутах я закрыла глаза. Не смогла видеть их... на тротуаре. Испуганные лица немногочисленных свидетелей трагедии, что оказались в эти минуты на улице.
— Когда это произойдет? – спросила я, едва все прекратилось.
— Послезавтра. Утром. Между шестью и семью часами.
— Фу-у-ух, значит у нас время есть.
— Критическая черта. Причина: уход Тимура. У нас нет ничего, что может изменить вероятность.
— Так не бывает. Всегда можно что-то придумать.
— Но почему? Почему она это сделает?
— Я попробую объяснить, — ответила Кошкина Настя. – Возможно, Алия будет находиться в состоянии тяжелого аффекта после плохих новостей. Чувство отчаяния, безысходности может привести к неадекватным поступкам. Если в это острое состояние она включит не только себя, но и детей, а мы это видим в вероятности, то свершится полноценная трагедия.
— Это больше на психическое расстройство похоже. Причем тяжелое. Тут нужны психиатры, — произнес Максим. – Вызвать их незадолго до происшествия и пресечь вероятность на корню. Это вариант.
— Мы не имеем право вмешиваться так кардинально, Макс, — отвергла идею Настя. – Сколько раз мы это уже проходили? Нельзя влиять на чужие судьбы, нарушая свободу выбора даже тех, кто хочет наложить на себя руки. А жизнь в абьюзе — это не про психическое здоровье. Жертвы могут долго терпеть. Потом раз и срыв. Это когда «не могу больше». Такой точкой может стать что угодно. И ты это знаешь. Она не просто захочет убить себя, но убить в себе образ мужа, причинить ему вред. Если он любит детей, то может и через них побольнее ударить.
— Еще это могут быть какие-то таблетки, химия, — продолжал размышлять Макс. – Что вызовут этот аффект.
— Практически исключено, — ответил ему Глеб. – Я проверил все факторы. Нет никаких влияний мутабельных планет, звезд и жребиев.
— Но острое нарушение восприятия реальности у Алии произойдет, — высказалась я. – Нужно ее как-то вытащить из этой ямы. Нужно что-то, что даст ей сил. Нужна поддержка.
— Ты не в счет. Она тебя видеть не хочет, — с усмешкой произнесла Настя. – А ведь могла прийти к ней в последний момент.
Могла, но не судьба. И так бывает.
— А я знаю, что делать, — произнесла ответом Насте. – У меня есть план.
— Какой? – раздалось сразу три голоса.
Лишь Алена сидела молча, сложив руки перед собой, и внимательно слушала. У меня же созрела идея. Она зрела еще со вчерашнего дня, с разговора, который меня поддержал, расставил все точки над «i», определив настоящие ценности. Поэтому для меня было очевидным, что уж если кто и сможет сбить настрой Алии выброситься из окна, так это ее мать. Ее мама. Если будет говорить правильные вещи, если подарит любовь, напомнит дочке, что у нее есть защита несмотря ни на что.