Вася Красина и Бюро Изменения Судеб (СИ)

Алие было очень обидно. Все снова зашло в тупик. Она уже не знала, что думать. Во что верить. Где искать выход. Может, она сама разозлила Всевышнего сегодня, когда звонила в дурацкие фонды? Спугнула свою удачу и теперь ей пришло наказание? А ведь это идея Василисы была. Снова эта странная женщина! Не было бы ничего, не будь с ней знакомства. Худшим в жизни был тот самый день, когда они встретились в парке.
  
О тупике и невозможности что-либо изменить
 
Наступила суббота. Я гуляла по парку с Браксом. Неподалеку высилась многоэтажка, в которой жила Алия. Позавчера Буров меня уволил, но коллеги вступились и выторговали несколько дней. До события осталось два полных дня, не считая сегодняшнего.
Сюда я приехала утром, надеялась встретиться с Алией. Это была бы случайность. Я хотела извиниться перед ней, помириться, если получится. Пару раз ей звонила, писала в мессенджер, но абонент не отвечал. Наверное, она бросила мой номер в черный список и по-прежнему не хотела общаться.
В офисе остаток четверга и пятницу я слонялась без дела. Макс и Настя пропадали на выездах, Алена и Глеб ничего нового не сообщали. Ситуация почти стабильна, процент вероятности наступления события подрос на десять процентов, но еще находился в приемлемых границах. Эмоции Алии поддерживаются на привычном уровне.
Обида – восемьдесят пять процентов. Злость – тридцать. Растерянность – двадцать. Уныние – шестьдесят пять. На экране монитора я видела серые вспышки, перемешивающиеся с черными, красными. Реже желтыми, белыми.
Что-то происходило. Я это чувствовала, как затишье, которое всегда наступает перед свирепой бурей, как штиль на море за пару дней до сильнейшего шторма. Как паузу, за которой случится развязка.
Несколько раз я выходила в надпространство, искала там Алию, видела все тот же аят, который обвивал ее клешнями и высасывал жизненные силы. Так я видела, хоть и знала, что это люди добровольно все отдают, играя в игру этой матрицы. Управлять эмоциями чрезвычайно трудно, но возможно. Я видела, как справляются Буров и Макс, и намеревалась этому научиться. Не падать из крайности в крайность, не зацикливаться на обстоятельствах, а пока перетирала случившееся, пытаясь найти вариант.
Две ночи снился один и тот же сон. В этом сне я видела женщину в красном платье, стоящей на краю обрыва. Еще знала о порывах ветра, видела серость и черные тучи на небе. Тем ярче выделялось на этом фоне алое пятно. Дважды пыталась приблизиться к женщине, но никогда не успевала. Незнакомка падала вниз. Не нужно никаких сонников, чтобы понять, как я переживаю, что не могу больше влиять на события.
Зазвонил мобильный. Я вытащила его из рюкзака, с улыбкой отметив абонента. Звонила мама, моя кровинка, родной человек, скучавший по мне всегда. Мама жила в пригороде последние десять лет, раз в месяц я обычно наведывалась и проводила с родителями выходные. Знала, что им нужна и старалась отдать все тепло, получая в ответ не меньше.
— Как дела, доня?
— Прекрасно.
— А голос звучит так, что не очень, — скептично от мамы в ответ.
— Ты чувствуешь меня, как бы я не пыталась солгать, - констатировала с полуулыбкой.
— Второй день думаю о тебе, решила позвонить. От тебя все равно не дождешься.
— Обижаешься на меня за это?
— Нет, — спокойно ответила мама. — Я захотела тебя услышать, вот и позвонила сама. Ну, рассказывай. Что у тебя там стряслось? Меня не проведешь. Сны нехорошие снятся.
Что ж. И мне, Василисе Красиной, иногда нужен личный психолог. Нет, мама психологией не занималась, но была очень мудра, поэтому я с удовольствием рассказала ей о происходящем. Не слишком подробно, вряд ли бы она поняла что-либо о надпространстве, аятах, но пытаясь передать общий смысл. Что случилось в офисе, на работе. Рассказала о своей промашке, как не выполнила приказ начальства, поступив по-своему, о коллективе, кто вступился, а кто порадовался за будущее мое увольнение.
Я не боялась, что меня осудят. Именно сейчас, понимая, как это ценно, когда тебя просто слушают. Просто слушают, не укоряют, не вставляют важно, что надо было думать обо всем раньше. Мама не перебивала, а когда я закончила, произнесла:
 
— Знаешь. Может, ты и ошиблась, но с кем подобного не бывает? Все мы хороши. Что бы ты не натворила, я все равно тебя люблю больше всех. А люди… у них своя голова на плечах. И пусть несут ответственность за себя и за тех, чью они взяли на плечи. Найдешь другую работу, если здесь ничего не получится. Не в первый раз. Значит, не твое. Значит, другая дорога. А на следующих выходных приезжай. Сходим с тобой на речку, погуляем там. Устроим маленький осенний пикник. Бракса давно не видела. Он такой же слюнявый?
— Спасибо, мам, — я растрогалась. – Очень-очень тебя люблю.
— За что спасибо-то? За то, что тебя люблю и принимаю любой? И верю, что у тебя все получится? А если нет, то получится в другой раз? Ну же, Василя, улыбнись. Хватит киснуть.
Я улыбнулась, конечно же. Хмурый день стал светлее от маминого тепла. Поддержка близких, родных всегда имеет значение, и я в очередной раз в этом убедилась. Что бы не происходило, как бы не штормило вокруг, но если есть на кого опереться, кто подставит в нужное время плечо, считай, ты в королевах. Выплывешь из любой передряги и станешь в разы сильнее. Исправишь ошибки, добьешься большего. Главное, об этом помнить.
— Ну, что, Бракс? – бодро спросила я у собаки. — Поехали домой? Я замерзла. Алию мы так и не встретили. Значит, пока не судьба.
  
За два дня до трагедии
 
Алия стояла возле окна и смотрела на улицу. Раннее, совсем раннее утро. Сумерки. Серый дождь, серые насквозь промокшие тротуары, потемневшие от влаги стволы деревьев, превратившие осень в унылость. Запах сырости. Лужи, лужи, лужи. Много луж. Небо решило выплакать все свои слезы. Алие плакать не хотелось. Больше всего на свете ей хотелось сейчас умереть. Сдохнуть. Желательно быстро. 
Кому она нужна с детьми? Никому. 
Тимуру она не нужна! Как ей теперь жить без него? 
Она столько терпела, не делала ему ничего плохого, всегда помогала! Она всегда была ему верной женой! И что получила взамен? За что он ее обманул? Просто взял и предал, бросив с детьми. Разве он ее любил? Ему понравилась другая баба. Красивее, моложе, без детей. Другая женщина для него веселее, умнее жены. Перед глазами появилась картинка, как Тимур ухаживает за другой, как ухаживал когда-то за ней. Цветы, подкупающее обаяние, улыбки, страстные объятья, прогулки по вечерам. Тоска пронзила мучительной болью, окатив с ног до головы. Теперь все это достается другой, и сколько времени он с ней встречается? Несправедливо. Ох, как несправедливо!
Да пусть он катится в ад! Она не даст ему наслаждаться жизнью. Он будет страдать. А вот она страдать не будет. Она не позволит себе мучиться, не позволит быть в груди этому тягучему чувству, рвущему ум и чувства на части. Будто внутри завелся яростный зверь, что рвет клыками и когтями все ее нежность, заботу. Ласку, внимание. Ее любовь. И любовь ее дочек. 
А девчонки? За что им такое? Вырастут, встретят мужчин, которые их не заслуживают. Они повторят ее судьбу. Ведь дети всегда повторяют… Как жаль. Впрочем, есть выход. Она прекратит их мучения. Зачем им мучиться, зачем страдать, когда можно все быстро закончить? Этот мир не для них. Дрожащей рукой Алия вытерла со лба пот. 
Тимур тоже не заслуживает детей. Их она ему не оставит. Нет и Нет. Он их любит? Так вот пусть умоется потом своей болью, когда поймет, что потерял. А потерял он любовь. И вот когда все поймет, то пусть живет со своей стюардессой, шляется по другим бабам, заводит новых детей. Если сможет. А он не сможет. Всю жизнь над ним будет висеть вина за то, что не смог сохранить счастье. За то, что пренебрег семьей в угоду похоти. За то, что не ценил. 
Другого выхода нет и не будет. Несколько секунд мелькнут быстро, всего лишь один сильный удар. Слегка покачиваясь, будто выпила не меньше трех бокалов вина, Алия подошла к столу, достала чистый лист, ручку. Наклонилась и стала писать: «Я устала от жизни. В своей смерти никого не виню, но те, кто виноват, себя узнают. Простите».