Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд (СИ)
Я не должна переживать о нем, но сердце само ускоряет бег, а во рту пересыхает от страха.
Отмерев, направляюсь к ним. Пора уводить Туманова отсюда, чтобы он ни на кого из родственников мальчишки больше не нарвался.
— Наших бьют! — вопит где-то сбоку Васька, зазывая остальных на помощь, и пулей пролетает мимо меня.
О нет…
Глава 13
Агата
Василиса буквально на глазах обращается в маленького бешеного тигренка. С грозным рыком несется на «врага», целится ему прямиком в ноги, чтобы сбить, но…
— А ну иди сюда, — в паре прыжков от амбала ее перехватывает Адам. — Не буянь, ты же девочка, — уговаривает брыкающуюся Ваську.
Тем временем я хватаю за одежду Макса и Ксюшу, которые тоже рванули «восстанавливать справедливость». Заставляю их притормозить и дергаю на себя. Обнимаю бережно, извиняясь за резкость.
Адам берет Ваську на руки, чуть подкидывает и усаживает на сгиб локтя. Общая картинка, которую они вдвоем создают, затрагивает потаенные уголки моей души, но я тут же хороню эмоции, накрывая гранитной плитой.
Слишком похожи Туманов и Василиса на настоящих папу и доченьку. Но это лишь иллюзия, от которой нам всем будет больно избавляться. Всем, кроме Адама. Вряд ли он чувствует хоть что-то. Танком движется к цели, давит гусеницами все на своем пути.
— У тебя кровь, — пальчиком тычет Василиса ему в лицо, но он уворачивается, чтобы она не измазалась. Ловит ручку, неосознанно щекочет запястье большим пальцем.
— Это кетчуп, — отшучивается, а малышка бровки сводит недоверчиво.
— Все ваши? — хрипит хозяин дома, окидывая растерянным взглядом тройняшек. С едва заметным налетом доброй зависти. Огромный, сильный мужчина, но израненный внутри. Со своей болью. Ведь я точно помню, что Илья у них от донора, а значит… — Из-звините, я решил, что вы… — заикается, возвращая внимание на Адама. И его смущенный тон вызывает диссонанс с внушительной комплекцией.
Дети, в свою очередь, принимают боевую стойку и волком смотрят на большого «зая», будто готовы растерзать его в клочья. И меня их реакция жутко расстраивает. Не заслужил их слепой верности Адам. Подхожу ближе, многозначительным взглядом прошу его отпустить Ваську и мне ее вернуть, но он игнорирует.
— Маньяк? — язвит Туманов.
— Адам, пожалуйста, — хочется стукнуть его за то, что продолжает провоцировать дикаря и подставляться. Но он, покосившись на меня, вдруг сам включает режим «нормального человека».
— Удар у вас хорошо поставлен, — поворачивает беседу в другое русло. — Боксер?
— Фельдшер скорой, но… Было дело, — хозяин спускает сына с рук после молчаливого приказа жены, и тот бежит к маме. — Бои без правил.
— Кто бы сомневался, что без правил, — морщится Туманов.
— Я же извинился, — повышает голос амбал, но Васька фырчит на него недовольно, словно кошка сиамская, и тут же к Адаму жмется. Вторит ей Ксюша, освобождая ладошку из моей хватки, а Макс пыхтит шумно.
— Прекрати, зай, — разочарованно бурчит Елена. — Хочешь праздник мне испортить? — слегка чувствами мужа манипулирует. И прием срабатывает.
— Прости… те, — окончательно сдается большой «зай». — Никита, — пожимает Адаму руку. Благо, тот не артачится. Принимает дружеский жест и поддерживает хрупкое перемирие.
Елена суматошно представляет всех нас мужу, успевая при этом еще раз отчитать его.
— Недосмотрела ты, мам, вот и подрались они, — делает вывод Макс. И вздыхает по-взрослому тяжело. Заставляет меня почувствовать вину и стыд. Особенно, когда задирает голову и укоризненно добавляет: — Мама, ты же доктор, первую помощь оказывать будешь?
Ксюша, услышав эти слова, достает белоснежный платочек из кармашка на юбке. Подзывает к себе Адама, заставляет присесть вместе с Василиской, а потом заботливо, но резко тычет скомканной тканью в его пострадавший нос. Туманов кривится от боли, откашливается, однако не ругает Ксюшу. Наоборот, благодарит «принцессу», а после — посылает мне лукавый взгляд снизу вверх.
— Конечно! Идемте в дом, я дам вам аптечку. Обработаете вашего мужа, как надо, — спохватывается Елена. А тот срывается в хохот от двусмысленной формулировки.
— О, я очень даже не против, — язвит сквозь смех. — Жена.
Нет, я скорее добью его!
* * *Адам
— Разузнал он все, — шипит Агата, взмахивая рукой в сторону дивана. Слушаюсь и сажусь на край. — Продумал, — открывает аптечку, недовольно изучает содержимое, выбирает антисептик и ватные диски. — Не более получаса, — цитирует меня язвительно. — Придурок!
Устремляет взгляд на меня и, опомнившись, обрывает поток ругательств. Видимо, матерится теперь про себя.
Сканирует меня внимательно, останавливается на разбитом носу, к которому я холод прижимаю, вздыхает рвано. В агатовых глазах мелькает огонек сочувствия, но она насильно гасит его. И хмурит идеальные брови.
— Я жертва, между прочим, — хмыкаю в ответ. И беру очередную стопку салфеток. На столике возле меня уже гора использованных.
— Собственной глупости, — отчитывает, как школьника. Касается переносицы пальчиками, ощупывает аккуратно. И это даже приятно. Не сами прикосновения — они как раз боль вызывают противную. А забота женщины, которой ничего от меня не нужно. Непривычно.
Дополняют новую для меня атмосферу голоса тройняшек, что доносятся снизу, из гостиной. Елена выделила нам одну из комнат на втором этаже, а сама вызвалась присматривать за детьми.
Мы с Агатой остались наедине в замкнутом пространстве, и вряд ли наш тет-а-тет может привести к чему-то хорошему…
— Рубашку расстегни, — приказывает она холодно. И с внешним равнодушием важно смачивает ватные диски. Но выдает внутреннее волнение тем, что проливает антисептик.
— Вот женщины пошли, — тяну саркастично. — Все за вас делать надо. Но если ты так просишь… — изгибаю бровь и касаюсь пуговиц на воротнике.
Агата слегка давит на мой лоб пальцем, будто нормально трогать боится, и диктует, чтобы я показал ей лицо. Нависает надо мной так, что длинные смоляные волосы спадают плотной завесой, создавая иллюзию, будто закрывают нас от окружающего мира. Шикарные настолько, что провести ладонью по манящему шелку хочется. Но это будет последнее, что я сделаю в своей жизни.
— Чтобы сильнее не испачкать, — оправдывается Агата, а сама шумно дышит носом.
Хмыкнув, расстегиваю до середины, а чертовка смущенно опускает ресницы и на мгновение взгляд отводит. Да ладно? В свои двадцать шесть мать троих детей торса мужского смутилась? Странная.
Собравшись с духом, Агата подается ближе и начинает сосредоточенно стирать подтеки крови с моего лица. Торопится, спускается ниже. Горячие пальчики соскальзывают с ватного диска и касаются губы. Чертовка одергивает руку, словно ошпарилась. Признаться, это взаимно. Меня успела обжечь.
Секундный зрительный контакт — и я выдавливаю из себя кривую ухмылку, которая так ее бесит. Вот и сейчас действует безотказно. Наслаждаюсь тем, как Агата закипает. И… невероятно заводит меня. По щелчку. Кому я только хуже сделал?
— Не понимаю, почему он вообще напал на меня, — выведя Агату из равновесия, а заодно и себя, удобнее разваливаюсь на диване.
Игнорирую тот факт, что у меня брюки вдруг тесными стали от ее близости. Стараюсь не думать об этом. Зря дразнить себя. Ведь совершенно точно не опущусь до того, чтобы соблазнять такую серьезную женщину. Мне поиграть, а ей жить дальше. Влюбится в меня еще, на хрен надо.
— Он защищал своего сына, — как назло Агате приходится потянуться ко мне. И вновь между нами сгорает весь кислород.
— Мы ведь с тобой знаем, что мальчик ему неродной, — придерживаю ее за талию, стоит ей покачнуться. Агата импульсивно упирается коленом в диван между моих вальяжно разведенных ног. Опасно.
— Есть узы крепче кровных. У них семья. Счастливая, полноценная, разве ты не видишь? Он будет бороться за СВОЕГО сынишку до последнего вздоха. Твоего вздоха, судя по тому, что я видела в саду, — не упускает случая зацепить меня, а я цокаю предупреждающе. — Еще не поздно прекратить все это, Адам. Ты же сам видишь, плохая затея. Неправильная, — укладывает руки на мои плечи, упираясь запястьями. И в глаза заглядывает, ожидая отклика.