Кукла и ее хозяин (СИ)
Покинув владения, мы накрепко закрыли ворота. Затем я поднес руку с печаткой к табличке «Продано» и вложил в нажатие побольше Темноты. Дерево аж зашипело, будто его прижгли раскаленным железом, и на табличке отпечатался мой герб. Пока здесь нет другой защиты, он будет знаком для всех, кто захочет сунуться в это место, что сюда уже сунулся я — и им тут не рады.
Вскоре мы вернулись к дому, у ворот которого моя бизнес-партнерша нашла свою дрожащую потрепанную аномалию. Кот, жалобно мяукая, запрыгнул ей на руки и вместе с хозяйкой, пообещавшей в следующий раз принести проект еще выгоднее, отправился дальше. Я же даже не успел подняться по крыльцу, как в кармане задергался смартфон. Савелий позвонил как раз тот момент, когда я и сам собирался обрадовать его новой работой.
— Мессир, — непривычно нервно зачастил приказчик, — я на собрании сквернопродавцев. У нас тут большие проблемы. Можете подъехать? Они готовы ждать вас час…
Ах, они готовы ждать целый час. Как любезно с их стороны — кем бы они ни были. А главное разумно — дать себе целый час перед тем, как проблемы начнутся у них.
Ep. 11. Молодой босс (IV)
— Ситуация непростая, мессир, — сказал в трубке мой приказчик.
На самом деле ситуация оказалась предельно простой — нас хотели поиметь.
Пока Глеб вез меня в машине на собрание Союза сквернопродавцев, Савелий по телефону торопливо обрисовывал проблему. Если коротко, для новых членов этого славного Союза есть некая квота по продажам скверны, превышать которую нельзя. И эту квоту хотят сейчас навязать и мне, наплевав на тот факт, что я преемник прежнего мессира Павловского, а не случайный человек с улицы. Мол, раз отец не оформил меня официально, то я для них как бы и не существую — хотя всего два дня назад выставили мне счет на оплату очередного членского взноса. В общем, деньги в одну сторону, а уважение в другую.
— Но это, к счастью, не общее решение, — сбивчиво вещал из трубки мой приказчик. — Председатель и часть Союза на нашей стороне, примерно треть резко против, а большинство пока сомневается… В любом случае для начала голосования нужно высказать наше мнение.
О, не сомневайся, я выскажу.
«Ну что, — мысленно уточнил Глеб, прислушиваясь к разговору, — по-хорошему или как обычно?»
«Сначала по-хорошему. Все-таки большинство пока сомневается.»
Вскоре наша машина остановилась у старинного каменного особнячка на Васильевском острове, специально облюбованного для подобных дел. Пока друг парковался, я поднялся на второй этаж, где меня встретил встревоженный Савелий. Вдвоем мы вошли в парадный зал, очень напоминавший зал суда — со строгой деревянной обшивкой стен, стоящим в углу флагом империи, длинным столом в другом конце, где сидел председатель, и рядами скамеек перед ним, которые были густо заполнены людьми, так что кое-где те даже упирались локтями друг в друга. Воздух внутри был спертым и душным — кондиционер еле справлялся с такой толпой. Мой приказчик шепнул, что обычно народа меньше, но сегодня собрали всех. И все терпеливо сидели в ожидании меня, обмахиваясь листками бумаги — красные, потные, уставшие и напряженные. Казалось, посиди они тут еще с час — и половина сляжет с сердечным приступом. Ну вот зачем сами себе насоздавали проблем в такой чудесный летний день?
Я пересек порог, и вся эта пованивающая масса дружно повернула головы — пара десятков томящихся представителей крупных мессиров, как мой Савелий, и больше сотни мессиров помельче собственной персоной. Разница видна по тому, на какой руке участники собрания носили кольцо: на левой оно у собственников скверны, а на правой — у их приказчиков. Сколько из них, интересно, хотели купить мой дом? Сколько прислали мне письма с предложениями? И, похоже, не получив ответа, остались весьма раздосадованными.
Вереница взглядов сопроводила меня до трибунообразного стола, где сидел председатель Союза — такой же седовласый и благообразный, как и большая часть публики. Тут словно шло собрание клуба «для тех, кому за».
— Нас не устраивают эти условия, — с ходу сообщил я, заняв предложенное место за трибуной. — Если проблема будет решена в ближайшие пять минут, мы готовы закрыть на это недоразумение глаза.
По рядам тут же разлетелись снисходительные ухмылки, словно им читает стишок ребенок. Ну конечно, я же минимум лет на двадцать младше самых молодых из них. И что, они думают, поэтому меня можно обувать?
— Смотрю, мессир Павловский, — едко проскрипел знакомый голос из среднего ряда, — вы привыкли брать все, что вам захочется.
Повернув голову, я встретился с замутненным катарактой взглядом пузатого старичка из клуба — престарелого героя-любовника, чьи похождения я обломал. Вот же злопамятный дед — как-то не профессионально смешивать рабочие и личные вопросы. На его левом пальце сверкала массивная печатка, как бы говоря, что он мессир — однако не слишком важный и не слишком крупный: те вольготно сидят в первых рядах, а не трутся о чужие бока.
— Если же я проведу здесь больше, чем пять минут, — я обвел глазами остальной зал, — то квота появится у всех, кого я не пущу по миру.
Все ухмылки мгновенно стерлись, и по рядам пронесся возмущенный рокот.
— Тоже мне босс нашелся… — буркнул кто-то. — Молодой еще, молоко не обсохло!
— Да что у него есть, кроме этого кольца! — поддакнул другой.
Может, и немного — но, судя по тому, как вы все сидели и, истекая потом, целый час меня ждали, вполне достаточно. Больше, чем у вас. Ладно, так и быть, напомню. Вес ведь добавляют не морщины.
— На сегодняшний день, — продолжил я, — на столичном рынке скверны пять крупнейших поставщиков. Так вот я один из пяти.
— Мы все это прекрасно знаем, молодой человек, — тут же раздалось из глубины зала.
Ага, видимо, моя молодость для вас проблема — вот и впали в старческий маразм. Что ж, напомню еще кое-что, о чем вы подзабыли.
— И если вы введете нам квоту, то мы сразу же выйдем из этого недружественного Союза. А сейчас я вам расскажу, что будет дальше, — я сделал небольшую паузу, чтобы самые умные успели догадаться и занервничать. — А дальше мы понизим цену. А наша скверна и так самая густая на рынке. Ее начнут разводить и получатся ваши.
— Но вы потеряете… — растерянно проблеял кто-то.
Гораздо меньше, чем с вашей чудесной квотой — если кто-то умеет считать.
— Да, немного потеряем, — отозвался я, — а все мелкие продавцы здесь разорятся. После чего на рынке останется только четыре крупных игрока, не считая нас, и мы возьмемся за вас.
Я договорил, и в воздухе повисла тяжелая тишина, делая его еще душнее. Часть участников тяжело обмакнули лица платками, часть изможденно откинулись на спинки скамеек. Однако во всех глазах словно открылись окошки калькуляторов, подсчитывая потери от этой никому не нужной войны.
— Господа, — напомнил я, — пять минут подходят к концу.
Вариться в этом дальше я не намерен.
— Давайте не будем усугублять, — миролюбиво заговорил председатель, — это лишь обсуждение, и нам важно ваше мнение.
Можно подумать, кто-то верил, что я соглашусь. Конечно, вводите мне квоту — я в восторге! Просто хотели посмотреть, чем я смогу вас напугать — и, судя по всему, вас проняло. Некоторые вон аж вспотели насквозь, будто уже мысленно пережили банкротство.
Сразу после состоялось голосование, и большинством голосов квоту нам не ввели, признав мои права на членство в этом враз ставшем дружественным Союзе. Уже перед самым выходом из зала нас с Савелием перехватил председатель и пригласил вечером на именины своей супруги — видимо, чтобы окончательно замять конфликт.
— Константин Григорьевич, — говорил он, — будем рады, если почтите нас своим присутствием. Приходите, поближе со всеми познакомитесь. Мы там, конечно, все постарше, но у нас будут и молодые девушки. Не заскучаете…
Разумеется, я согласился. Мероприятие было скорее имиджевым, чем реально стоящим, но, чтобы обойтись без подобных сюрпризов в будущем, стоило сходить и показать себя — чтобы каждый запомнил, что с новым мессиром Павловским связываться в подобных вопросах не стоит так же, как и с прежним.