Училка и мажор (СИ)

—Бабушка, ну какие девочки? За девочку и присесть можно, хотя ты эту девочку еще попробуй найти.
Шутки подъехали, но не сработали.
—Что за разговоры такие? Я все равно уверена, что дело в противоположном поле. В дом никогда и никого не приводил… — хмурится моя красавица, а потом переводит взгляд на фото матери с отцом. Оно у нее висит тут столько, сколько я себя помню. Но для меня это фото как красная тряпка для быка. Если смотреть на него, то можно подумать, что в этой семье было все гладко, но ни хрена подобного.
—Я взрослый мальчик, ба, в дом не привожу кого ненужно, — бросаю скупо.
Ну а почему нет? Я справляю нужду и забываю обычно, зачем мне помнить все общественные туалеты? Так было всегда, но сейчас у меня мозги свернулись в трубочку и перманентно пульсируют. Сегодня проснулся от того, что даже в коротком сне меня преследовала нимфа с голубыми глазами и длиннющими волосами. Сдуреть можно, она добралась до меня даже там.
—Эту приведешь.
Голос уверенный, словно она что-то знает, пока я тут варюсь в собственном соку. Прикинуться шлангом? Но у ба всегда была обостренная интуиция, тонко чувствующая любые события.
—Ты о ком? — улыбаюсь самой обворожительной улыбкой из всех. На мою ба она, конечно же, не работает.
—О той, которая сейчас не дает тебе покоя, внук. Я уже хочу с ней познакомиться. Тебя выдают глаза, так что не спорь. Дай мне, старухе, порадоваться за тебя, — бабушка тепло улыбается, пока я тут пытаюсь выйти из ступора.
—Какая старуха? Кто тут старуха?
Наклоняюсь к морщинистому лицу и провожу ладошкой по щеке. С каждым годом она не молодеет. Бабушка тепло улыбается, в уголках глаз собираются слезы.
—С отцом когда поговоришь?
Плавно переходим, очень плавно.
—Не сейчас.
Бабушка хмурится, включает и свой непростой характер не такого уж и одуванчика. Порой, конечно, она может быть абсолютной колючкой.
—Вы как два осла, и оба рвете мне сердце, — злобно выдает, а потом отворачивается.
Ее понять я тоже могу, она была на два фронта, не в силах отказаться ни от сына, ни от внука.
—Бабушка, я знаю, что это твой сын, и заметь, я и слова кривого в его сторону не говорю. Не готов я сейчас с ним общаться, не хочу и не буду. И даже ты меня не заставишь.
—Он тоже переживает. И если тебе кажется, что нет, то это не так. Твоя мама…
Как же, переживает он. Конечно! Сильно он переживал, когда сотворил непоправимое? Руки сжимаются в кулаки, я заставляю себя выдохнуть и сцепить зубы. Спокойно, Белый, тут тебе не тот случай, когда можно слететь с катушек. Терпение висит на тонкой нитке, готовой оборваться в любой момент.
—Моя мама была для него никем, и ты это знаешь, как никто другой. Давай чтобы не ссориться, не будем сейчас об это говорить. Я тебя люблю, но это все не касается тебя. Твоя задача следить за своим здоровьем, и вернулся я ради тебя. Все.
Дышу тяжело, словно пробежал целый марафон, а затем продолжаю, всматриваясь в глаза той, которая меня воспитала наравне с матерью.
—И кстати, все-таки нашел неплохой вариант для отдыха и лечения. Водички попьешь, врачи тебя посмотрят, да и все наладится с твоим давлением.
Проходит минута, а затем звучит приговор.
—Я не поеду.
—Поедешь, а будешь сопротивляться, я сам лично тебя туда завезу, и простым водителем не обойдется. Прослежу, чтобы врачи тебя приняли в лучшем виде, — говорю грубее, чем следовало. — Ты моя семья, ба, и я буду о тебе заботиться.
Настроение резко падает к нулю, доедаю молча, целую бабушку в щеку и ухожу, понимая, что настроение испорчено не только у меня, но и у нее. По дороге в универ съедаю себя заживо и приходится позвонить соседке, чтобы та зашла и посидела с моей красавицей, а то мало ли давление зашалит. Черт. Обещал себе не говорить об отце в присутствии ба, и все равно.
Но на этом ситуации, призванные для того, чтобы сбить мой настрой, не заканчиваются. Я приезжаю в универ тютелька в тютельку, не опаздываю, ведь у меня пара с Влащенко, а это значит, что я получу свою дозу эндорфина.
День стоит замечательный. Понимая, что дальше будет только лучше, направляюсь ко входу универа, но «кучкующаяся» группа моих однокурсников, с которыми я так и не успел познакомиться в полном составе, встречает меня слишком уж радостными лицами. Да, надо бы исправить эту ситуацию, может позвать куда расслабиться, а то я что-то не подумал об этом ни грамма.
 
—Эй, новенький, как оно? — патлатый худощавый паренек ростом как я поворачивается в мою сторону и лыбится.
—Да нормалды, а что? — что-то в этом вопросе меня напрягает, не могу понять что.
—Так че, как Влащенко в постели? Нормальная телка? Не то чтобы никто не пытался, пытался еще и как, но ты у нас первый, кто смог…
Я понимаю, что слух отказывает, а пелена перед глазами заслоняет все. Что этот кусок говна только что звезданул? Ноги двигаются сами собой, руки пульсируют от желания раскромсать этого смертника по частям тупым ножом. Пульсирующая в жилах кровь гоняет по венам адреналин, я подскакиваю к дрыщу быстро, молниеносно, и даже не сразу понимаю, как перекидываю его на землю и начинаю метелить с такой силой, что он вопит от боли.
Удар, еще и еще, кто-то пытается меня оттащить, но руки выполняют то, что мне хочется больше всего сейчас, заставляют эту суку страдать. Совсем скоро мне прилетает в ответ, секундная боль совсем как укус комара, ничто сейчас, потому что любые попытки оттолкнуть не приносят желаемого результата. Я как танк, с места не сдвинуть.
Все что меня волнует, это Вася, и я чертовски хорошо понимаю, что сейчас произошло, даже когда меня оттягивают от едва шевелящегося парня, даже когда пытаются удержать от очередных моих попыток накинуться на эту тварь. Моя девочка наверняка все это уже слышала. Сука. Совсем не подумал, что это вообще кого-то заинтересует, не говоря уже о том, что и поводов особенно не было, нас ведь никто не видел.
—Если ты свою пасть раскроешь, то зубы будешь искать по всему городу, сука. Я тебе их пересчитаю нахер, понял, говна кусок?! Еще хоть слово, клянусь, ты будешь просить, чтобы я остановился и прекратил выламывать тебе кости, — сплевываю кровь и вырываюсь из цепкого захвата двух парней.
—Ты, бляха, бешеный! — слышится откуда-то со стороны, а затем меня отпускают, и я бы вернулся, если бы не Вася. Все внутри горит от желания увидеть ее поскорее, понять весь масштаб проблемы.
Несусь в здание универа, оставляя за собой целую толпу народа, снимающую все на камеры. Кто-то смеется, кто-то воздыхает, но я продолжаю идти к единственной цели. Вдоль по коридорам к кафедре, без стука врываюсь внутрь, и нахожу там ту самую заведующую, она смотрит на меня в шоке.
—Что происходит?
—Василиса Григорьевна где? — грубо рублю, но женщина молчит и продолжает меня рассматривать. Плевать, как я сейчас выгляжу. Тот еще красавчик небось, ведь лицо пульсирует.
Вылетаю из кабинета и опять куда-то мчусь, пока мое ухо не выхватывает плач, едва уловимый, почти беззвучный скулеж, вызывающий животное чувство, первобытное и какое-то отчаянное. Защитить и прижать к себе. Взгляд приковывается к двери служебной уборной. Это она. Я просто уверен, что плачет она. Грудину стягивает острыми прутьями, я дергаю ручку, но последняя не поддается.
—Вася, это я. Либо ты откроешь эту дверь, либо я снесу ее к чертовой матери, — шиплю, прислоняясь к деревянной поверхности лбом. Проходит секунда, вторая, затем слышится щелчок.
Я просовываю ногу в проем, чтобы Григорьевна не передумала. А затем вижу заплаканные глаза той, о которой мечтаю днем и ночью. Красный нос, набухшие губы, слезы стекают по щекам, ресницы слиплись. Черт, на это даже смотреть невозможно, кажется, что сейчас лопнешь от злости. Сжимая кулаки, залетаю внутрь и закрываю за собой дверь, после чего прижимаю скулящий комочек к себе и погружаюсь носом в распущенные волосы.
—Ты…ты п. понимаешь, что меня уволят? Пппнонимаешь, что это была моя мечта? М…меня выгонят с волчьим билетом, я…я…. — бессвязный поток звучит в шею, пока холодные руки пытаются оттолкнуть меня, но я лишь сильнее прижимаю к себе свою девочку. Не отпущу. Нет.