Память гарпии (СИ)
— Управляет лабиринтом из внутренностей? — Набат мрачно приподнял бровь. — А ну-ка, стоп, — он неприятно дернул уголком рта и начал загибать пальцы. — Значит, гарпия действует по указке — раз. Она живет на острове, где правит какая-то карга — два. У вас не щелкает? — он обвел взглядом юрту. — Уж не ей ли пернатая служит? Я же говорил, что кому-то было на руку сломать корабль! А теперь ты пытаешься нас к ней заманить?
— Нет! Она не стала бы…
— Слышь, хорош ломать комедию!
Орфин уронил голову. Он сам слышал, что в его словах все меньше смысла, и чувствовал себя загнанным в угол. И ведь он даже не врал им! Но все равно запутался в паутине из собственных слов. Что же это за мешанина? Самообман? Или просто сотня нерешённых вопросов и несделанных выборов?
— Давай уже! — рявкнул Набат. — Зачем гарпия тебя нам подбросила?! Ну! — он насел, явно чувствуя, что почти продавил.
От мысленного хаоса и от криков Набата звенело в ушах. Орфин уже совсем не понимал, на чьей стороне правда. Наконец бородатый заткнулся, и вместо него заговорил Алтай.
— Орфин, — обратился он вкрадчиво и проникновенно. — Я хочу тебе верить, но хоть на секунду вынырни из своего горя и поставь себя на наше место. Ты сам сказал, что девушка не помнит ни тебя, ни себя. Тебе этого не изменить. В Пурге никто ничего не вспоминает. Кем бы она ни была раньше и кому бы сейчас ни служила — она монстр. Она на моих глазах растерзала призрака — без причины, без цели. Он канул, обратился пургой, а она просто кинулась на следующего.
— Я выдал вам, что знал…
— То, что ты говоришь, звучит как ловушка.
— Я… не скрывал, что там опасно…
— Ложь. Ты ни разу не сказал об этом.
Орфин зажмурился от этого обвинения.
— Прости…
Его разрывало от стыда и вины, будто резало ножом изнутри. Тело бил сильный тремор. Он обхватил голову руками и почти не мог говорить.
Он едва не убил Алтая при первой встрече. Использовал и подставил Макса. Втянул Тис в разборки с живыми, за что в итоге ей здорово влетело. Сейчас — едва не отправил кочевников в лапы к фамильярам. Выдал Тисифоне, где тайник Асфодели, и черт знает, что из этого выйдет. Раскрыл кочевникам ее собственные секреты. Почему так выходит, что он снова и снова всех кидает?! Хватит…
— Когда мы встретились в прошлый раз, я приглашал тебя вступить в наши ряды, — тихо сказал Алтай. Орфин закрыл глаза от горечи. — Но я не принимаю такие решения в одиночку. И потому… друзья, я должен спросить вас. Вы готовы дать второй шанс этому человеку?
— Да ты совсем спятил, — буркнул Набат.
Орфин уставился в одну точку на полу. Он мог бы опять юлить и выкручиваться, жонглировать их мнениями — хотя бы попытаться! Но он хотел другого. В кои-то веки принять справедливый вердикт. И он молчал, пока, по заветам древней демократии, Алтай собирал черные и белые камушки в мешок. Он добавил туда один свой, и со звоном высыпал их все на стол. Орфин с трудом поднял взгляд на них. Пять белых и пять черных — десять штук распределились ровно пополам. Орфин недоверчиво моргнул. Он не мог понять, кто из слушателей этого цирка мог бы проголосовать за него. Ну разве что Алтай? Кочевники начали переглядываться и бурно спорить. Алтай и Набат сверлили друг друга молчаливыми взглядами.
— Мы не можем доверять ему! — наконец взорвался Набат.
— Это правда, — признал Алтай. — Но кому мы верили сразу? Каждому пришлось заслужить доверие.
— Из-за его бабы нас теперь чётное число!
— Можно дать ему день или два, и потом переголосовать, — вдруг предложила нелюдимая женщина из угла.
— Хорошая идея! — подхватил Алтай. — Это позволит нам больше узнать о нем и принять взвешенное решение.
— И даст ему тысячу шансов предать нас!
— Я вас не предам, — пробормотал Орфин, неотрывно глядя на черно-белые камушки. Он повторил это громче — хрипло, но твердо: — Я вас не предам, — и посмотрел в глаза Набату. Затем Алтаю. Каждому из кочевников.
Он так хотел, чтоб это оказалось правдой.
[Часть III. Воск для крыльев] Глава 17. Аргонавты
«Дай попутный ветер кораблю»
Ладони скользили по рукоятке затупленного рабочего ножа. Инструмент медленно рассыпался во время работы. От него на пальцах оставался мельчайший белый порошок, вроде муки. Он неприятно скользил, и Орфин то и дело отряхивал ладони о штаны. А затем вновь принимался счищать белёсый цепень.
Казалось бы, впору оскорбиться такой примитивной и тяжёлой работе, но Орфин был даже благодарен Алтаю за нее. Она позволяла хоть немного отвлечься.
Мимо, смеясь, прошли трое местных, и Орфин проводил их взглядом. Как ему не хватало этой легкости общения. Конечно, иногда он встревал в разговоры кочевников, и ему даже отвечали. Но он всё равно оставался чужаком.
«Я мог бы давно стать здесь своим, если б принял приглашение Алтая, — думал он. — Но вместо этого гонялся за химерой».
Зря он отвлекся от работы. Стоило на минуту остаться без дела, и голову наводнили тяжелые мысли, как стаи навозных мух.
Тис бросила его на произвол судьбы. Разум рифмовал эту боль с далекой обидой из детства. От нее не осталось уже ни образов, ни деталей — лишь это пронзительное чувство изоляции и беспомощности. Взрослый мужчина не должен ощущать себя так. Хороший психолог не должен осуждать мужчин за естественные человеческие эмоции.
«Ну, кому еще я что должен? Проклятье!»
А ведь казалось, что всё так хорошо! Впервые после ее смерти он увидел надежду и поверил, что впереди есть свет. Но черт! Конечно, нет! Разве могло это оказаться правдой? Лживая стерва! С этой женщиной никогда нельзя расслабляться, это уж точно.
Вспомнила она что-то благодаря ему? Ага, как же, закатай губу. Всё это просто игра. Любые обещания, любые договоренности — пустое сотрясение воздуха.
Интересно, при жизни она тоже лгала ему? Если бы помнить. Тогда он смог бы отделаться от этой навязчивой идеи, правда? Если бы знал, что именно было между ними, в чем именно он виноват… Но память о настоящей Рите меркла с каждым днем. Вместо уверенности оставались только смутные догадки.
Комок чувств в груди заледенел, вздулся и пошел трещинами. Призрачным органам становилось тесно, оттого что их расталкивал этот затвердевший огрызок горечи. Снова и снова Орфин внутренне резался о его острые края.
Пора прекратить это бессмысленное преследование. Рите не нужна ни помощь, ни дружба, ни воспоминания… Да и Орфин не получит от нее ничего кроме проблем.
Может, и правильно, что она его бросила — одновременно предав и предложив спасение?.. Но сама-то она куда отправилась? Орфин помнил тот маслянистый блеск в ее глазах — предвестник беды. Прошло два дня. Она наверняка уже успела наделать глупостей.
От мысли, что ее больше нет, виски свело болью. И как не сойти с ума? Она ведь была его смыслом…
Разозлившись на собственное нытье, Орфин с остервенением вонзил затупившийся нож в бетонную почву, взрыхленную кровавым корнем. Пурга разлеталась, как искры на сварке. Он ударил снова, лезвие задрожало под давлением и, оглушительно щелкнув, разломилось. Неожиданно потеряв опору, Орфин едва не улетел за край.
В его руке осталась рукоятка с коротким кривым обломком.
— Твою мать.
Чуть подрагивая от злости, он зашел в пустой амбар, где хранили инвентарь, и бросил обломок ножа в свалку. Опустившись у горы хлама, начал мрачно выискивать в ней что-нибудь на замену. Когда послышались шаги, он вертел в руках шпатель.
— Всё в порядке? — спросил Алтай.
— Да нож сломался, — Орфин поднялся на ноги и развернулся к кочевнику. — Как ваш ремонт?
Помимо Алтая сюда зашел долговязый парень с взъерошенными волосами цвета ржавчины, в рабочей одежде. Тот самый, с очками сварщика на лбу. Он производил впечатление добродушного сельского парня. Орфин прикинул его касту. Он постепенно учился угадывать таланты призраков по их виду. Судя по тому, как пурга завивалась мелкими спиралями возле его пальцев, этот — зодчий или, как тут принято говорить, «инженер».