Острова объяты тьмой (СИ)

— Ла-а-адно, — протянула Анна, одновременно с тем пытаясь насадить парочку маршмэллоу на конец прута. — Могу я задать вопрос?
— Не касательно дел семьи?
— Нет.
— Вперёд.
— Личный остров у тебя откуда?
— О, это удивительная и очень поучительная история, — патетично отозвался Тим.
— Я вся внимание.
— Давным-давно четыре народа жили в мире, но все изменилось, когда народ огня развязал войну…
— Тимур, блин! — смешливо попеняла ему Анна. — Я же серьезно.
— А если серьезно, то это касается дел семьи. — Он с улыбкой вслушался в её почти обиженное: «Куда ни плюнь, одни тайны», а после проговорил: — Мой отец угрохал хозяина этого острова лет пятнадцать назад, и тут всё медленно приходило в запустение, пока я не решил, что с меня жизни в больших городах достаточно, и не перебрался сюда.
— Я думала, ты где-то в Австралии живёшь.
— Ошиблась на несколько сот фарватеров.
— Доколе, я спрашиваю? — воскликнула девушка, поднимая к темнеющим небесам руки. В одной из них всё ещё был зажат прутик с пылающей на его конце зефиркой, и наигранного пафоса в действиях Ани резко поубавилось, когда она принялась интенсивно трясти рукой, чтобы потушить огонь. — Доколе… ах ты ж собака, сгорела… так о чём это я?
— Я подколол тебя.
— Точно. Так вот, я спрашиваю: доколе ты, негодяй этакий, будешь меня подкалывать?
— Но что я могу поделать? Твоя возмущенная моська то ещё зрелище!
— Ах так!
— Ты правда очень милая, когда ворчишь, — проговорил он, скрывая во взгляде мягкость, и тут же, словно бы прячась за пришедшим в голову сравнением, заявил: — Даже милее Яна! А я жуть как люблю над ним подшучивать.
— Я польщ… Погоди, ты серьезно считаешь его угрозы милым ворчанием?
— Какие ещё угрозы?
— Ну, вот это вот… — Аня состроила максимально серьезное выражение лица, пытаясь скопировать извечно каменные черты Хэ Яна: — Сеймур, ещё хоть слово, и я намотаю твои внутренности на лопасти вентилятора.
— О да, очень похоже, — рассмеялся Тим. — Только не называй меня Сеймур.
— Почему? — удивилась она. — Это ведь твоё родное имя.
— Потому что для тебя я лет десять как Тимур, и мне непривычно слышать, как ты зовёшь меня по-другому.
— Ну, если для тебя это так важно…
— Важно, — кивнул он. — Что до Яна, так если бы хотел что-то мне намотать, то уже бы намотал. А в остальном у нас с ним так — переругивания обычные.
— Но он с такой агрессией всё это выговаривает!
— Выпендривается, — отмахнулся Тим. — Он если серьезно настроен прибить, обычно не угрожает, а сразу действует.
— Успокоил, — пробурчала девушка в ответ.
— Не пугайся, тебя это ни в коем случае не коснется.
Анна в недоверчивом жесте покачала головой из стороны в сторону, а после аккуратно провернула очередную маршмэллоу над языками пламени. Белый бок подрумянился, постепенно покрываясь тёмной карамельной корочкой. В этот раз веточку она убрала как раз вовремя, чтобы всё застыло снаружи и растеклось сладкой патокой внутри. Дуя на зажатую меж указательным и большим пальцами зефирку, Аня серьезно произнесла:
— Ты знаешь моё отношение к людям, которые сильнее меня физически. Особенно к мужчинам. И я не настолько хорошо знакома с твоим братом, чтобы просто взять и перестать беспокоиться. А если его разозлит какая-то моя реакция? А если я ляпну что-нибудь не то?
— Он просто попросит больше такое не ляпать, — спокойно ответил Тимур. — Ян, конечно, гора мышц, но не тупой. И вообще довольно добрый, ну, глубоко внутри… — усмехнулся парень. — По крайней мере, нас с ним не воспитывали решать недопонимания и обиды сразу пуская в ход силу. Только если того действительно требует ситуация.
— Это, к примеру, какая?
— Когда до собеседника иначе не доходит и он нарывается сам, — принялся перечислять Тим, видя, насколько ей сейчас важно получить наиболее чёткий ответ. — Когда угрожают жизни и здоровью кого-то из близких. Или когда выходов больше не осталось. Мир, конечно, может и стремится быть менее воинственным, но насилие от нас никуда никогда не денется. Всегда будет тот, кто спросит: если у меня кулаки, то почему я не могу взять то, чего у других в достатке? В таком случае разговорами и буддийским смирением делу не поможешь. Как по мне (а я вообще ни хрена не буддист) золотая середина не в проплывшем трупе твоего врага, а в балансе между умением уступать и умением постоять за себя.
 
— Знаешь, — проговорила Аня, спустя несколько мгновений молчаливой задумчивости, всё пытаясь уложить в голове услышанное и прожевать тающий во рту зефир, — твоим близким очень повезло с тобой, Тим.
— Ты тоже довольно близкий для меня человек.
— Это ведь не так, как семья.
— Я не разделяю.
Слова его, серьезные и отчего-то показавшиеся такими откровенными, Анну смутили. Она отвернулась в попытках скрыть выражение лица и на закономерно прозвучавшее: «Я задел тебя чем-то?» решила не отвечать. Не услышала, и всё тут. Потому что если бы услышала, то пришлось бы признаться себе, что сердце её неуёмно бьющееся действительно задето. Довольно сильно, если не сказать глубоко.
На пакетики сладкого, которые валялись на песке между ними, вдруг опустилась чья-то загорелая рука. Деловито прошуршав, пальцы выхватили из кучки небольшую упаковку с мармеладками в форме разноцветных крокодильчиков, а затем растворилась в сумеречных тенях пляжа также неожиданно, как и возникли. Конечно, благодаря отсветам пламени Анна успела рассмотреть и чужую смешливую улыбку, и невысокую фигурку, которая спустя мгновение показалась уже по другую сторону костра.
Усевшись на стоящий там низкий шезлонг, Кэролайн как бы невзначай поинтересовалась:
— Это весь наш сегодняшний улов?
— А что тебе не нравится? — усмехнулся Ян, появляясь столь же неожиданно и опускаясь рядом с сестрой.
— Барную карту не предоставили, — хмыкнула она в ответ.
— Все вопросы к Сеймуру.
— Эй, вы двое, — буркнул Тим. — Это что вообще за цирк был?
— Какой такой цирк? — состроила удивление Кэролайн.
— С медведями и артистами!
— Звучит, как мой обычный рабочий день, — меланхолично, почти наплевательски пожал плечами Ян. Из предложенного ему пакетика он выудил довольно-таки упитанного уродца, больше походившего на разбухшую желтую пиявку, чем на крокодила, но при всей своей любви к изысканной кухне привередничать не стал. Закинул в рот мармеладку да начал пережевывать с таким занятым видом, что Тимур махнул рукой и на него, и на принявшуюся болтать с Анной младшую сестру. Молча поднялся, отряхнул шорты от налипшего песка, а после неторопливо направился куда — то в сторону веранды.
— Он за ромом, — пояснила Кэролайн, видя как собеседница её, на миг умолкнув, проводила спину Тимура обеспокоенным взглядом.
— Это у вас семейный напиток? — неловко пошутила Аня в ответ.
— Угу. — Кэр аккуратно откусила головы у горстки желейных рептилий, зажатых словно маленький букетик в кончиках её пальцев. — Мы же все здесь наследственные пираты.
— Надо же, а в каком поколении?
— В наглухо отбитом, — со смешком отозвался Ян.
— И это даже не шутка, — вздохнула его сестра.
Откуда-то сбоку она словно бы по мановению волшебной палочки вытащила портативную колонку, по форме напоминавшую ярко-желтый, вытянутый в длину бочонок. Чуть наклонилась и воткнула её в песок прямо рядом со своими босыми ступнями, ещё слегка прикопала у основания, чтобы колонка держалась надёжнее. На замечание вернувшегося Тимура о том, что динамики после такого просто выйдут из строя, Кэролайн лишь помахала рукой где-то на уровне своего носа в том забавном жесте, примерно обозначавшем: «Ой, не занудствуй».
— Да-да, я тоже тебя люблю, — ответил Тим, как раз склоняясь к ним с Яном, чтобы протянуть круглобокие стеклянные стаканы. В руках его таких было несколько, и каким-то чудом парню удавалось держать заполненные ромом ёмкости так, что ничего не переливалось через край.