Поручик Державин
Бибиков легонько кашлянул, прервав размышления, и обратился к нему по-отечески:
— Ну, что скажешь об этом, Ганя?
Державин встрепенулся, бросив на генерал-аншефа благодарный взгляд. Командующий запросто назвал его по имени!
Ни минуты не колеблясь, он ответил:
— Ваше превосходительство, исполню все, что в моих силах!
Бибиков кивнул, довольный решительностью своего офицера. Он тоже был романтиком, хоть и не писал стихов. Однако военный опыт заставлял его трезво оценивать положение вещей. Он положил руку на плечо Державина и сказал:
— В тебе-то я уверен, друг мой… Но, к сожалению, для выполнения задания нужны два условия, которые от тебя не зависят. Первое — чтобы полчища самозванца были разбиты. Второе — чтобы супостат действительно бежал на Иргиз. Будем уповать на Господа… — Он болезненно поморщился, приложив руку к груди. — Ладно, ступай, Гавриил! Там, в приемной, ждет Серебряков из Малыковки. Присмотрись к нему и поговори. А завтра — милости просим ко мне. Обсудим с тобой все до мелочей. Кроме того, есть у меня к тебе ещё одно дельце…
***Получив донесение, что против самозванца государыней направлена армия храброго генерала Ивана Михельсона, Бибиков воспрянул духом. Его не страшило полчище бунтовщиков, состоящее из черни, пусть и хорошо вооруженной, обученной иностранными советниками. Он боялся провокаций и предательства внутри императорских полков. Мятежный дух и ненависть к властям неумолимо просачивались в ряды его войск, сея смуту и измену. Бибикову не раз пришлось убедиться в справедливости донесений Державина: "Весь черный народ за Пугачева. Духовенство ему благожелательствует. То же можно сказать об офицерах, выслужившихся из солдат".
Дельце, о котором упомянул Бибиков, было деликатного свойства. Прежде чем отправить Державина на Иргиз, генерал-аншеф, зная о незаурядных литературных способностях своего разведчика, предложил ему выступить перед помещиками и призвать их сформировать корпус ополчения из крепостных крестьян.
Гавриил успешно справился с поручением. Его пламенная речь, перемешанная со стихами великих поэтов и своими собственными, так вдохновила помещиков, что они сговорились отдать в конный корпус по одному ополченцу из каждых двухсот душ.
Весть о блистательном выступлении Державина перед казанскими дворянами долетела до Петербурга.
— Одной своей речью молодой офицер совершил то, чего генерал-аншеф тщетно добивался в течение многих месяцев, — насмешливо бросила Екатерина графу Панину, когда они, по обыкновению, пили утренний кофе в ее маленькой гостиной. — Вы все еще не верите в силу слова, Никита Иванович?
— Отчего же? Верю! Да только слово следует делами укреплять. Боюсь, ненадолго хватит решимости у казанского дворянства. Нам, государыня-матушка, не грех бы подыграть сему стихотворцу. Как, бишь, его? Державину!
— Каким образом?
Панин поставил на стол маленькую чашечку с недопитым кофием. Он его терпеть не мог, но никому в том не признавался.
— Отправьте в Казань рескрипт, в котором объявляете себя казанской помещицей и отдаете в ополчение по рекруту с каждой сотни крепостных. И пусть местная знать после вашего заявления попробует пойти на попятный!
Екатерина на миг оторвалась от кофе, которым непритворно наслаждалась, и устремила на Панина пронзительный взгляд. Невольная ревность кольнула ее самолюбие. Как ей самой не пришла в голову сия блестящая мысль! Панин заметил ее легкую досаду и поспешил сгладить неловкость:
— Да ведь вы сами, матушка-государыня, давеча изволили сказать, что у вас в Казани есть дворцовые земли. Только сейчас разгадал ваш намек!
Глава 9
САМОЗВАНЕЦ
В середине июля, простившись с матерью, Державин отбыл в низовья Волги. Ничего не предвещало беды.
Губернатор фон Брант уверял, что в Казань бунтовщики не войдут. В ближайшее время они будут уничтожены стремительно приближающейся армией Михельсона. Кроме того, город имел собственный гарнизон, способный дать отпор самозванцу. Фон Брант насмехался над помещиками, которые в страхе покидали насиженные места, и посылал императрице остроумные письма о "неописанной робости" местных чиновников.
Но на деле все вышло по-другому. Михельсон задержался в пути, сражаясь с войсками бесстрашного Салавата Юлаева, а потом ему пришлось метаться в поисках переправы через Каму, так как все мосты были сожжены отступающими башкирами.
Подойдя вплотную к стенам Казани, Пугачев послал в город парламентеров с предложением мира на его условиях, но посланники вернулись ни с чем. Тогда "царь" двинул свое войско на штурм.
Казанский гарнизон, состоявший в основном из пожилых ополченцев, укрылся в засаде за стенами кремля. Там же под его защитой поселились множество горожан, рассчитывая таким образом продержаться до прихода императорских войск.
Фекла Андреевна Державина осталась в своем старом домишке, покорившись Божьей воле. Старухи-странницы, снимавшие у нее жилье, давно куда-то исчезли, не заплатив за проживание. Отдаленные залпы вскоре сменились дикими воинственными криками воинов пугачевской орды.
В дом Феклы Андреевны ввалились несколько громкоголосых башкир, которые, хохоча, стали шарить по шкафам и комодам, сваливая в мешки все, что им казалось ценным. Двое из них, схватив хозяйку под руки, потащили ее на городскую площадь. Там уже собралась большая толпа арестованных женщин и стариков, которых сторожили мятежники. Продержав пленников несколько часов под солнцем, охранники построили их в колонну и погнали пешком за семь верст от Казани, где находился стан Пугачева. Там их поставили на колени перед богатым шатром и объявили, что сейчас к ним выйдет государь Петр Федорович и будет принимать у них присягу на верность. А кто не желает признать законного государя, тот будет немедленно предан смерти.
Женщины заголосили, но в это время прискакал взмыленный верховой и, спешившись, решительно вошел в шатер. Не прошло и пяти минут, как циновка в шатре отодвинулась и взорам пленников предстал хмурый мужичина в дорогом кафтане, коренастый и крепкий, как старый дуб. Черные волосы, черная борода и лохматые брови, ни дать ни взять — дьявол во плоти!
— Это что еще за представление? — грозно спросил он, взглянув на толпу пленников.
Кто-то из казаков подскочил к нему и объяснил, кланяясь подобострастно:
— Ваши новые подданные, государь! Явились принести вам присягу на верность.
— Гони их в шею! Михельсон в пяти верстах!
Пленников тут же подняли и велели возвращаться домой, кто как сумеет. Вскоре загрохотали пушки, и началось то знаменитое сражение под Казанью, которое впоследствии переломило ход пугачевской войны. Вздрагивая от залпов, окольными путями измученная Фекла Андреевна еле добралась в разоренный дом. Упала на кровать, но заснуть так и не смогла… До утра молилась под гром канонады, от которого дребезжали стекла в окнах и сотрясались стены ветхого дома.
Бои продолжались два дня, а на третий все стихло. Полчища бунтовщиков были повержены и бежали в беспорядке. Пугачеву удалось собрать небольшой отряд, с которым он ушел вниз по Волге.
Казань ликовала:
— Пугачев разбит! Победа!
Но до победы было еще далеко…
***Татары называли это местечко Малык, что значит "Золотое дно". В давние времена здесь были возведены высокие курганы с богатыми захоронениями. Павших в бою воинов хоронили с почестями, украшали золотыми кольцами и гривнами, снабжали драгоценной посудой и оружием в золотых ножнах, усыпанных самоцветами. Но спустя столетия могильники были разорены поселившимися тут раскольниками, и богатство Золотой Орды пошло на возведение скитов и на нужды их обитателей.
Посылая Державина в Малыковку, командующий дал ему отряд казаков из своей кавалерии да немного денег, чтобы навербовать рекрутов среди местного населения.
Комендант Малыковской крепости, капитан Федор Осипович Круглов встретил Державина, как ангела-хранителя.