Поручик Державин
— Значит, по-вашему, солдатам следует брать пример с Пугачева? Мне так и написать в донесении генерал-аншефу?
— Боже упаси, я не то хотел сказать! — Испуганный полковник совсем запутался и поник головой. — Уверяю вас, я немедленно дам приказ вернуть населению все, что было у него изъято!
Офицер следственной комиссии еще долго стращал командира полка своим рапортом генералу Бибикову, гневом начальства и неминуемым расформированием полка. Потом дал Гриневу срок: в течение суток навести порядок и наказать виновных, — а сам отправился в казармы вразумлять распустившихся солдат.
***Державин зря времени не терял. Три дня без сна и отдыха он дотошно занимался ревизиями и проверками, выявляя в полку мародеров. Записывал каждое нарушение! На четвертый день прибыл вестовой с важным донесением: не заходя в Симбирск, генерал Карл Муффель выбил из Самары полчище Пугачева. Идти на соединение с войском Муффеля теперь не имело смысла, и Державин предложил Гриневу освободить от пугачевских разбойников Алексеевскую крепость.
Не стоит удивляться тому, что подпоручик свободно общался с полковником и давал ему советы, к которым невозможно было не прислушаться. Во-первых, Державин был подпоручиком лейб-гвардии. А во-вторых, он являлся офицером следственной комиссии, то есть представителем особой власти, стоящей над другими званиями и должностями.
— Засиделись тут! — смело заявлял командиру полка ретивый "особист". — Пора испытать наших солдат в деле!
Он понимал, что разложение в полку Гринева происходило прежде всего от бездействия. Только в сражении крепнет дисциплина! Недаром воины говорят: "Каждый параграф артикула написан кровью".
Все случилось так, как он задумал. Гринев и Державин повели войско на Алексеевскую крепость и, освободив ее, двинулись на Красный Яр, который недавно захватили калмыки. "Вольные дети степей", вооруженные неведомо откуда взятыми пушками, перебили гарнизонную роту Красного Яра, перевешали администрацию, навели ужас даже на мужиков, собиравшихся примкнуть к восстанию. После взятия крепости Державин простился с Гриневым и поскакал в Самару, освобожденную Карлом Муффелем. Одновременно послал гонца в Казань с очередным донесением:
"Командующему правительственными войсками генерал-аншефу Александру Ильичу Бибикову от офицера следственной комиссии поручика Гавриила Державина донесение.
Ваше превосходительство!
Счел должным быть лично в сражении с бунтовщиками при крепостях Алексеевской и Красный Яр. Докладываю Вашему превосходительству, что все солдаты дрались храбро, не жалея живота своего. То же касается и господ офицеров, особливо 24-й полевой команды капитана Станкевича, который своею расторопностью и отважным одобрением солдат преимуществует перед всеми своими собратьями. А также и находившийся при артиллерии поручик Жадовский, ранивший атамана Арапова, что обратило в бегство дерзкое мятежное скопище и решило итог сражения в нашу пользу…" и т. д.
Все перечисленные Державиным офицеры были награждены.
***Генерал-аншеф Бибиков давно уже чувствовал боль в груди — последствие старого ранения. Она возникала внезапно, но слава богу, быстро проходила благодаря чудесному порошку, изготовленному в старинной львовской аптеке фармацевтом Фредериком Лещинским. Вскоре аптекарь был убит: вельможным панам не понравилось, что Лещинский пользовал русского генерала.
Порошки, завернутые по порциям в вощеную бумагу, аккуратно уложенные в серебряную шкатулку, всюду сопровождали Бибикова, куда бы его ни бросала судьба. Вот и сейчас, почувствовав очередной приступ, он потянулся рукой к ящику стола. Но, видно, рука дрогнула: шкатулка упала на пол. Генерал, слабея, позвонил в медный колокольчик. Прибежал адъютант, прибрал на полу. Уцелевшие порошки сложил обратно в шкатулку. Один дал генералу.
— Сколько еще осталось? — спросил Александр Ильич.
— Пять порций!
— Маловато… Мне надобно до ареста Емельки дотянуть.
— Ваше превосходительство! В Казани есть аптека, извольте заказать копию вашего лекарства!
Генерал лишь покачал головой и усмехнулся невесело. Он уже не раз обращался к аптекарям с подобной просьбой, но изготовленное ими снадобье не помогало. Видно, был в составе порошка Лещинского какой-то неведомый секрет. Бибиков, как многие вояки-ветераны, относился к своему здоровью легкомысленно, не вспоминал о нем, пока не прихватит, и больше думал о "проклятом Емельке", чем о себе.
Императорские войска постепенно стягивались под Казанью. Бибиков копил силы, чтобы дать генеральное сражение супостату, но армия Пугачева не была сосредоточена в одном месте, а, подобно лесному пожару, охватывала необозримое пространство от Яика до Волги, от Уральских гор до Каспийского моря. Бунтовщиков поддерживали народы киргиз-кайсацких степей, одурманенные щедрыми обещаниями самозванца и возможностью безнаказанно мстить своим угнетателям.
Из Саратова в Казань прибыл Карл Муффель и передал генерал-аншефу Бибикову несколько писем от Державина, оставшегося в городе, дабы завершить возложенное на него поручение. Разведчик следственной комиссии описал положение в Симбирске и его окрестностях, в лестных выражениях отметил героизм полковника Гринева, его солдат и офицеров. О случаях мародерства умолчал, поскольку командир полка уже сурово наказал виновных и дал слово, что больше не допустит преступлений в своем полку. Что касается второй части поручения — привезти в кандалах саратовских предателей, встречавших злодея с крестами и колокольным звоном, то Державин выслал лишь четверых, самых злостных, резонно пояснив, что "не может заковать в железа всех самарских попов и чиновников".
Он пытался понять: почему самарское начальство благоволило к Пугачеву? То ли из страха перед ним, то ли из ненависти к Екатерине — узурпаторше и мужеубийце, то ли и впрямь поверило в чудесное воскрешение законного царя? Кроме того, Державин заметил, что, несмотря на пережитую осаду, градоначальники Самары были гладки телом, ходили в соболях и накрывали ему щедрые столы. Проводя собственное расследование, разведчик добыл некоторые любопытные сведения.
Ему донесли, что накануне вторжения самозванца в Самаре побывала миссия старообрядцев из иргизского скита. Любопытно то, что староверы говорили с заметным польским акцентом. Они вели среди народа прельстительные речи, а для городских властей и церкви привезли в дар кованый сундук, наполненный новенькими, только что отчеканенными золотыми монетами с профилем императора Петра Федоровича. На обратной стороне красовалась надпись на латыни: "Я воскрес и начинаю мстить". Староверы или те, кто выдавал их за себя, стали раздавать деньги чиновникам и священникам, но архимандрит приостановил "благотворительность":
— Ежели церковь позволяет себя использовать в корыстных целях, то она перестает быть церковью!
Он призвал к себе верных людей и велел спрятать сундук с золотом в надежном тайнике, что и было сделано. После взятия Саратова Карлом Муффелем "староверы" ушли вместе с войском Пугачева.
Узнав о происшедшем, Державин прежде всего хотел встретиться и поговорить с архимандритом. Но — увы! Перед штурмом города святой отец и его сподвижники пали от рук неизвестных злодеев.
Державин провел кропотливую следственную работу, пытаясь дознаться, кто убийцы и где спрятан клад, но во время одного из допросов сам едва не погиб. В камере острога, где проводилось дознание подозреваемых, на него вдруг набросились четверо дюжих молодчиков из охраны. Он уже терял сознание под удавкой на горле и все могло кончиться быстро и печально, если бы не писарь-поляк, по имени Вацлав Новак, который отважно бросился к нему на помощь. В мгновение ока он раскидал четверых предателей; двоих стукнул лбами, так что черепа затрещали, оставшиеся двое кинулись было бежать, но не ушли далеко — у выхода их задержали солдаты караула.