Ящик Пандоры (СИ)
— Нет, ничего не закончилось, — возразил Форд. Он выглядел бледным. Он откинул свои темные волосы назад, и я заметила темные круги у него под глазами. Форд допил остатки вина. Через северное окно я увидела, как Александр спускается с холма.
— Что не закончилось? — улыбаясь, спросила Слоан Форда.
— Ваш муж и Салли, — ответил он.
Александр вошел в студию и подошел к брату.
— Не надо, — сказал он, глядя на Форда.
— Она должна знать, — возразил Форд.
Братья уставились друг на друга. Александр схватил своего близнеца за плечи — в том, как он удерживал Форда на расстоянии вытянутой руки, была нежность и настойчивость — и быстро встряхнул его.
— Знать что? — поинтересовалась Слоан, подходя к парням.
— Форд любит Салли, — сказал Александр, глядя на Форда с невероятной тревогой. — Вот почему он это делает. Рассказывает вам. Он не виноват, ему просто очень больно. Пожалуйста, не злитесь на него.
— Злиться на него… на Форда? За что? — поинтересовалась Слоан.
— За то, что я собираюсь вам рассказать, — ответил Форд. — Вы должны знать об Эдварде.
— Господи, — произнес Александр, удерживая брата за плечо. — Форд, да ладно тебе, перестань…
— Эдвард? О чем ты говоришь? — спросила Слоан.
— Ваш муж спит с Салли, — ответил Форд, вырываясь из хватки своего брата. — Они встречаются на вашей яхте. На борту «Безмятежного». Раньше они встречались в вашем доме, пока она занималась его декорированием, когда вы были на йоге или здесь с Клэр.
— Форд! — воскликнула я, шокированная его идиотской пьяной выходкой.
— Я разговариваю со Слоан, а не с тобой.
— Я тебе не верю, — сказала Слоан.
— Верите, — возразил Форд. — Когда любишь кого-то, то видишь его насквозь, хочется тебе это признавать или нет. Именно так я узнал о Салли. Я чувствовал, что она хочет его, это исходило от нее. Вы ведь чувствуете это от Эдварда? Что он был с кем-то другим? Что он хочет ее?
Я посмотрела на Слоан, увидела вспышку отчаяния в ее глазах и поняла, что слова Форда дошли до нее. Слоан отвернулась так быстро, что перевернула свой мольберт и краски. Холст полетел в сторону. Форд попытался его поймать, но он пролетел мимо, проскользнув по полу. Форд подошел к Слоан, протянул руку, чтобы коснуться ее. Она отвернулась к стене, ее трясло.
Я взяла Форда за руку, чтобы оттащить его от Слоан. Но он с яростью отдернул ее. Он ткнул меня в грудь двумя пальцами, посмотрел на меня с такой яростью, которую я видела раньше только в глазах его отца. Мне стало страшно.
— Я пытаюсь помочь, — заорал Форд на меня. Его тон был таким же, как у Гриффина. Тело Форда напряглось, как будто он хотел ударить меня. Я сделала шаг назад и заставила себя сохранять спокойствие.
— Уходи, Форд, — потребовала я. — Сейчас же.
Александр поймал мой взгляд и кивнул.
— Она права, Форд, — произнес он тоном миротворца. — Пойдем.
— Ты все время осуждаешь меня, Клэр, — сказал Форд. — Так же, как осуждаешь отца. Я знаю обо всей той лжи, которую ты говоришь себе о нем, о той другой сучке.
— Какой сучке? — спросила я.
— Из приливного водоема, — ответил он. — Ты хочешь разрушить его шансы на выборах?
— Форд, заткнись, — потребовал Александр.
Он говорил об Эллен, у меня мурашки побежали по коже. Я видела, как он бросил взгляд на мой рабочий стол, где я хранила свои пометки о каждом панно. Неужели он их просмотрел, прочитал, что я написала? Они были зашифрованы, строчки стихотворений, чтобы описать мои чувства и значения каждой работы. Возможно ли, что он расшифровал мои слова о «Костяшке» и связал их со смертью Эллен?
— Что твой отец тебе говорил? — спросила я Форда.
— Что выборы проигрывают из-за слухов, — ответил он.
— Что он рассказал тебе о приливном водоеме? — допытывалась я.
— Ничего! Потому что нечего рассказывать. Понимаешь? Ты настолько зациклена на лжи, на том, чего вообще не было. Мы с братом работаем как проклятые для этой кампании. Тебе бы тоже следовало это делать. Он — великий человек, Клэр.
— Она это знает, Форд, — сказал Александр, посмотрев на меня. — Она, как и мы, тоже хочет, чтобы он выиграл. Мы все в одной команде.
Он начал подталкивать брата к двери. Взгляд Форда, полный ненависти, как будто вся его злость нуждалась в одном объекте, был устремлен на меня. Он не контролировал себя, опьяненный вином и своими бурными эмоциями. Но в конце концов уступил Александру, позволив ему вывести себя из студии. Меня всю трясло. Я не могла представить, чтобы Гриффин обсуждал Эллен с Фордом, но не исключено, что я ошибалась. Прямо сейчас я увидела, как они похожи.
Когда парни ушли, я подошла к Слоан. Я попыталась приобнять ее за плечи, но она отстранилась.
— Слоан, мне очень жаль, — сказала я.
— А ты знала об Эдварде и Салли? — спросила она.
— Нет, я понятия не имела. Возможно, это даже неправда.
Она повернулась ко мне, в ее затуманенных слезами глазах мелькнула надежда.
— Мог бы Форд такое выдумать?
— Не знаю, — призналась я. Гриффин был жестоким. Хотя раньше я не замечала у Форда такой явной склонности к этому, но его сегодняшнее поведение показало, что он был сыном своего отца.
— Не исключено, что и придумал, — сказала она. — В его словах не было никакого смысла, вся эта чепуха об отце и приливном водоеме, и выборах. Он говорил как сумасшедший.
— Согласна, — ответила я и обняла ее.
С минуту мы стояли, обнявшись. Каждая из нас, потерявшись в боли, задумалась о правде и лжи, любви и страданиях. Я уставилась на пачку заметок рядом с «Костяшкой» и поняла, что Форд, вероятно, прочитал их.
Глава 23
Салли
Салли сидела за столом в своем домашнем офисе, слушая через открытое окно звуки, издаваемые разбрызгивателями. Она любила шум воды, будь то на пляже, на яхте или в саду. Когда в комнату проникли солнечные лучи, она закрыла глаза и впервые за многие недели почувствовала умиротворение. Поплавав со своими детьми и решив перестать видеться с Эдвардом, она собиралась начать все с чистого листа.
Наступил вечер. Дэн повез Гвен и Чарли на теннисный корт. Часто после работы он играл с ними: учил их размахивать ракеткой, ждать мяча, подбрасывать его прямо вверх и выполнять сильную подачу. Дети с удовольствием учились вести счет, и Чарли казалось уморительным все время говорить «ноль».
— Ноль-пятнадцать, ноль-тридцать, ноль-сорок! — кричал он Салли, выбегая с корта, потный и смеющийся.
Аромат цветов и свежескошенной травы наполнил Салли радостью за то, что лето вот-вот наступит. Осталась неделя до июня, а розы уже были в цвету. Она обожала старинные сорта, английские розы из каталога Дэвида Остина. Она считала их названия романтичными, вдохновляющими: Манстед Вуд, Нежная Гермиона, Золотой праздник, Остров Короны и Сьюзан Уильямс-Эллис.
Салли хотела назвать Гвен Сьюзан, в честь прекрасной белой розы, но вместо этого поддалась на уговоры Дэна назвать их дочь в честь его матери, Гвендолин. Дело не в том, что Салли не любила свою свекровь, очень любила. Просто это стало началом ее уступок Дэну, способом задобрить его, сделать счастливым, чтобы его настроение не могло испортиться.
Ее книжные шкафы были заполнены книгами по дизайну из Музея Виктории и Альберта, альбомами по искусству издательств «Ташен» и «Риццоли», стопками журналов «Архитектурный дайджест» и «Жизнь Марты Стюарт» пятнадцатилетней давности и фотоальбомами всех дизайнерских работ, которые она когда-либо делала. Она окружила себя красотой: своим домом, садом, книгами, но особенно своими детьми.
Гвен и Чарли напоминали ей обо всем, что имело значение в жизни. Наблюдая за тем, как они плещутся с Мэгги в волнах, Салли была намного счастливее, чем в течение всей зимы и весны. Она на самом деле с нетерпением ждала семейной поездки на Блок-Айленд. Салли позвонила в школу и предупредила учителей, что дети не придут в школу в пятницу.
Она приложит больше усилий, чтобы наслаждаться компанией Дэна. Постарается снова полюбить его.