Приходи ко мне во снах...(СИ)

Микаэль был ошеломлён всем происходящим, он чувствовал себя частью любящей семьи, сплотившейся вокруг горя. Даже в том, что только спустя пару часов стали подъезжать дети и внуки «старых лисов», чтобы тоже попрощаться с ним, было что-то трогательное. Микаэль не сразу понял, что они просто давали старшим время попрощаться с Эндрю наедине, своим тесным кругом.
В середине прощания появился Кевин Дей. Еле державшийся на ногах, бледный, с трясущимися руками, он произвёл на Микаэля какое-то жалкое впечатление. Конечно, каждый скорбел по-своему, но Микаэль почему-то не мог на него смотреть. Раздавленный гигантским чувством вины Кевин, похоже, за эти два дня сам вынес себе приговор и сам казнил себя. И сейчас он был близок к нервному срыву, неосознанно ища помощи и поддержки. Он почти сразу прошёл к Эндрю и долго не выходил, и когда измученный и без сил показался из-за ширмы, то как и все был встречен утешающими объятиями своей семьи. Они все дарили ему свою поддержку и прощение. То, в чём он сейчас так отчаянно нуждался. Микаэль плохо знал его, но с облегчением выдохнул, увидев его в их объятиях.
Всё, что Микаэль увидел здесь сегодня, всё, что почувствовал, придало ему взволнованному до предела сил, когда пришла его очередь прощаться с Эндрю. Отец молчаливо предложил ему свою помощь, предлагая пойти с ним. Но парень отрицательно мотнул головой. Он больше не боялся, видя в какой любви уходил Эндрю. Но когда впервые увидел его, то не смог сдержать слёз. Только сейчас он понял, чего так боялся Нил. Микаэль всё ещё помнил Эндрю живого, тёплого, родного и было так страшно смотреть сейчас на него мёртвого и холодного. Но это всё равно был он, его Эндрю, которого он так сильно любил и уважал. Дрожа, Микаэль коснулся его кисти, а потом он осторожно гладил его руку, прощаясь и прося прощение, благодаря и обещая, обещая, обещая… прожить свою жизнь так, чтобы ему не было за него стыдно. И когда почувствовал, что уже не может стоять на ногах, он поцеловал Эндрю и плача прошептал:
— Он придёт, слышишь, обязательно придёт, чтобы проводить тебя. Просто немного подожди. Он придёт. Ты же знаешь, как ему больно и невыносимо без тебя…
Время превратилось в странное явление. С одной стороны оно застыло и казалось, что остановилось, но с другой стороны, часы прощания пролетели незаметно и невыносимо быстро. За час до окончания церемонии, когда все уже попрощались с ним, ширму убрали. Обессиленные они сидели небольшими группами, иногда переходя от одной к другой, тихо переговариваясь, слышались всхлипы.
Микаэль сидел без сил, положив голову на плечо отца.
— Он ведь придёт? — еле слышно прошептал он.
— Я не знаю, — также щёпотом ответил Александр.
— Он придёт, — сам себе ответил Микаэль и устало закрыл глаза.
Спустя всего несколько минут дверь в зал открылась и в неё вошёл Нил. Весь в чёрном, бледный, натянутый до предела, казалось, что он не дышал, когда шёл по проходу, держа в руках большой букет белых ирисов. Лицо его не выражало никаких эмоций, а глаза горели каким-то невероятным блеском, как у наркомана, принявшего дозу, как будто все ресурсы его организма были мобилизованы в данную конкретную минуту.
Все повставали со своих мест, глядя на него. Микаэль тоже встал, завороженный этим видом. Он смог, он собрал себя по кускам, перевязал истекающего кровью верёвками, чтобы проводить своего Эндрю. Это так разительно противостояло тому же появлению Кевина. Микаэль слышал всё, что творилось с ним на крыше той ночью, и он представлял, чего ему стоило сейчас «быть» перед Эндрю, перед всеми ними таким, прийти сейчас к нему не сломленным и не бьющимся в истерике, не унижая тем самым всё, что было между ними.
Нил подошёл к Эндрю и замер, не отрывая от него глаз. Только спустя несколько минут он смог наконец выдохнуть, чуть заметно расслабив каменные плечи, и осторожно положил ирисы Эндрю на грудь.
Кто-то из персонала попытался вернуть ширму на место. Нил поднял на него глаза и поняв, что тот хочет сделать, жестом остановил. Все замерли, понимая, что он хочет попрощаться с ним при всех, перед своей семьёй, наказывая себя и извиняясь за свои трусость и слабость. И это было так по «Джостеновски», отдавать своё тело, своё сердце, свою душу, отдавать всего себя на растерзание ради других, ради любимых и родных. Так было всегда, всегда без раздумий и сомнений он был готов вынести всё за каждого из них. «Маниакальная жертва» как всегда его называл Эндрю.
 
Каждому отчаянно хотелось сейчас обнять его, закрыть собой «такого» с обнажёнными сердцем и душой. Но никто не сдвинулся с места, понимая, что Нил не позволит, что он пришёл сюда уже на что-то решившись. И им оставалось только надеяться, что ему хватит сил на это.
Нил взял руку Эндрю в свою дрожащую ладонь и нежно сжал, медленно провёл пальцами другой руки по его щеке, носу, губам, осторожно погладил по волосам, глядя на него с нежностью и любовью.
— Я так давно не видел тебя. Я так соскучился… Прости, что я так долго, — выдохнул Нил, — А ведь я испугался, Эндрю. Я оказался не таким сильным и смелым, как ты думал, за что ты всегда меня ругал. Ты знаешь, а я ведь почти сбежал, почти уехал на наш с тобой «край света», — Нил быстро смахнул набежавшие слёзы, — Прости меня… прости, но я так боялся увидеть тебя мёртвым, боялся запомнить тебя таким. И я трусливо сбежал… но убегая, я вдруг понял, что у меня столько воспоминаний о тебе. Я помню тебя сердитым, помню радостным и счастливым, помню, как ты смеёшься, как ты грустишь, как сердишься на меня, как ворчишь, как шутишь… помню твоё дыхание, помню стук твоего сердца и цвет твоих глаз, помню, как ты пахнешь, помню каждую морщинку на твоём лице, каждый твой шрам на теле и сердце, — Нил нежно провёл по его щеке, — И этих воспоминаний так много, что мне хватит их до конца моих дней… А ещё, Эндрю… я помню, о чём ты просил меня, уходя. И я понял, что ты ждёшь меня, ждёшь даже сейчас, как ты ждал меня всегда… — Нил быстро стирал слёзы.
В зале стояла гробовая тишина. Плакали все. На это было невыносимо смотреть, но и невозможно было отвести глаз.
— Я не знаю, был ли ты послан мне как награда за мою прошлую жизнь, но ты был для меня всем… всегда только ты…ты один. Ты был моим воздухом, моим небом, моей жизнью… моим миром. Спасибо, что позволил любить и быть любимым, за то, что всегда был на моей стороне, несмотря ни на что, спасибо за то, что позволил мне быть рядом, спасибо, что подарил мне эту жизнь. Спасибо за каждую секунду, проведённую с тобой. И несмотря на то, что я потерял тебя и всё ещё не понимаю, как моё сердце может продолжать биться без тебя, я счастлив, что ты был… был со мной… был у меня…
Нил больше не сдерживал слёз.
— Однажды, ты не отпустил меня, разрешив тогда остаться и подарив мне всё в этом мире… А сейчас я отпускаю тебя… слышишь, мой Эндрю, я отпускаю тебя, как ты и просил, я отпускаю тебя… лети… и хотя бы иногда приходи ко мне во снах… Прости, что не мог сделать этого… Я так сильно люблю тебя… и всё, о чём прошу, дождись меня, обязательно дождись…
Нил прижал пальцы к своим губам, целуя, замер, закрыв глаза, а потом нежно приложил их к губам Эндрю.
— Прости… прости меня, мой Эндрю, но как и ты, последнее, что я хочу помнить — это вкус твоих живых губ на своих губах, — он ещё долго с нежностью, любовью и невыносимой болью смотрел на него, а потом острожно положил его руку, мучительно разорвал взгляд и покачиваясь, спустился с помоста, направляясь к проходу.
Дэн и Эллисон, рыдая, протянули руки, приглашая его в свои объятия. Мэтт шагнул в его сторону. Ники тоже обессиленно протянул в его сторону дрожащую ладонь. Нил отшатнулся и с мольбой глядя на них, отрицательно мотнул головой. Весь его вид кричал о том, что ему сейчас будет физически больно от любого прикосновения.
— Не сейчас, — хрипло простонал он и шатаясь, пошел по проходу к выходу.
Кевин обессиленно опустился на скамью, простонав и обхватив голову руками. Бледный Аарон смотрел в пол, не шевелясь. Рене тоже опустилась на скамью, сжав кулаки до побелевших костяшек, и с силой зажмурила глаза. Дэн и Эллисон рыдали, обнимая измученного Ники. Мэтт сделал несколько шагов в их сторону и громко простонав, с силой ударил по спинке сидений. От этого звука Александр вздрогнул и вышел из ступора, повернул голову на почти белого Микаэля и быстро сказал: