Дочери мертвой империи

Я почти выругалась, но вовремя закрыла рот. «Мы сражаемся в битвах, в которых можем победить».
– Когда он приедет, расскажи ему, как славно мы о тебе заботились. – Он перевернул миску в другой руке. На пол и мне на юбку пролилась густая тягучая похлебка.
Пока стражники запирали дверь, сердце колотилось. Я сползла по стене на пол, глотая воздух.
Юровский направляется сюда. Мне конец.
– Ты в порядке? – позвал Антон Юльевич.
– Лучше не бывает, – мрачно произнесла я, пытаясь успокоить сердце.
– Хм… Я знаю командира Юровского, дорогая. Он занимает очень высокое положение или, по крайней мере, занимал в Екатеринбурге. Зачем ему тебя искать?
– Мы старые друзья, – не подумав, сказала я. Чувствовала отчаянную легкость. Веселье от страха. – Грибы вместе собирали.
– Аня… тебя же не Анной зовут, да? Немов тебя Евгенией назвал. Это твое настоящее имя?
– Да, – призналась я. Смысла врать больше не было. Немов и его товарищи не будут меня слушать.
– Евгения, ты знаешь командира Юровского?
– Да.
– Ты из Екатеринбурга?
– Нет.
– Расскажешь, почему ты здесь?
В груди тревожно сжалось. Туман в голове потихоньку рассеивался.
– Да забудь уже, черт возьми. Оставь меня в покое.
Но Антон был не из тех, кто любил молчать.
– Мы оба выберемся отсюда, – уверенно сказал он.
Ага. А коровы яйца несут.
  
Глава 23
 
Анна
 
День тянулся медленно. Я ухаживала то за цветами в садах, заросших сорняками, то за ранеными солдатами в доме.
Далеко не отходила, чтобы меня услышали, если придется звать на помощь: я не могла предсказать, откуда и когда меня атакуют. Это мог быть Иосиф из дома или командир Юровский из леса.
Иржи отправился разведывать дорогу на север от Исети, и в его отсутствие я чувствовала себя особенно уязвимой. Он вернулся позже, и, хотя при виде выходящего из леса лейтенанта на сердце полегчало, я тут же заметила, что он ведет за собой лошадь – коренастого и упрямого гнедого коня, который не хотел идти вперед и выглядел слишком старым.
Буян. У меня кровь застыла в жилах. Я не могла пошевелиться и стояла посреди заросшего, укрытого сумерками сада, пока Иржи и конь шли мне навстречу. Взгляд лейтенанта потемнел.
– Где она? – спросила я не своим голосом.
Я представила тело Евгении, израненное пулями, как ее бросают в канаву, как над ней стоит Юровский и требует рассказать, где я.
Я осознала с полной уверенностью: Евгения оставалась моей верной подругой. Она любила меня. Если ее схватил Юровский, она не расскажет ему ничего.
– Я не знаю, – ответил Иржи. – Нашел его в лесу у поселка, но ее не было. Я подумал, может, она придет сюда, если не найдет его там.
Евгения ни за что бы не оставила Буяна одного в лесу, да еще так поздно. И скорее умерла бы, чем сдала меня убийце Константина.
Это означало, что она уже мертва. Юровский нашел ее и забрал у меня еще одного любимого человека.
– Анна, – настойчиво сказал Иржи. – Мы найдем ее. Я поставил еще людей следить за дорогой. Рассказал им, как она выглядит. Если ее заметят, приведут к нам.
– Если он ее нашел…
– Я знаю. Будем надеяться, что этого не случилось. Будем надеяться, что она, как обычно, просто упрямится.
Я не смогла вымучить улыбку. Поставив Буяна к остальным лошадям, Иржи проводил меня на обед к остальным солдатам. Мы сидели в гостиной небольшими группами, несколько свечей отгоняли растущую снаружи темноту. Повернувшись к Иосифу спиной, чтобы не смотреть на него, я ужинала с Иржи, Амброжем и Каролом – вторым раненым, которому стало уже заметно лучше.
После ужина Иржи вышел на крыльцо покурить. Я последовала за ним:
– Можно составить компанию?
– Ты куришь? – удивленно спросил чех.
Я кивнула. Иржи достал спички и зажег по сигарете мне и себе. Я глубоко затянулась. Табак был некачественный, слабый и с примесью чего-то сладкого, но в груди разлилось тепло, как от объятий близкого друга.
 
Последний раз я курила месяц назад, в доме Ипатьева. В июне у меня, Маши и Татьяны были дни рождения, и большевики передали нам подарки от бабушки. Обычно они забирали все хорошие вещи, что нам отправляли, а этот раз оказался исключением из правил. Мы радостно распаковали подарки. В течение часа, когда нам разрешали гулять в саду, мы вчетвером сидели в тени, прислонившись к стене дома, и в тишине курили. Я смаковала каждую затяжку, а когда пепел подобрался к самым пальцам, положила голову на Машино плечо и закрыла глаза. Она пахла цитрусовыми духами и табаком.
– Спасибо, – сказала я Иржи. Воспоминание камнем повисло на сердце, но я все равно была благодарна лейтенанту.
Иржи кивнул, прислонился к колонне и посмотрел вдоль холма на деревья. Восходящая луна отбрасывала на склон мягкую тень.
– Она до сих пор не пришла, – зачем-то произнесла я.
– Да.
– Ты еще думаешь насчет своих людей?
– Да, постоянно. Беспокоюсь.
– Интересно, – вкрадчиво поинтересовалась я, – что бы приказали сделать старшие офицеры?
Он хмыкнул.
– Они не знают моих людей так, как знаю их я, – сказал он. – Не знают их имен, не знают фамилий.
В этом и был смысл. Дистанция между генералами и солдатами позволяла руководству принимать взвешенные решения. Иржи, так привязанный к своим подчиненным, не мог даже допустить возможности их бросить. Но если его преданность возьмет верх, мы обречены. В том и заключалась тяжкая ноша полководцев: платить жизнями простых солдат за победу.
Как платил Николай Кровавый.
Это ненавистное прозвище, сгоряча произнесенное Евгенией, все еще злило меня. Папа был самым ласковым человеком на свете. Родственники восхищались его мягким характером и добрым сердцем, а некоторые даже смеялись над ним. Он так боялся отправлять солдат на войну. Папа был отцом не только мне, но и всей России, он любил крестьян, как родных детей. Если ему приходилось арестовывать и казнить либералов-агитаторов, то исключительно ради заботы о будущем всей империи.
«Вы определяли, кто получает образование, и под этим предлогом удерживали власть. Настала пора людям управлять самими собой».
Папа заботился обо всех. Но русские не дети. Они хотели заботиться о себе сами.
– Я знаю, что тебя это тоже затрагивает, – сказал Иржи, отвлекая меня от мрачных размышлений. – Мне жаль, что так получилось.
– О, не стоит, – вздохнула я. – Что это за война, если не нужно принимать непростые решения?
Он улыбнулся:
– Короткая, наверное.
– Если бы только нам так повезло, – сказала я.
– Что будешь делать, когда доберешься до Екатеринбурга?
Я была рада подвернувшейся возможности подумать о будущем, а не о прошлом.
– Найду своего кузена Александра. Он поможет мне доехать до Крыма, где живут мои тетя и бабушка. Как же мне хочется его увидеть! – Я мечтательно улыбнулась. – У них с моей старшей сестрой были самые нелепые ссоры. Они постоянно во всем соревновались: в картах, в играх, в том, кто выучит больше стихов или слов на французском. Когда бы мы ни навещали их, они цапались, как кошка с собакой. А Александр всегда жульничал. – Я тихо засмеялась. – Он очень умный, но поражений не переносил на дух. Когда Ольга его ловила, он морщил нос самым смешным образом. – Я скорчила для Иржи рожицу, пародируя кузена.
– Скоро увидитесь, – сказал Иржи.
– А ты? Что будешь делать?
– Вернусь в армию. Мы хотим покинуть Россию и вновь вступить в бой. Если поможем британцам и французам победить, они подарят нам независимость от Австрии. У нас будет чехословацкое правительство. И я наконец смогу повидаться с родителями.
– Ты, должно быть, сильно по ним скучаешь.
Он горько засмеялся.
– Не видел их десять лет, – сказал он. – Австрийцы посадили их в тюрьму. Они националисты. Отец – еврей, а это тоже многим не нравится.