Нежный взгляд волчицы. Замок без ключа

О четырех — ни слуху, ни духу, ни версий, ни тени версии, ни следа, ни намека на след… Стоп!
Сварог никогда не держал в близкой памяти имена этих одиннадцати — у него были более важные дела, считал он всегда со здоровым житейским цинизмом (точнее, по менталитету опытного полицейского, каким он, пожалуй, уже мог считаться). Никто никогда об этом не говорил вслух, но стоявшее на пару ступенек пониже него начальство восьмого департамента, по некоторым вполне достоверным данным, придерживалось той же точки зрения. Согласно тому же менталитету.
Стоп! Когда исчез Нольтер, Сварог уже руководил восьмым департаментом — хотя определенно недолго. Значит… А ни черта это не значит! Просмотрел в свое время документы — и отложил в долгий ящик, к остальным. Как со всеми одиннадцатью поступил. Никакой промашки или упущения по службе — вводивший его в свое время в курс дела генерал Гаури откровенно намекнул, что и Гаудин поступал в точности так же. Потому что, употребляя термин того мира, из которого Сварог пришел, речь шла о зауряднейшей бытовухе: никто из одиннадцати не интересовал ни одну спецслужбу при любой погоде, исчезновение всех не было связано с чем-то на земле, требовавшим особого интереса означенных спецслужб.
Всех?
Сварог ощутил себя гончаком, унюхавшим в спокойном лесном воздухе след волка или кабана. Или другого какого зверя. В общем, гончаком на тропе. Нольтер интересовался в первую очередь Белой Волчицей, если верить Барзаю — повелительницей веральфов. А почему бы Барзаю и не верить? И Нольтер пропал без вести. Совпадение или нет? А если нет? Если вспомнить реверена Гонзака и Гонтора Корча, о судьбе которых ничего конкретного не известно, но уже нельзя сомневаться, что оба наткнулись на тайны, которые сплошь и рядом убивают?
Паранойя, скажете вы? Говорите, кто ж вам мешает. Но для Сварога эта версия станет паранойей не раньше, чем твердо будет доказано обратное. Твердо, неопровержимо, железно. А пока — пляшет сердце по-за ребрами гопака… Любой опытный полицейский вам скажет, что интуиция и чутье в его нелегком и грязном ремесле играют огромную роль. Чтобы далеко не уходить, Интагара спросите…
Дальше было в чем-то совсем просто. Давно научившийся обращаться с архивами и текущими делами восьмого департамента, он очень быстро, даже не используя свои тяжелые коды, вывел на компьютер «дело Нольтера». Невеликое и небогатое, как еще три из одиннадцати. Процентов девяносто информации относилось к первым после исчезновения месяцам (с остальными тремя обстояло, кстати, точно так же).
Точная дата, когда случилась пропажа, неизвестна. Разброс от нескольких дней до месяца. Он никогда не пропускал день рождения матери — но впервые не появился на очередном празднестве. Матушка, впрочем, забеспокоилась только через неделю — день в день с некоей молодой маркизой, с которой Нольтер, деликатно скажем, дружил в Империи и к назначенному числу не явился на свидание — чего, по словам маркизы, с ним никогда прежде не случалось. Обе женщины обратились в восьмой департамент — они знали, что Нольтер на земле. Тогда только и закрутилось…
Почему он не зарегистрировался в канцелярии Наместника в Снольдере, хотя всегда это делал по прибытии на землю (и при поездке на Стагар тоже)? Решительно непонятно. Единственный из одиннадцати, он занимался, можно сказать, респектабельным делом — не клады искал, собирал материал для очередной книги. Причем книги, не касавшейся никаких тем, числившихся в спецслужбах запретными для изучения как обитателями земли, так и ларами. Нажимаем пару клавишей, проводим короткий поиск… Нет Белой Волчицы в «Индексе запретных тем» — зато вот она, в одной из многочисленных энциклопедий доступной всем и каждому Библиотеки — короткая, как многие похожие, статеечка, в переводе на печатную страницу — не более четверти, столько обычно и отводится всему малозначительному, третьестепенному, интересному лишь узким, как пролив Фойтер, специалистам…
Так, теперь розыскное дело…
Нольтер был персоной не значимой — всего-навсего обычный молодой гуманитарий, известный лишь одной-единственной книжкой, с научной точки зрения весьма легковесной. К тому же нигде не служил. Так что поиски проходили стандартно, рутинно — группу полевых агентов отправили в Гайлат, последний ратагайский город, откуда Нольтер связывался с матерью и своей девушкой.
 
Городов у ратагайцев дюжины три. Еще в те самые пресловутые «незапамятные времена», фигурирующие этакой абстракцией в сказках и легендах, два рода, Золотые Подковы и Лазоревые Перья, по неизвестным до сих пор историкам причинам полностью перешли на городской образ жизни. Занялись ремеслами и торговлей, некоторые даже садоводством и огородничеством (но пахать и сеять не стал никто из них — у ратагайцев до сих пор считается неприличным для мужчины занятием хлеборобство).
Кстати, в те же времена (якобы) два обитавших неподалеку от морского побережья рода, Белые Плащи и Желтые Уздечки, по тем же непонятным причинам целиком подались в моряки и рыбаки, основав на берегу полдюжины городов и десятка три поселков.
Где город, там и полиция. Каковая имелась и в ратагайских городах. Правда, криминальная обстановка была гораздо здоровее, чем по всему остальному Талару — из-за той самой специфики, по которой — все уроженцы Пушты друг другу родня, пусть даже в степени «нашему слесарю двоюродный забор». Так что, обворовывая чей-то дом или грабя запоздавшего прохожего, всегда можно нарваться если не на дальнего родственника, то на старинную кровную месть семьи. Хотя выродки, ни в грош не ставящие традиции и уклады, имеются везде.
Довольно быстро с помощью местной полиции агенты установили, что Нольтер в городе прожил три недели, снимал комнату в таверне «Конь и вольный ветер», как постоялец нареканий не вызывал, пил тихо и культурно (в кабачке при таверне, правда, сиживал вечерами, но свою меру знал и в буйствах не замечен). Пару раз на день-другой ездил в Пушту, для чего нанимал коня у хозяина таверны (куда конкретно и к кому, хозяин согласно этикету не расспрашивал). Много времени прожил в городской библиотеке при ратуше.
Гайлат среди прочих ратагайских городов считался самым «ученым» — там, кроме обычных школ и ремесленных училищ, имелся еще выездной коллегиум одного из снольдерских университетов. Таких «филиальчиков» хватало в провинции всех таларских королевств, главная задача в том, чтобы выискивать среди юных грамотеев перспективные и многообещающие кадры. Что удавалось не так уж редко. Ну, а постоянное присутствие некоторого числа ученых столичных людей давным-давно привело к тому, что какой-то хваткий трактирщик, вовремя ухватив конъюнктуру, создал существующую и ныне таверну «Сова учености», своеобразный клуб, где собирались ученые, книжники и люди со схожими интересами. Нольтер и там бывал пару раз, но, по отзывам постоянных посетителей, ничем особенным не интересовался — так предпочитал поболтать о мелочах и пропустить стаканчик-другой в кругу своего рода собратьев по ремеслу, чем среди обычных посетителей «Коня и вольного ветра».
Помянутая библиотека была самой большой в Пуште — сотни три книг и рукописей, по тамошним меркам нешуточный очаг культуры. Вот там Нольтер по нескольку часов сидел практически ежедневно — но ничем конкретным вроде бы не интересовался, просто методично изучал полки, на которых имелось немало раритетов.
Барзай ясно говорил, что Нольтер не один раз встречался с его давним родственником, молодым гайлатским книжником, — но агенты восьмого департамента, судя по всему, на этот контакт Нольтера не вышли — в отчете не просто не было имени книжника, он вообще не упоминался.
 
Последняя конкретная информация, извлеченная из бумаг одной из пароходных компаний, гласила: в такой-то день такого-то года Нольтер в конторе означенного пароходства приобрел билет «дворянского» класса на пароход «Дева озера», идущий в Равену с шестью остановками в крупных городах, в том числе и Латеране. Билет приобрел до Равены.
Вот и все. Далее, как выражаются таларские сыщики, «клок тумана» (здешний аналог понятиям «глухарь» и «висяк»). «Дева Озера» очередной рейс привычным маршрутом завершила благополучно, без малейших происшествий. Вот только после выхода из конторы пароходства Нольтер словно бы растворяется в воздухе. Нельзя даже быть уверенным, что он вообще поднялся на пароход. В конторе пароходства заносят в особую книгу имя пассажира, все данные его билета — и, с особенным прилежанием, полученную плату. На этом всякая отчетность кончается — что Сварог и сам прекрасно помнил по временам его путешествия с Марой в Равену на «Морском короле». Билеты придирчиво проверяют при посадке (их давным-давно научились подделывать, как любые другие бумаги, дабы пропутешествовать на халяву в роскошных условиях «дворянского» класса). И это — все. Никто на корабле не записывает имен сошедших на берег или поднявшихся на борт в очередном порту — всю эту канцелярщину оставляют береговым конторам. При желании любой пассажир может сойти в любом месте стоянки, гораздо раньше указанного в билете пункта назначения. Капитану просто-напросто доложат, что из такой-то каюты улетучился пассажир. Капитан пожмет плечами, скажет: «Его дело» — и пароход поплывет дальше. Тревогу поднимут только в том случае, если вдруг обнаружатся явные признаки преступления или самоубийства — скажем, пассажир пропал, а его багаж остался в неприкосновенности. Или пассажир исчез, но в его вещах явно рылся кто-то посторонний. Или обнаружатся следы крови. На каждом большом пароходе есть «корабельный полицейский», нечто вроде классического «детектива отеля» из американских детективов. Представитель этой достойной профессии с «Девы озера» был допрошен, но толку от него не оказалось никакого: если Нольтер и был на борту, он сыщику ничем не запомнился. К тому же оказалось, что за время рейса ни один пассажир ни в одном из промежуточных портов не покидал судно без предупреждения, оставив пустую каюту.