Нежный взгляд волчицы. Замок без ключа
Не особенно и раздумывая, Сварог кивнул:
— В седла!
…Жизнью ратагайского шамана во многом руководит свод неписаных правил, берущих начало, как о самых разных вещах принято говорить, «с начала времен». Шаман не имеет права не то что владеть, а и прикасаться к золоту, серебру и самоцветам. Не обязан ходить в рубище, жить в нищете и питаться сухой корочкой — но и богатства ему не полагается, скота следует иметь ровно столько, сколько нужно для нормального пропитания (конкретных запретов на еду и питье нет, но умеренность соблюдать следует). Аскетизм, в чем-то подобный монашескому, особенно братии из «нищенствующих» орденов. С одним существенным отличием — шаману дозволено и семью заводить, и род продолжать. Способностей своих он лишится (говорят разное, одни — что всех, другие — что большей части, самих шаманов расспрашивать на этот счет никто пока не осмелился), если будет неписаные правила не соблюдать. Тут опять разнобой: некоторые считают, что — сразу и бесповоротно, другие — что бывают сначала предупреждения.
В общем, Сварог, все это давно знавший, нисколечко не удивился, придя к шатру Барзая — скромному, едва ли не дерюгой крытому, хоть и стоявшему неподалеку от роскошных, огромных и богатых шатров тилерна, вождей и знати.
Костерок весело горел под старинным чугунным котелком-треножником на высоких затейливых подставках, но вода для чая еще не вскипела. Опустившись на кошму по другую сторону треножника, Сварог, хотя и постарался не показать виду, удивился не на шутку: Барзай за то недолгое время, что они не виделись, изрядно изменился, и не к лучшему. Вчера он ничуть не выглядел изможденным — а сейчас исхудал так, словно голодал пару недель на необитаемом острове: кафтан висел на нем мешком, кожа на лице обтягивала кости, державшие мешочек с чаем пальцы казались иссохшими птичьими лапами. Но выглядел он бодрым, движения — энергичными, как встарь.
Вода закипала, и Сварог помалкивал — во время столь важного дела, как приготовление чая, говорить не полагается, ни о важных и серьезных вещах, ни тем более о пустяках. Терпеливо дождался, когда вода вскипела, заклокотала пузырями. Барзай горстью высыпал чай, водя ладонью по кругу, приговаривая под нос что-то необходимое, накрыл котелок литой чугунной крышкой, словно бы фыркнул на огонь — и костер погас так, словно на него выплеснули ведро воды.
— Ну вот, скоро будет добрый чай, — сказал Барзай. — Я слышал, удачная была охота?
Сварог кивнул:
— Я лучник никудышный, так что попросту бродил у озера. Жене очень понравилось.
— Чем бы молодежь ни тешилась… — философски сказал Барзай. — И слышал я еще, Барлая видели, погань степную? Давненько не объявлялся, с последнего раза годы прошли…
— А знает кто-нибудь, что за беду он на этот раз сулит? — спросил Сварог тихо.
Шаман мотнул головой:
— Никто никогда не знал, так уж с начала времен повелось. Одно можно сказать: беда будет. И вовсе не обязательно, что она коснется Пушты. Тут бывает по-всякому: иногда Барзай беду сулит тому месту, где показывается, а иногда — тем, кто его видел. Это все знают. Ты бы поберегся. И жене поберечься посоветуй.
— Как? — спросил Сварог.
— А вот этого никто не знает. Не зная беды, не знаешь, как и уберечься. С оглядкой живи. Будь ты ратагайцем, бы сказал: поводья держи крепко, не расслабляй рук. А так… Ногу ставь осторожно, никуда не спеши очертя голову, на рожон не лезь. Туманно сказано, я понимаю, но иначе не получается, не посетуй… Иногда видится, как на ладони, а иногда в тумане бредешь, сам толком не понимаешь, что и видишь. Ага, доспело… — он снял крышку с котелка, поварешкой на короткой ручке наполнил глубокие деревянные чашки и подал одну Сварогу. Усмехнулся: — Что смотришь? Плохо выгляжу, да, тут уж никуда не денешься…
— Что-то неладно? — тихо спросил Сварог.
— Да не волнуйся ты, — рассмеялся шаман без тени наигрыша. — Все ладно, не бери в голову. Это не беда, а, как учено выражается твоя женушка-красавица, последствия. Пришлось не только со многими повидаться, но и тени двух могучих шаманов вызвать, порасспросить. А такое даром не проходит. Выпивает силы, и душевные, и телесные. Тут главное — вовремя перестать, не переусердствовать. С иными молодыми случалось: горячие были, не хватило ума вовремя остановиться — вот и находили потом в степи у семи костров скелет, обтянутый кожей, покинутый жизнью… Мы, старики, осторожнее, черту видим. Ничего, завтра провожу тебя — и поправлюсь. Уеду на пару дней подальше в степь, зарежут мне молодые двух баранов, буду варить и есть, пока все не съем, кости не высосу, травяные настои буду пить на воде из семи ключей. Вернусь, каким был. Так что не беспокойся ты за меня, мой конь еще много подков износит…
Сварог облегченно вздохнул про себя. Ведь это ради него старый шаман старался, шел на какие-то нешуточные испытания. Случись с ним что, долго корил бы себя. Хорошо, что все обошлось…
Барзай заговорил веско, деловито:
— Тени пришлось вызывать для расспросов, потому что очень уж давно Белая Волчица не появлялась. О том, что долго не дает о себе знать, иногда понемногу забываешь и живешь, не принимая в расчет. Понимаешь?
— Прекрасно понимаю, — кивнул Сварог.
Еще бы ему не понимать… Сам совсем недавно остался в живых едва ли не чудом, прошел на шаг от смерти оттого, что как раз понемногу забыл о том, что давненько не давало о себе знать…
— Белая Волчица — несомненное Зло, — продолжал Барзай. — Никогда она не сделала ничего доброго с тех пор, как ее помнят, а помнят ее с начала времен. Вот только чем дальше, тем реже появлялась, пока не сгинула совсем. Думали — навсегда, оказалось — нет. По-разному случается: иногда что-то пропадает навсегда, иногда только думают так, а оно вдруг возвращается. Насмотрелся я в жизни и того, и другого. Тебе случалось?
— Случалось, — сказал Сварог. — А что она творила?
— Нельзя сказать, чтобы много всякого-разнообразного — сказал шаман. — Любила сбивать одиноких путников с дороги в полносемелие, напускать на табуны волчьи стаи, посылать волков уносить малых детей, да много чего она волков заставляла проделывать. С незапамятных времен считается, что она и есть Царица Волков. Всех. И обычных зверей, и волков-оборотней. Известно, что и сама порой оборачивалась человеком. Прекрасной девушкой, не отличить от человека, только глаза оставались волчьего цвета… хотя иные считают, не всегда. Вот только те, кто видел, какого цвета у нее глаза в облике девушки, никому уже ничего не могли рассказать… — он жестко усмехнулся: — Многие сходятся на том, что иные привычки у нее все же ничем от людских не отличаются. Были случаи, когда заморачивала и уводила за собой в степь мужчин покрасивее и помоложе. И никто живым не возвращался. Считают, было и похуже — в волчьем облике уводила девушек извращенной забавы ради. Они тоже не возвращались. И всякий раз, когда находили тела — а обычно находили, — сразу было ясно, что тут постарался не обычный волк. Всегда горло было особым образом перервано, и ни следа других укусов — а ведь когда человека задерет обычный волк, это всякий раз бывает по-разному, по-своему. И тела тех, кого она уводила, ни один другой зверь уже не трогал — хотя с покойниками, оказавшимися в звериных местах, получается совершенно иначе. Словно она знак оставляла, чтобы не было сомнений, кто постарался. И запрет какой-то накладывала, не только для волков обязательный, но и для степных крыс и прочих падальщиков.
— А есть против нее какие-нибудь… средства? — спросил Сварог.
— Нет, — сказал шаман уверенно. — Ни заклинаний, ни зелий. Потому-то ее и боялись испокон веков гораздо больше любой другой степной нечисти. Хорошо, что появлялась она редко. Пристань она к людям, как репей к собачьему хвосту, могла бы, чего доброго, и вовсе род людской истребить. Некоторые так считали, и не самые глупые люди, немало знавшие. Только она то ли не может постоянно обитать в нашем мире, то ли нет у нее такого намерения — истребить человеческий род под корень. Приезжал тут ко мне один городской книжник — наш, ратагайский. Говорили о многом, и он однажды подумал вслух: а что, если наш мир для нее — как заповедные королевские леса, где владыки охотятся? Короли ведь в свои заповедные леса не сказать чтобы особенно часто ездят, даже те, кто на охоте подвинут…