Царица Теней: возвращение Персефоны (СИ)

— Преследуя личную выгоду...
— Если бы! Но даже будь это так, разве это что-то меняет? Я с тем же успехом могу преследовать её и без вас. Зачем ты притащил мальчишку? Думаешь, у меня мало проблем? И где Геката?
Три воробья в этот момент обогнули колонну: два из них опустились на плечи Гермесу, третий сел на пол и обратился Гекатой.
— Ну, разумеется, — Аид недобро приподнял уголок губ, — она уже здесь.
— По первому твоему зову, Владыка, — Геката склонила голову и перевела взгляд на Гермеса, — что случилось? Не удивлюсь, если вспышки вашей божественной энергии заметили на Олимпе.
— Вы разве не супруги? — удивился Аид. — Ты не знаешь, с чем он ко мне пришёл?
— Знаю, с чем и с кем он пришёл, — сказала Геката, — я не понимаю, что с тобой? Почему ты злишься? В чём моя вина?
Аид прикрыл глаза и выдохнул — лазурный огонь, морозные узоры на полу и тёмный туман исчезли.
— Ты права. Я... — он стряхнул с мантии невидимую пылинку, — утро наступило слишком быстро. Мне нужно обсудить кое-что с вами обоими, Гефест пусть делает, что хочет, а нашим гостем пусть займётся Персефона.
Геката и Гермес переглянулись.
— Персефона? — крылышки на бейсболке Гермеса затрепетали. — Ты уверен?
— Проводите его в тронный зал, — игнорируя вопрос, сказал Аид, — я сообщу Персефоне, что он будет ждать её там, а вас, — он раскрыл ладонь, выпуская голубой огонёк, который вспыхнул, растянулся и сформировался в часы со стрелками, — жду в архиве через пять минут.
Часы растворились в воздухе, и Аид, не дожидаясь возражений и вопросов, исчез вместе с ними.
***
Нимфы завершали последнюю деталь причёски Лины, опасливо передвигаясь по полу кабинета Аида, на котором до сих пор царил хаос из лепестков. В былые времена их госпожа редко появлялась на личной территории Владыки, но теперь всё изменилось, и вечно юным девам пришлось привыкать к новому образу жизни. Вообще-то Лина могла обойтись и без них, создать себе образ самостоятельно, как то сделал Аид у источника — старые боги умели подчинять материю и менять её по собственному желанию — но Лина боялась, что в своём текущем состоянии создаст не наряд, а дополнительные неприятности.
Лина посмотрела в зеркало и впервые за много дней подумала о себе, как о Персефоне. Она улыбнулась, вспомнив, как четверть часа назад Аид не хотел оставлять её, ворчал на день, пришедший слишком скоро, и на то, что в последнее время царство Теней — это не мир упокоения душ, а какой-то проходной двор. Только сейчас, взглянув в глаза своему отражению, Лина поняла, почему Аид предостерегал её. Гранат, разделённый с Аидом, не был символической данностью или возможностью стать бессмертной, он привязывал её к царству Теней, прочно переплетая нити их судеб. Она стала царицей, и больше не существовало уголка в этом мире мрака, о котором бы она не знала, который бы не видела. Ей было открыто всё. Стоило заглянуть в себя, как карта царства Теней ложилась перед внутренним взором призрачными линиями, а все обитатели и тени проступали яркими белыми пятнами на её поверхности.
Лина и забыла, как это — ощущать такую сильную связь.
— Царица, — мелодичный голос стал полной неожиданностью, и Лина, вздрогнув, медленно обернулась.
Нимфы разлетелись в стороны, затрепетали и покинули кабинет, избегая белоснежного сияния Макарии. Она склонила голову в вежливом поклоне, наполняя душу удивлённой царицы теплом. Лина ожидала дыхания смерти, хотя бы намёка в ауре на истинный статус богини, но ощутила только свет — ясный как пламя правды, и чистый как небесный огонь Прометея.
— Почему я не помню твоего лица? — Лина не хотела задавать этот вопрос, она вообще не планировала говорить первой, но слова вырвались сами.
Макария выпрямилась и посмотрела на неё взглядом Аида — таким же глубоким, проницательным и тёплым, но более светлым. Если глаза Владыки Мёртвых напоминали глубины Марианской впадины, неизведанные и опасные для тех, кто нарушит их покой, то глаза его дочери были прозрачными озёрами, в которых солнечные лучи, проникая под поверхность воды, манили незваных гостей обманчиво небольшой глубиной. В обоих случаях любопытных ждала неминуемая и, возможно, мучительная смерть. Но не Лину. Только не её.
 
— Нам не приходилось встречаться, — в улыбке Макарии отразилась улыбка Персефоны. — Когда я впервые попала сюда, наступило лето, а после Владыка запрещал мне говорить с вами... У него были на то причины, я думаю. Я видела вас издалека, склонялась в ничего незначащем для вас приветствии... Не страшно, если царица не замечала меня, я всё равно рада, что мы, наконец, увиделись.
Лина некоторое время завороженно разглядывала её, пока не поняла, что делает это слишком долго.
— Прости, наверное, я не с этого должна была начать.
— Всё в порядке, я понимаю, — Макария прошла к столу так естественно, будто это был её кабинет. Лина подумала, что она, наверное, закрывалась здесь, пока царствовала вместо Аида, читала, писала, разбирала дела. — По началу я тоже была рассеяна и терялась, когда только стала богиней. Но я родилась смертной, а вы... вам должно быть намного легче.
Лина покачала головой.
— Мне не легче... — она поправила волосы и решила, что пора переходить к интересующей её теме. — Владыка сказал, ты придёшь не одна...
Макария, протянув руку к цветку гранатового дерева, застыла, так его и не коснувшись. Она заговорила далеко не сразу, и голос её прозвучал тихо и виновато.
— Я не сказала ему... пока не знаю как. Девушка, что была рабыней...
— Она жива? — в сердце Лины, пусть теперь она и была больше Персефоной, чем самой собой, старые привязанности остались и так же сильно тянули её к себе, как и вновь обретённая привязанность к Аиду.
— Да. Я уговорила Владыку сделать её богиней, и он приставил её к Морфею, в один ряд с божествами царства Снов, но... — Макария вздохнула, — связь с богом-хозяином была так сильна, что пришлось забрать её воспоминания, чтобы стабилизировать процесс.
Лина сглотнула и сжала кулаки, сдерживая подступившие слёзы.
— Я призову её, — добавила Макария, — и смогу временно вернуть ей память, только... ей будет очень тяжело. Если это необходимо, царица, я...
Лина прерывисто вздохнула.
— Да, к сожалению, я должна потревожить её, — она отвернулась и прижала ладонь ко рту. Глаза жгло, а ком, образовавшийся в горле, никак не желал исчезать.
— Есть ещё кое-что, что я заметила, царица. Думаю, это важно для вас.
— Говори, — Лина смахнула скатившуюся слезу. — Я слушаю.
— Эта девушка... она не родилась смертной, она вообще не человек. Не полубог. Её физическое воплощение и сущность были созданы чьей-то божественной силой, поэтому связь с хозяином так вцепилась в неё, и поэтому мне так сложно было сделать то, что я сделала.
— Что ты имеешь в виду?
— Она вроде вашего фамильяра... или, — Макария перебрала все подходящие слова в существующих языках мира, прежде чем продолжить, — щита для вас. Вероятно, её создали для отвода глаз от вашего физического воплощения, но это не значит, что у неё не было души, и это не значит, что её смертную жизнь можно обесценивать. Всё, что она пережила, было правдой.
Губы Лины затряслись, ей пришлось сжать их и сделать несколько глубоких вдохов. Значит, Ариана — их мать — на самом деле родила одну дочь. Настоящую Персефону. Только Ариана была всего лишь наследницей, как у неё хватило сил создать Лану? Даже Марк не смог бы этого. В дела наверняка вмешался какой-то бог, способный обмануть самого Зевса... способный создать настолько подробную копию любой вещи или живого существа, что она затмит оригинал.
— Скажи, — задумчиво проговорила Лина, поправляя рукав платья, — кто мог создать её? Родители? Может быть, сын Аполлона, хранитель... или Союз Хранителей, «Протект»?
Макария прикрыла глаза, и белые ресницы оставили на её щеке маленькую снежинку, похожую на те, что добавляют в блестящие тени.
— Точно нет. Мне не знакомы ауры всех богов, и я не могу сказать, чья именно присутствует здесь, но работа отличается особенным мастерством и вниманием к деталям. Изначальную божественную силу вашего смертного тела извлекли и создали из неё эту девушку... Это очень сложный, трудоёмкий и требующий особых знаний процесс. Девушка не просто какая-то копия, а отдельное существо, прошедшее все соответствующие этапы развития, — заключила Макария, подтверждая догадки Лины. — Один лишь великий мастер Олимпа на такое способен.