Стажёр (СИ)

В тот же миг дама глубоко вздохнула, встрепенулась и открыла глаза. Повертела головой, увидела нас с Альфридом и заорала. Криком это назвать было нельзя — ревела дама как пароходная сирена.
— А-а-а!!! Помогите!!! А-а-а!!! Пожар!!! — и так без передышки.
Альфрид выругался по эльфийски, и бац даме тростью по голове. Та за трость ухватилась, и на себя дёрнула. Мощная тётенька оказалась. Полуэльф хоть и жилистый мужик, но против массы не удержался — прямо в объятия дамы и влетел. Она его ручищами обхватила, и давай давить со всей мочи.
Захрипел полуэльф, задёргался.
Собачонка мелкая ещё вдобавок разгавкалась как сумасшедшая, визгливо так. Забегала кругами и всё норовит за ноги тяпнуть.
Я её поймать пытаюсь, она уворачивается и зубами щёлкает.
Тут в комнатку наш гоблин влетел — по сигналу. Увидел полуэльфа в руках дамских, аж поперхнулся. Но времени терять не стал, подскочил к сладкой парочке, ладони на женскую причёску положил, колдует. Память стирает.
Тут я протупил малость. За собачкой погнался, о слуге забыл. На секунду только отвернулся. А слуга как увидел, что его хозяйку гоблин лапает, метнулся молнией, у дамы из причёски шпильку вынул и гоблина нашего в бок пырнул.
Шпилька та была как стилет — узкая, длинная, с бриллиантовой бусиной на конце. И очень острая.
Потом ко мне повернулся, ливрею красную распахнул. А на груди у него тоже часы болтаются — не брегет, попроще, но зуб даю — с талисманом. Потому что слуга этот руки вытянул, пальцы скрючил, глаза выпучил — и колдовать начал. Выкрикнул что-то по-эльфийски, совсем как Альфрид.
Между нами аж воздух задрожал. Как будто огромный механизм заработал и гудит низко. Не слышно, но всё вибрирует до самых печёнок.
Все в этой комнате получили свою порцию колдовства: Альфрид с дамой обмякли друг на дружке, гоблин на спину завалился, а собачка на задницу села и башкой трясёт. Даже лаять перестала.
Не знаю, чего мелкий слуга тянул так долго, может сигнала ждал хозяйкиного, может, амулет у него одноразовый — на самый крайний случай.
А я чувствую, меня словно в кипяток макнули, и тут же в прорубь бросили — по макушку. В спину, в самую печать воткнули ледяной кол и провернули разок-другой.
Если б в первый раз меня так припекло, не знаю, как бы выжил. Но человек ко всему привыкает, даже к такому. Кипяток обернулся ледяной волной, меня отпустило, и вовремя.
Чего слуга точно не ожидал, что кто-нибудь после колдовского удара очнётся. Расслабился, руки опустил, к хозяйке повернулся.
Тут я к нему скакнул, мужичка этого мелкого за ноги кривые ухватил, да об стенку башкой брякнул. Несильно, чтобы оглушить. А то мало ли — вдруг снова колдовать начнёт, на этот раз посильнее.
Но мужичок крепкий оказался — вывернулся, меня обхватил и зубами вцепился. Больно так. При этом паричок кудрявый на нём скособочился, и ухо показалось — заострённое, эльфийское. Надо же, не знал, что среди эльфов недомерки бывают.
Ткнул я его в печень, отшвырнул на пол. Тот упал, скорчился.
Я к гоблину на помощь бросился. Альфрид тем временем кое-как очнулся и даме в ухо дал. Она руки разжала, так он добавил, и давай молотить, озверел, никак не остановится.
Стал я его оттаскивать, он рычит, не даётся. Тут наш орк в дверь заколотил условным стуком: "Тревога! Идут!"
Это значит, идут сюда, бежать надо.
Гоблин тоже опомнился, поднялся на ноги кое-как, ладони на даму положил — а у ней кровь из разбитого носа так и брызжет — заклинание пробормотал. Та обмякла, глаза закрыла, сидит на полу сонная.
Я мужичка мелкого подтащил за ворот — тоже на лишение памяти. Гоблин на пол рухнул рядом с ним, заклинание прохрипел еле слышно, а сам качается и глаза закатывает.
Смотрю — у него кровь на боку расплывается пятном большим, багровым.
Ох ты чёрт…
А орк наш что есть мочи в дверь колотит.
Альфрид на ноги вскочил, озирается, вид бешеный:
— Амулет! Где вещь?!!
Не нашёл до сих пор, а без неё всё пропало — зря старались.
Собачонка тявкнула, я глянул — сверкнуло что-то на ошейнике. Цапнул её за шкирку, смотрю — на ошейнике блестящее, круглое, золотое… он! Амулет драгоценный, цены немеряной. На собаку повесили, для красоты или сохранности.
 
Собачонка визжит, извивается, я цепочку дёргаю — никак не рвётся. Даже странно. Наверное, какое-то заклятье наложили на обрыв — чтоб не потерялось.
— Рви с башкой ей! — рявкнул Альфрид. Совсем с катушек слетел.
— Бежим! — ору на него. — Ходу! Идут сюда!
Собачку подмышку подхватил, гоблина с пола поднял, прижал как следует, чтоб увести. Тот лёгкий, килограмм сорок — не больше.
— Брось его! — шипит Альфрид. Шпильку подобрал, и хочет нашего гоба ткнуть — насмерть. — Не унесём!
Я ему с ноги пробил, шпильку вышиб.
— Бежим, мать твою!
Зыркнул он на меня по-волчьи, понял, что не сладит, и бегом в дверь бросился. Там из дамской комнатки чёрный ход был — в каморку, где ночные горшки и вёдра для отходов стояли.
Из каморки можно было выбраться к наружной лестнице. Должно быть, её здесь устроили, чтобы за дамами горшки выносить спокойно, без лишних ароматов. А может, здесь игроки от кредиторов сбегали. Или любовники — от рогоносцев.
Короче проскользнули мы в потайную дверцу (не обманул тот слуга) — и наружу выбрались. Орг наш последним шёл — я ему гоблина в руки сунул, а сам собачку держу. Пасть ей ладонью зажал, чтоб не тявкала.
Вылезли мы, и вовремя: сзади уже голоса раздались, кричат что-то. Видно, зашли в комнатку, а там дамочка лежит вся в кровище — одежда порвана, лицо всмятку, часы разбиты, сама без памяти. Слуга побитый, рядом шпилька металлическая, тоже в крови замаранная. Картина маслом.
Мы давай по лестнице вниз, а она хлипкая, ступеньки — деревянные плашки, редко поставлены да ещё шатаются. А снаружи ветер, снег в лицо лупит, ноги скользят, того гляди — свалишься.
Но кое-как слезли. Я собачонку подмышку подхватил, вид важный сделал — типа, идёт барин по своей барской надобности. Хочется благородному дону прогуляться, имеет право.
Орк наш гоблина за талию держит, будто пьяного, уговаривает: "Что ж ты налакался, дружище, не умеешь пить, так не пей лошадью!". Ведёт за мной, вроде как — слуги за хозяином.
Альфрид за нами не пошёл, чтоб толпу не создавать и не палить контору. Уж очень вид у него помятый, впереди весь в кровище забрызганный. Скользнул наш полуэльф в сторонку, где кусты, и в темноте растворился.
А мы в калитку заднюю — там выход в переулок и можно к улице пройти, где извозчики клиентов караулят.
Иду, сам дрожу — а если крики уже снаружи услышали, и полиция, что дежурит вокруг дома, всех грести начнёт без разбора?
Смотрю — возле калитки человек стоит, крупный, в тёплом тулупе. Спокойно так по снегу валенками подшитыми притопывает, но не от холода — от скуки.
Меня увидел, застыл. Встретились мы глазами, и я понял, что узнал он меня. Я тоже его узнал — это один из пожилых приставов оказался, что на совещании у зам полицмейстера сидели. Меня тогда ещё выгнали с позором.
Замерли мы на секунду оба. Потом он глаза отвёл, отвернулся эдак неторопливо, спиной ко мне и к калитке, на звёзды уставился. Стоит, посвистывает.
Я собачонку покрепче перехватил — и в калитку. Слуги мои за мной — оба.
Вышли, шагу прибавили — так, чтобы не совсем бежать, и в переулок проскочили. Там нас извозчик ждал — заранее нанятый и оплаченный щедро. Заскочили в коляску, лошадка рванула, и умчались мы.
Только там я выдохнул — всё это время не дышал вроде.
— Господин! — сказал орк. — Господин Дмитрий! Плохо нашему гобу. Совсем помирает.
Обернулся я — наш гоблин на сиденье пластом лежит, а орк мне свои руки показывает — все в кровище.
  
Глава 19
 
Вот чёрт! И правда, того гляди гоблин наш помрёт.
— Скорей, родной! — крикнул извозчику. — Поспешай!
Подкатили мы к нужному переулку, я извозчику добавил за скорость.