Зимний Фонарь (СИ)

Заказ отправляется на кухню, а Элиот — на выход. К удивлению Фрица и Анеры, брюнет снимает передник и, никого не предупредив, вылетает на лестничную площадку.
— Иногда у меня такое чувство, — с глухой злобой рассуждает брюнет. Даналия едва поспевает следом, — что моя жизнь мне не принадлежит, и я ничего с этим не могу сделать.
Площадка заставлена глиняными горшками. Цветы — сплошь бутафория — в грязи и пыли. Зарешечённые окна покрыты несмываемым налётом копоти: отголосками первого Воздействия. Видимость до того плохая, что возможно что-либо различить лишь в десятке сантиметров от краёв.
— Успокойся, — понижая голос, выставляет руки девушка. Брюнет шумно вздыхает и достаёт из-за уха сигарету. — Опять Дайомисс [достаёт]?
— Типа того. Идеологические [придурки], — ругается под нос Элиот и морщится. Синеволосая непонимающе приоткрывает рот. — Ну, эти фанатики, что не снимают маски, даже когда жрут.
В городе никто не знает в лицо нынешних охотников. Дайомисс, Э́йлине и остальные относятся к «новой школе» Красмор. Её сторонники не афишируют свою личность. Ходят слухи, что после отработки распределения они не только переезжают в другие города, но и меняют имена.
— Э-э… — растеряно тянет девушка, исподтишка поглядывая на златоклюва. — А почему оно так?
— А я [знаю]? В мурмурации, конечно, без противогаза в толкан не зайдёшь… но то, как они жрут в этих клювах, зрелище не менее стрёмное.
— Так чего ему опять от тебя нужно?
— Как всегда, — закуривая, отвечает Элиот и смотрит в окно, — только на этот раз труп поражённого. — Замечая грязь, он рукавом кофты трёт стекло. — Ужас, здесь вообще бывает уборка?
— Погоди-ка, ты про тот «Снегирь»? — уточняет Анера. Друг переводит на неё усталый взгляд и убирает руку. — Но это же действительно важно и всё такое. Тем более, там вроде ничего сложного… для тебя.
— Поверь, — кивает брюнет и, удерживая сигарету дрожащей рукой, опускает на подругу взгляд, — ты бы тоже отказывалась, когда тебе нужно было бы прочитать какого-то покойника. Тем более, поражённого…
— Тебя здесь никто не держит, — невзначай бросает Анера, и глаза друга ошеломлённо округляются. — В смысле… Если тебе не нравится этим заниматься, ты всегда можешь уехать и подыскать что-нибудь по душе.
Элиот молчит. Выдохнув дым, он бросает окурок в банку из-под газировки. С первого этажа слышатся истеричные вопли Алисы Мартене:
— Кто притащил сюда этот мусор?!
Для Элиота это значит лишь одно: если Алиса тут, значит, его смена закончилась.
— Сейчас начнётся шитшторм, — прочистив горло, говорит натягивающий куртку Фриц и проходит мимо. — Советую не задерживаться и как можно скорее покинуть здание.
Однако всё идёт не по плану.
— О, вы всё ещё здесь? Отлично, — с такими словами у лестницы друзей перехватывает Алиса и чуть ли ни под руку тянет их в главный зал. — Может, вы объясните, что это здесь делает?
На одном из столиков лежит стопка чёрно-белых листовок. «СКАЖИ ДЕМИ “НЕТ” — “УБИРАЙСЯ” ТВОЙ ОТВЕТ», — читается с них. На бумагах изображены великан с противопоставленными ему карикатурными человечками. Среди толпы выделается лидер с пылающим, вырванным из груди, сердцем.
— Какая прелесть, — перебирая веер листовок, небрежно бросает синеволосая и показывает одну из них Фрицу, — красморовская агитка.
— Ты прикалываешься? — недоумевает тот. — Красмор без повода не упоминает деми. Откуда это вообще взялось?
— Без понятия. Сейчас эта дичь везде, — продолжает возмущаться Мартене, сгребая в охапку флаеры. Смяв листовки, девушка выбрасывает их в мусорное ведро и, повернувшись к Элиоту, требует: — Захвати с собой мусор.
Тот согласно кивает и вынимает из ведра пакет.
Перед выходом все привычно надевают респираторы. Такие есть в каждом доме: на случай, если элегическая обстановка резко ухудшится. Впрочем, соблюдают рекомендации немного: чем дальше от мурмурация и его служащих, тем хуже исполнение предписаний.
В подобные времена у населения подобных регионов повышается спрос на услуги химчисток, а именно на еженедельную обработку верхней одежды. Несмотря на то, что элегологи твердят о бессмысленности этой процедуры, маркетологи звучат убедительней.
 
— Кстати, а кто в этом году у нас почитатель? — как бы невзначай интересуется Анера, когда они выходят на улицу.
Из дверей открывается лишь одна створка — вторая закрыта, кажется, со времён той самой аварии 975-го года. Посетители заведения уже не придают этому значения, хотя Фриц время от времени грозится всё-таки снять дверь с петель.
— А ты догадайся, — разводит руками Элиот и тут же осекается. — Эй, что случилось?
На крыльце сидит его коллега-бармен, Георгий Вельпутар. Молодой парень со светлыми волосами и красноватой кожей. Он никак не реагирует на вышедших из здания, продолжая слепо смотреть перед собой. На земле, у его ног, лежит невероятно худая дворняга.
Она часто ошивалась здесь — можно сказать, работники «Канкана» уже воспринимали её частью заведения. Регулярно подкармливали, даже установили небольшую будку с мисками на заднем дворе. Только с именем не определились, так что откликалась собака на слово «еда».
— Что это с ней? — обеспокоенно спрашивает Даналия.
— Не знаю, — тихо отвечает бармен, — когда я вышел за ящиком, она увязалась за мной… Потом легла и… вот. Больше не поднималась. Я пытался её покормить, но…
— Может, бешенство? — наивно предполагает Элиот и ловит неодобрительные взгляды. — Да чего такого-то? Я просто предположил…
— Давай я её посмотрю, — предлагает Даналия и садится рядом с собакой.
Выглядит та правда неважно. Тяжело дышит. Лишь изредка жалобно скулит. Изнурённая отдышкой, дворняга лежит с высунутым языком. Рядом с пастью — нарезанная колбаса. Чуть надкусанная; в одном из кусочков торчит застрявший клык. Вельпутар невесомо поглаживает её по шерсти, и та лезет буквально клоками. Звучат успокаивающие слова, пока Даналия проводит осмотр: меряет пульс, слушает дыхание, смотрит глаза.
— Здесь только усыплять, — оглашает свой вердикт Анера, поднимаясь на ноги. — Ам, я не сильна в ветеринарии, но скажу наверняка — у неё элегический манифест. Для животных это всё.
— Усыпить?! — вспыхивает бармен. — Ты вообще думаешь, что предлагаешь? Это неправильно! Если людей с манифестом ставят, то и её смогут!
— Не в нашей ветеринарке, — сохраняет спокойствие синеволосая. — Не уверена, но попробуй тогда обратиться в Ландо — если я правильно помню, то там берутся за такие случаи.
— Так это же деревня!
— А мы типа не? — глухо спрашивает Лайн, тоскливо поглядывая на дворнягу. Спустившись с крыльца, парень отходит в сторону, всячески избегая смотреть в сторону поражённого животного.
— Будто для людей иначе… — под нос бубнит Фриц. — На вашем месте я бы задумался: если почти за несколько дней псина отсохла, то что же с нами?
Никто не придаёт значения его словам.
После паузы раздумий, Вельпутар поворачивается к Лайну:
— Если что, подменишь на празднике?
Последний неуверенно кивает.
Меж тем угрюмые тучи скрывают солнце. Поднимается ветер. Срывает снежные шапки со спящих деревьев. Волнует озеро, едва тронутое льдом. Под натиском стихии страдает башенный колокол: медленно раскачиваясь, он тревожным звоном наполняет Синекам.
— Надо же, — присвистнув, не своим голосом говорит Элиот. — В первый раз слышу, как он звонит.
Эпизод второй
Балтийская Республика: Линейная
Гейнсборо 1-1-7
10-23/994
— Я дома! — звучит криком в темноте.
Домой Элиот возвращается к полуночи.
На ходу раздеваясь, проходит вглубь коридора и спотыкается. В темноте нащупывает выключатель. Включает свет. Под ногами валяется пакет: готовый набор для экстренной госпитализации. Лайн устало ставит его на место и ныряет в спальню. Готовится ко сну.
 
Внезапно электричество начинает сбоить. Настольный светильник мигает с характерным потрескиванием. Пропадает интернет-соединение — роутер не выдерживает перепадов напряжения и трагически сдыхает. Элиот привычно активирует встроенный в протофон маршрутизатор и, отправив крайнее сообщение, лениво поднимается с кровати.