Ариш и Маг. Отсвет феникса (СИ)

Мне как никогда страшно. И паника растёт, чем быстрее мы отдаляемся от особняка. Когда же равняемся с пульсирующим беловато-жёлтым барьером, окружающим владения Грёжес, аристократ неожиданно останавливает элькайя, открывает дверцу, берёт меня за руку и тянет за собой, в лёгкий пас облегчив вес платья. Недоумевая, спускаюсь за ним на сырую землю.
Рассвет только занимается, воздух прохладен и влажен. Лёгкий туман обнимает высокие стволы еловых деревьев.
— Тебе необходимо успокоиться, — Маг направляется к высокой «стене», сотворённой провидческим камнем Окольса. Я иду следом. И, прежде чем успеваю сориентироваться, мой спутник мягко кладёт мою ладонь поверх пульсирующей вертикальной поверхности, и пальцы, порождая круговые волны, сразу погружаются в плотное тепло.
Восторг — яркий, слепящий — опаляет светлым жаром и таким чувством защищённости, что все тревоги сразу меня оставляют. Поддавшись небывалому облегчению, я смеюсь, вспугнув с ближайшей ветви щебечущих птиц. Окружающий мир для меня наполняется красками. Он оживает, дышит, оберегает. Больше не страшно.
Маг, наоборот, мрачнеет.
— Ариш, ты счастлива? — спрашивает угрюмо.
Не он ли хотел прогнать мои тревоги?
— Очень! — переполняет душу немыслимая радость.
Приблизившись, мужчина неожиданно резко притягивает к себе. Скользяще целует в губы, отстраняется и проводит тёплой сухой ладонью по моей щеке.
— Ты сладкая, — говорит задумчиво.
— Должна горчить? — отзываюсь шутливо, не в силах освободиться от кружащего душу веселья.
— Должна, Ариш! — проскальзывает злость в его голосе. — Если госпожа Грёжес изменила королю, как он считает, твои губы обязаны отдавать горечью совершённого греха.
— Значит, она невиновна? — недоумение усмиряет эмоции.
— Барьер, окружающий владения Грёжес, состоит из чистейшей светлой энергии. Достаточно лёгкого прикосновения, чтобы невинный сердцем впитал в себя волны радости, а посланник бездны превратился в пепел. Даже Тёмный. А если женщина или мужчина, несущие в душе грех измены, дотронутся до проявления Окольса, их губы напитаются горечью, ощутимой при поцелуе.
— Ты устроил мне проверку? — неприятное откровение, перерастающее в возмущение. Мои эмоции? Не уверена. Солидарность? Есть! Влепить пощёчину и отвести душу!
Рука остановлена на полпути. Маг примирительно шепчет:
— Я ничего не планировал, просто хотел успокоить тебя. А потом поддался импульсу.
— Ты или монарх? — цежу раздражённо. И, не дожидаясь ответа, из разумных соображений усмиряю гнев. Ругаться не время и не место. Подвожу итог: — Измены не было. И всё же монарх уверен в обратном, а госпожа Грёжес молчит и разъяснять ситуацию явно не собирается. Почему?
Амулет под белой рубашкой Мага чуть сияет.
— После бала разберёмся, — говорит он до зубного скрежета резко.
Вернувшись к экипажу, мы всю оставшуюся дорогу молчим. Не представляю, какие мысли одолевают моего неулыбчивого спутника. Свечение под рубашкой угасло, только менее холодным мужчина от этого не стал.
«После бала», — сказал он.
Сжимаю пальцы в кулак, невольно комкая атласную ткань юбки. Как вернусь в особняк, я обязана установить связь с подселённой душой. Неведение меня больше не устраивает. Противоречия надоели. Перепады настроения Мага в печёнках сидят! Его злость и доброжелательность — дикий контраст.
Прошедшие две недели, пока мы формировали образ Алзеи, я грелась в лучах его улыбки. Где-то спорила, порой возмущалась, противясь растущей с каждым днём симпатии. И всё же, отрицать глупо, привыкла к спонтанным объятиям, ненавязчивым, порой мимолётным прикосновениям. Поэтому увидеть его вновь раздражённым — что в ледяную прорубь окунуться! И это неприятное ощущение сохраняется всю поездку и много позднее, пока нас принимают при дворе и с удобством размещают в отведённых апартаментах. Холодок отчуждения истаивает только к вечеру, когда мы оба, облачённые в дорогие одежды, направляемся в бальную залу, уже изрядно заполненную. 
Знатные гости, облачённые в вычурные наряды, оживляются, когда глашатай объявляет о нашем появлении. В этот момент все головы, как по команде, обращаются в одну сторону, а взгляды жадно оценивают меня. Я под локоть с представителем императорского семейства спускаюсь по лестнице, покрытой белой ковровой дорожкой, по краю расшитой золотой нитью.
 
Маг холоден и отстранён. Я — иная.
Жёсткий корсет утягивает в талии, приподнимая грудь. Пышные юбки, украшенные драгоценными камнями, раскачиваясь при ходьбе, гипнотизируют большую половину высшего света. Как и бриллиантовое ожерелье в форме цветка с опадающими сверкающими лепестками. В мочки моих ушей вдеты увесистые серьги-вислы, в движении то и дело задевающие плечи.
Драгоценных камней на меня навесили немало. Взвыть хочется! Терплю. Ради сохранения равновесия держу спину прямо, подбородок — тоже. Со стороны наверняка смотрюсь высокомерно. Под стать Алзее. Скользящим взглядом изучаю публику, оценивая высокородное общество с позиции претендентов на роль врагов, прихвостней или друзей. С лёгкой иронией наблюдаю, как перед нами расступается толпа, открывая путь к императору, стоящему в окружении трёх дам и двух мужчин. С правителем в обители я не встречалась, лишь пару раз видела издали.
— Всё же соизволил явиться! — не дожидаясь расшаркиваний, выказывает одобрение Француа Ано. Монарх молод, подтянут, красотой не блещет, однако в глазах его — живость и откровенное любопытство, когда он обращает внимание на меня. — Недурна. Мне бы от Зова такой подарок не помешал.
— Попридержите коней, Ваше Императорское Величество! — звучит ярко выраженное осуждение в голосе старшей женщины, стоящей от монарха справа. Взгляд её строгий, и тон под стать. — Соблюдайте приличия хоть иногда! И не пугайте девушку неподобающим поведением!
— Она фактически член семьи. Испугается — не наша, — в голосе повелителя высокопарная надменность. — Согласен, Разов?
Маг на поводу не идёт, придерживаясь этикета.
— Ваше Императорское Величество, позвольте представить мою спутницу, Алзею Вольх, — произнесено с вежливой учтивостью, за которой даже я распознаю стальные нотки. 
Монарх морщится.
— Ну, что с тебя взять? Как всегда, упёрт и ограничен! — удручённо ворчит правитель и обращается ко мне: — Рад знакомству, мисс Вольх, — великосветски кивает правитель по всем правилам светского общества, а на лице маска мученика, приговорённого к пожизненной каторге.
— Взаимно, Ваше Императорское Величество, — приседаю в глубоком реверансе, сохраняя спокойствие, несмотря на желание улыбнуться. 
Благо, меня заранее предупредили о странностях королевского семейства. Маг, рассказывая о монархе, сделал акцент, что император идёт первым номером в списке неадекватных личностей. У него есть одна нетипичная для правящего лица черта: ненависть к условностям. Поэтому периодически правитель создаёт незримый магический купол, внутри которого ведёт себя, как ему вздумается, тогда как для людей, остающихся за пределами барьера, продолжает выглядеть выдержанным, серьёзным, исполненным истинного величия.
Ко мне подходит аристократка, выказавшая неудовольствие поведением монарха. Лицо женщины испещрено сеточкой неглубоких морщинок, позволяющих дать ей не более сорока пяти лет.
— Итак, деточка, дай на тебя взглянуть.
За учтивой просьбой кроется непринятие отказа. Тонкие пальцы, унизанные перстнями, ложатся на мои плечи, обдавая жаром. У женщины внимательный взгляд и тёплая улыбка.
— Замечательная жрица. Почти полностью состоявшаяся, — одобрение в её голосе выбивает из колеи. Моё недоумение замечено, и женщина отступает на шаг, говоря: — Куда подевались мои манеры! Лер, будь добр, представь нас.
Маг не медлит.
— Лавин Грёжес, также известная как Седьмая Настоятельница Храма Амунаи. Алзея Вольх, жрица зова.
Я делаю реверанс. Внутри меня недоумение. Седьмая? Оставившая обитель свыше ста лет назад? И она жива?
— Конечно, жива, — Лавин Грёжес явно читает мысли. Способность, доступная некоторым абонессам прошлого.