Планета свиней (СИ)

— Из горлышка будем пить: по-братски! — суетно отложив карты, обрадовался Шмаль и тут же обратился к громадному Алмазу: — Эй, красавчик, как тебя?.. Изумруд, принеси-ка мне бутылочку.
Рубин злобно шевельнул бивнями. Коты были неугомонными, дерзкими — настоящие бандиты. А с бандитами спорить себе дороже. Проще промолчать и отыграться позже. Сполна отыграться.
— Я сам открою. Не спорьте, — откупорил пробку Алмаз и, сделав маленький глоток, передал бутылку брату.
— Выпью за то, чтобы домой вернуться живыми, — тихо сказал Рубин, пригубив напиток.
Бутылка перешла к Гомвулю. Волк обнюхал её, вытер лапой горлышко и перед тем, как хлебнуть «княжеской», произнёс:
— Парни, Родина у нас одна. За Сибирь!
Наконец-то, бутыль дошла до кошачьих лап. Шмаль уступил другу, разрешив ему выпить первому.
— За нашу победу, ребятушки! — торжественно произнёс Барс; выпил и передал водку чёрному.
— Вот что я думаю, пацаны, — хитро щурился Шмаль. — Всё это добро зря мы отдаём китайским. Заберут они и дракона со сломанной палкой, и шахматы из кости, и золотишко алданское. Вернёмся мы домой порожняком… если вернёмся. Но я выпью за другое. Есть у меня мечта. Хочу я добраться до Крыма. Хочу купаться в море, ловить рыбу, лежать на солнышке и радоваться каждому лучику… каждому облачку. За мечту, пацаны! За Крым!
Последним взял слово человек. Пить он не стал. Закрутил пробку на место и озвучил то, о чём каждый думал в эту минуту.
— Служба и долг перед нашей страной привели нас в далёкий Китай. У нас разные судьбы, но мы ближе, чем может показаться на первый взгляд. Так давайте докажем нашему врагу, что сибиряки народ слова, чести и мужества! — Федот спрятал бутылку за пазуху и, пройдя мимо гибридов, пожал каждому крепко лапу. Остановившись возле Шмаля, он снова вздохнул и улыбнулся: — Не подведи нас, котейка.
Чёрный расправил усы, повернул голову, бросив взгляд куда-то вдаль, словно не было стен и прочих препятствий, а затем жалобно попросил об услуге.
— Начальник, может, ещё по глоточку?.. а?
Улыбнулся даже Гомвуль. Хряки задорно хрюкнули, потирая ладони, но весёлое настроение остановили китайские кабаны во главе с чёрно-белым медведем, зашедшие в комнату.
— Поступил приказ, — говорил переговорщиками панда, — немедленно покинуть секретную базу. Берите с собой скульптуру дракона и шахматы. Остальное остаётся здесь. Команда понятна? Исполнять!
Алмаз нежно прижал к груди золотого дракона. Гомвуль извлёк коробку с шахматами.
— А теперь следуйте за мной, — приказал китайский медведь.
***
В покрытом брезентом кузове было холодно, словно на улице мороз далеко за сорок. Пронизывающий ветер проник в ботинки, под куртку, в штаны и прямо в душу. Кабаны распустили шапки-ушанки, подвязав верёвочки. Всего за час езды Гомвуль превратился в ледышку. Лапы ломило, нос остыл, хвост упрямо прятался между ног, словно волк дрожал не от холода, а от страха. Если бы Федот не прихватил с собой водочку, то делегация могла запросто околеть.
Шмаль и Барс сносили мороз, как настоящие герои. Не проронив ни слова, они не ныли, ничего не просили, лишь прижимались друг к другу, чтобы согреться и вздремнуть от безделья. Лагерный опыт помогал им адаптироваться к трудностям ловчее своих новых товарищей.
Машина остановилась. Задний борт с грохотом открылся. Показался ровный строй китайских кабанов. Взвод солдат в парадных мундирах, приветствовал делегацию из Сибири. Командовал почётным караулом вепрь с кривым мечом из древних времён. Он что-то на китайском крикнул солдатам и те замерли по стойке смирно, прижимая длинные деревянные шесты к животам.
— Айда, парни, — предложил покинуть машину Федот.
Он еле шевелил ногами. Спрыгнув с огромным трудом, советник князя помог спуститься Гомвулю. Кабаны, словно замороженные глыбы льда, выкатились из кузова, приземлившись на пятые точки. Коты вышли сами. Причём грациозно.
К Федоту подошёл панда, со сломанным ухом.
— Следуйте мимо строя почётного караула. Далее, откроются стеклянные двери, за которыми вас встретят и приведут к Хеи Мау. Доброго пути, сибиряки.
 
Мокрицин в ответ лишь кивнул китайскому офицеру. Не было сил открыть рот.
— За мной, — прохрипел он сибирскому посольству.
Федот шёл впереди. Сзади с шахматами в подмышке покачивался Гомвуль. Передвигался волк на полусогнутых лапах, но голову, с дрожащей челюстью, держал высоко. За ним плелись кабаны. Алмаз обнимал золотого дракона, словно грелку. Очумелый Рубин, не открывая глаз, шёл следом за братом. Он так задубел, что не замечал тридцати пёстро-одетых солдат и командира с мечом в вытянутой вперёд лапе. Последними вышагивали Шмаль и Барс. Кошачьи хвосты распушились, уши стояли торчком. Усы, как тонкие, упругие проволочки, кричали всем в китайском строю: мы прибыли из Сибири — расступитесь, бусурмани! В зубах антропоморфных котов дымились сигареты.
Вся делегация проковыляла мимо строя, а когда стеклянные двери отворились и рыла, морды и лицо Федота почувствовали тепло, то слёзы радости хлынули из глаз.
Это был спортивный комплекс, построенный давным-давно. Здесь когда-то проводились соревнования по шорт треку, хоккею с шайбой и фигурному катанию — всё для людей. Сегодня же спортивные площадки переоборудовали в нечто несвязанное с соревнованиями на льду. Одно из помещений перестроили в зал встречи иностранной делегации, уже несколько десятилетий безжалостно воющей со Страной Китай.
Гигантский холл уменьшили в размерах раза в три, сократив его занавесом сочно-красного цвета, с хаотично разбросанными жёлтыми лепестками роз на тканом холсте. Огромная штора превращала сиротливый стадион в помпезный тронный зал. Справа и слева стены завешаны тканью под цвет лепестков с багровыми вставками по краям. У стены, придавая пафоса, выстроились позолоченные балюстрады и невнятные белые арки, с намёком на античную старину. На полу расстелены шерстяные ковры с многоцветием красок и узоров. Посередине зала алая дорожка, ведущая к самому трону, стоящему на специальном возвышении, высотой в десять ступеней. Вдоль дорожки с одной и другой стороны охраняли подступы к китайскому вану двенадцать вооружённых панд с острыми пиками, устремлёнными ввысь.
На троне восседал азиат небольшого роста с длинными волосами, собранными сзади в шишку: ни худой, ни толстый. Ему было чуть за тридцать. Хеи Мау правил Страной Китай всего весну, лето и кусочек осени. За те недолгие годы, что Витольд княжил в Сибири, на китайской стороне сменилось четыре вана или даже восемь.
Хеи Мау считал, что пришёл к власти неслучайно. Он был уверен, что его правление станет счастливым для Поднебесной, принеся окончание войны, а также подъём самосознания людей и гибридов всех мастей. Носил китайский вождь длинные платья, отдавая должное моде прошлого. Он мечтал стать императором ближних и дальних земель. Ближними китайские ваны называли территории от Амура вниз до Южно-Китайского моря. Дальние земли — всё, что выше реки Хейхе, вплоть до холодного океана, где бродят дикие белые медведи. Земли правее и левее считались спорными, но вполне пригодными для империи. В общем, желание править миром никуда не сбежало. Желание только увеличилось. И если бы на севере, где больше семи месяцев лежал холодным одеялом снег, не проживали отчаянно-мужественные гибридные кабаны, то Поднебесная держава давно бы смяла сопротивление, и никакого сибирского посольства на бывшем стадионе не было и в помине.
Главный дворец правителя находился в Пекине. Там китайский ван жил и работал. Оттуда Хеи Мау привёз с собой пушистых любимцев. Он обожал общество антропоморфных кошек, считая их существами мистическими, наделёнными неземной красотой, исключительным разумом и вселенской интуицией, которую не провести лживым интриганам. Недоброжелатели покушались на Хеи Мау больше двадцати раз, но благодаря своим кошечкам убийства так и не состоялись. Его верные спутницы ощущали опасность за несколько дней до исполнения кровавого замысла. Потому три прелестных девочки: с гладкой шёрсткой, в коротких юбочках-пачках и просвечивающихся блузках — сегодня рядом с Хеи Мау. Они расположились на мягких подушках у ног правителя. Одна была беленькой, словно якутская снежинка, вторая — пёстрой, будто у матери было много мужей, а третья кошечка была черна, точно как Шмаль. Когда Шмаль увидел её, то подумал: «Ядрёный ты перец!.. не моя ли это судьба?».