Отто фон Штиглиц (СИ)
– Ви из Совьетской Росии? – сразу раскусила.
– Найн, их бин дойч.
– Дойч, – сразу глаза васильковые потухли. Не любят русские немцев, а французы тем более. Ну, и ладно, не плюнет же в картошку. А если плюнет? – Шучу. Да я из СССР.
– О, я скажу папа!!! Он лично вас обслужит. – Значит, всё же дочь.
Папа был толстенький с лысым совершенно черепом, а вот глаза были такие же, как у дочери – васильковые.
– Что желает, товарищ коммунист? – и эдак, насмешливо, как с меньшим братом говорит. Непутёвым.
– Да, вот хотел шницель с жареной картошкой заказать, а на вас глянул, и подумал, а не ударить ли нам по пелемешкам.
– Ух, ты! «Нам» мне нравится. Давненько я с земляками оттуда не общался. Пойду, распоряжусь. Жена быстро сделают с дочерью. Посетителей нет, так что я, если вы не против, составлю вам компанию, вопросами о том, как вы там живёте помучаю. Согласны, товарисч? Под лёгкое винцо?
– Я за рулём. Но под хороший кофе, согласен пообщаться.
– Айн, момент. Я мигом, только отдам распоряжения.
Пельмени готовились долго. Брехт сто раз пожалел, что выдал себя, нет, ничего не боялся, в смысле провала, а вот отвечать на многие вопросы этого Лёни – Луи, было неудобно, словно оправдания властям СССР искал. Голод? Да был, а что в тысяча девятисотом не умерло почти миллион человек от голода? Разруха? Строим. Нет, не был в Санкт-Петербурге, не свезло. Говорят, дома все обшарпанные, десятки лет не крашенные. Не видел. Далеко живу, на Дальнем Востоке. Владивосток. Флот. Вона чё, мусье бывший флотский офицер. Нет. Флота нет. Ну, почти нет. Так ваши же всё угнали и продали врагам России.
Когда пельмени принесли, не жуя и не чувствуя вкуса, быстро заглотил, расплатился и вышел. Как в душу нагадили. Человек плохое всегда быстро забывает. Воспоминания о молодости они всегда светлые и солнечные, нет там пасмурных и дождливых дней. Красивые девушки, мороженное. Театры, мать их. Смотры. Государь парад принимает. А ему что светлое вспоминать. В той жизни? В этой-то вообще ничего нет светлого. Реки крови и пота. Ну, разве Катя-Куй. Да и вот сейчас вспомнил, и тревожно на душе стало. В Москве уже хватились, что Брехт не приехал. Что будут делать? Могут и жену арестовать. Или сразу не могут? Ну, мало ли, убили, или заболел и в больнице лежит. Может зайти в посольство и рассказать о задумке?
Ну, нафиг! Прямо там и арестуют. Не дадут покинуть посольства, а потом в ящике домой тайно переправят. А там с пристрастием поспрашают, сам ли до такого додумался или от Тухачевского или Егорова команду такую получил. Нет. Машем и улыбаемся. Машем и улыбаемся.
Брехт вышел из кафе, которое называлось «Carmesi». Так и не спросил у хозяина, что это значит, и сел в машину. Развернул карту, сориентировался и поехал на квартиру. Хватит тянуть, нужно быстрее покончить с маршалом и перебираться в Германию, там ещё пару человек зажмурить надо.
В принципе к ликвидации маршала всё готово. Пальто двухстороннее ему сшили в ателье недалеко от его дома, там же на всякий случай и несколько костюмов разных цветов и покроев себе заказал, в магазине приобрёл несколько шляп и фуражек. А потом неожиданно наткнулся на лавочку, или магазинчик небольшой, который можно было бы назвать военторгом. Там форму можно было себе подобрать или заказать сшить. Заказал себе капитанскую форму пехотную. Мало ли как шифроваться придётся после ликвидации Петена. Неизвестно, что пригодится.
Событие тридцать седьмое
Никогда иностранцам нас не понять, у нас можно дать на орехи редиске, настучать перцу по дыне и сходить вечером в кабачок заморить червячка.
Было воскресенье. Шестое марта уже. Целую неделю Брехт, как на работу, ходил к дому маршала. Приходил рано утром и занимал место на скамейке в двух домах от объекта. Там такой закуток с афишной тумбой и скамейкой, всё равно на виду, но другого места для наблюдения просто нет.
Петен вставал поздно, подъезжал всё тот же «Ситроен» в десять часов и увозил будущего премьер министра и коллаборациониста. Иногда машина возвращалась быстро, а иногда и до вечера отсутствовал товарищ. Дома его ждала жена. Её Брехт пару раз видел, один раз она встречала Петена, опять под шафе приехал, а один раз наоборот провожала и сразу оттуда, как машина уехала, пошла в магазин. Что ж, скромно живут маршалы во Франции, не бегают вокруг них сотни слуг, и нет охраны, от слова вообще.
Женщине, Брехт подслушал разговор её с продавщицей магазина, звали её Анни, так вот женщине было лет шестьдесят и, следовательно, она была чуть не на тридцать лет младше маршала. Один раз к ней пришёл, судя по обнимашкам, сын. Этому лет тридцать – тридцать пять было, хотя может и побольше. Довольно высокий моложавый коротко подстриженный мужчина, раз пришёл в отсутствие маршала, то, либо в соре с ним или, что более вероятно, это не его, а её сын.
Что ж, план простой. Утром когда подъедет машина, Брехт спокойно достанет из футляра винтовку, встанет за афишную тумбу и сделает два выстрела. Один в Петена, другой в водителя. Жалко простого мужика, он ни в чём не виноват? Да ни капельки не жалко. Вот двадцать семь миллионов убитых и умерших с голоду советских людей жалко, а французов лизавших задницу Гитлеру, не жалко ни грамма. Убьёт обоих, подойдёт и положит на грудь человека, который так и не станет коллаборационистом, бумажку, на которой написано, что группа немецких патриотов «Великая Германия» объявила войну французским генералам, и будет её продолжать, пока те не отдадут назад Германии Верхнюю Силезию, Эльзас и Лотарингию. Все генералы Франции погибнут, если правительство Франции не выполнит требований «Великой Германии». Листок написан по-немецки, даже готическим шрифтом. Брехт специально сходил в магазинчик букинистический и купил Библию на немецком с таким шрифтом. Для образца.
С листком … Сначала хотел Иван Яковлевич просто положить его на тушку маршала Петена, но потом передумал. Во-первых, может ветром унести, а во-вторых, это не произведёт нужного впечатления. Потому отправил Федьку лешего в магазин на другой конец Парижа, где видел в продаже кинжалы – имитация под старину. Эдакие мизерикордии. Тонкий четырёхгранный клинок. Полковник на него нанижет послание от «Великой Германии» и приколет его к маршалу, вогнав в грудь, желательно в сердце попасть.
Вот это должно произвести впечатление. Особенно на газетчиков. Должна знатная шумиха подняться.
После этих действий Брехт отходит по намеченному маршруту. Там есть небольшой проулочек, обычно пустынный. Быстро снять пальто, вывернуть его наизнанку и пройти на соседнюю улицу, где и припаркован его «Пежо». Да, ещё фуражку на шляпу заменить. Всё. Сесть в машину и ехать, как можно быстрее, в свой квартал, где зайти в ресторанчик папаши Карло и обязательно обратить там на себя внимание, ну, Брехт решил расплатиться тысячефранковой бумажкой с полуголыми мужиками. Пусть долго и упорно сдачу набирают. Точно запомнят тогда. Да, ещё нужно обязательно про время поинтересоваться у молоденькой официантки. И как-то намекнуть, что целый час, мол, тут уже сижу, а уходить не хочется, всё на неё хочется любоваться, такая у нимфы замечательная фигурка. Что вы делаете вечером, обожаемая грация?
Таков был план. Завтра понедельник и его нужно осуществить, а сегодня в воскресенье Иван Яковлевич себе другое мероприятие наметил. Сегодня на стадионе был футбол и Брехт решил сходить. Нет, он особым болельщиком не был, и тем более французского футбола, даже не знал, кто с кем играет. Хотел посмотреть, чем и в чём играют. Он ведь у себя в полку создал целых четыре футбольные команды, и пока он был в Туве, народ эту игру не бросил, вот только приехал он из Тувы, а народ пожаловался, что хорошего мяча не достать, а играть вообще приходится в армейских ботинках. Потому Иван Яковлевич и решил матч посетить, посмотреть на инвентарь, а потом поинтересоваться у футболистов или тренера, где всё это тут во Франции купить можно.
