Жена напоказ 2 (СИ)

С мадам Конфеткой ни в чём нельзя быть уверенным — но это будоражит настолько, что хочется сбиться на бег, чтобы успеть. Увидеть её, объясниться наконец и разрешить эту двусмысленную, выводящую из себя ситуацию.
Уже сидя в карете, покачиваясь на неровностях дороги, Ренельд не раз доставал из внутреннего кармана фрака коробочку открывал и смотрел на переливы гранатовых бликов внутри рубина.
Откуда это страшное волнение? Или даже страх — что откажет. Какое-то безумие! Ведь он совсем этого не хотел — ни женитьбы, ни вдовушки, ни вечерних поездок за город — чтобы, как распоследний влюблённый, преподнести избраннице кольцо.
Но необъяснимая тревога только нарастала вместе с тем, как Ренельд ближе подъезжал к имению Эйл. От поцелуя Оли осталась только злость — и жгучая горечь оттого, что это недоразумение может всё испортить.
  
Глава 4
 
Ренельд
До дверей имения добраться не удалось. Ренельд вышел из экипажа у крыльца — и сразу попал под наблюдение вездесущей мадам Хибоу. Она дежурно улыбнулась — однако уже с большей приветливостью, чем раньше. И даже, можно сказать, лёгкой хитринкой, что залегла в неглубоких ямочках на её щеках. Что-то знает — если не всё. Что ж, женщина она образованная, газеты читать умеет. Главное — охрану вызвать не грозится — это обнадёживает.
Но не успела ещё мадам Хибоу и слова сказать, как их обоих сразу насторожил приглушённый шум. Взволнованные женские голоса, перекликаясь, становились то громче, то тише. Проклятье, неужели Мари так разгневана тем, что рассказала ей Оли? Вот прямо настолько — чтобы до ссоры, неприятия, отрицания или что там сейчас обуревало её обострённые заклятием чувства.
— Ваша светлость… — начала было экономка озадаченно. — Пройдёте?
Она махнула рукой на приоткрытую дверь. То ли не хотела, чтобы он слышал склоку, то ли — напротив — сомневалась, а не стоит ли ему вмешаться.
— Что там происходит? — Ренельд качнул головой в ту сторону, где из сада доносились совсем не мирные звуки.
— Приехала мадам д’Амран. А чуть раньше её сестра… Они пошли прогуляться.
— Я посмотрю, если позволите.
Ренельд кивнул заметно взволнованной экономке — и та не стала его останавливать.
“Стер-рва!” — скоро донеслось до разума знакомое ворчание.
И Ренельд прибавил шаг, высматривая среди густых мандариновых зарослей беседку, скамейку или хоть какое-то укрытие, откуда доносился этот вороний гвалт. Полнейшая неразбериха из рычания Лабьета и возмущённого клёкота женщин.
— Пусти! — всхлипнула Оли. Точно она.
— Лабьет! — угрожающе низко рявкнула Мари. Как истинная хозяйка дома, которая не допустит на своей территории никакого беспорядка. — Что с тобой? Отойди! Кыш, ну?
“Кому это “кыш”? Эх, Конфетонька, жаль, что ты меня не слышишь, — мученически вздохнул шинакорн. — Как же сложно-то! Эй! Ну не сумочкой же! Конфета! Цыц! У тебя там что, камни?!”
Лабьет чёрной махиной, спешно перебирая лапами, вывалился на тропу прямо перед Ренельдом. Едва не снёс того с ног, но вовремя остановился, гневно дыша и явственно хмурясь. По-своему, по-шинакорьи.
“Рен! Проклятье, Рен! Ты здесь, — Лабьет бросился к нему, но уже аккуратнее. Боднул толстенным лбом в живот. — Забери меня отсюда!”
— Ты же сказал, что я буду плакать и просить тебя вернуться, — Ренельд сложил руки на груди, нарочно не утешая пса. Ещё прислушиваясь к тихим причитаниям женщин где-то за стеной из остриженного в форме шаров кустарника.
“А ты не за этим приехал? — озадачился Лабьет. — Постой… Уж не в связи ли с тем бредом, что несла Оли только что? Все уши мадам Конфетке изъездила”.
Кто бы сомневался, что так будет. Наверное, ещё и поджидала её прямо у крыльца, чтобы сразу выложить всё, что случилось.
— Бредом?
“Ну, да… — шинакорн шлёпнулся задом в траву, опасливо поглядывая в ту сторону, откуда прибежал. — Что-то про неутихающие чувства. “Я запуталась, не могу забыть. Хотела поговорить с ним…” И про поцелуй тоже было. Скажи, что это неправда!”
 
— Это правда. Про поцелуй. Про остальное — лирические измышления самой Оли.
“Что?! — шинакорн подскочил. — Ты в своём уме?”
Лабьет страдальчески зарычал и, если бы был человеком, наверняка, шлёпнул бы себя ладонью по лбу.
Ренельд направился дальше, собираясь вмешаться, пока сестра Мари не развела страшную драму вокруг дневного происшествия. За поворотом тропы и правда стояла хитро выкованная скамья, на которой валялись зонтик от солнца и ридикюль Мари. А ещё бумажный свёрток, похоже, с несколькими книгами внутри.
Оли стояла спиной к Ренельду — а плотный подол её платья зиял здоровенной дырой. Через неё было бы видно довольно многое, если бы она не была заслонена головой Мариэтты, что склонилась над пострадавшими тылами сестры.
— Больно? — участливо спросила она графиня. — И чего он на тебя кинулся?
— Потому что он бешеное исчадие Бездны! — чуть плаксиво ответила Оли. — И только прикидывается милым пёсиком.
“Сама ты исчадие, — обидчиво буркнул шинкорн, следуя за Ренельдом. — Это она ещё мало получила. Хотя твои штаны, Рен, тоже напрашиваются на пару дыр”.
Графиня вздрогнула, услышав шаги. Выпрямилась — а Оли, подхватив обрывки ткани, прикрылась ими, как могла. Однако, Лабьет неплохо потрудился! Теперь придётся потрудиться швее, что будет латать это платье. Вот только пострадавшую от нападения шинакорна гордость Оли залатать было некому.
— Ваша светлость, — сдержанно кивнула вдовушка. — Позвольте узнать, что вы здесь делаете? Прибежали защитить своего озверевшего напарника? Знаете, я думала, что вы оба благоразумнее. Оба. Хотя и сомневалась в этом.
— Ренельд… — чуть испуганно и как будто даже смущённо вздохнула Оли.
И по её многозначительному виду Мариэтта могла бы додумать много лишнего. Если бы смотрела на сестру, а не на Ренельда — в упор, совершенно уничтожающе. Её аура обтекала его обжигающими потоками, словно решала, какую часть тела прижечь первой.
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Добрый вечер, дамы, — чуть резковато ответил тот. — Думаю, я имею право на невинный визит в этот дом. В связи с некоторыми обстоятельствами.
Мариэтта горько усмехнулась, а Оли приподняла бровь, явно недоумевая, откуда в нём взялась такая холодная уверенность. Но сейчас он не намерен был давать ей возможность перетянуть инициативу на себя. С Оли они поговорили достаточно, им больше нечего было решать — всё ясно. А вот с вдовушкой — не помешает.
— Не столь невинные встречи для вас на сегодня закончены, я так полагаю? — можно было поклясться, что от тона вдовушки прихватило морозом листья на ближайших кустах.
— Я хотел бы с вами поговорить, — Ренельд подошёл ещё чуть ближе, явственно ощущая твёрдость коробочки с кольцом, что острым углом вжималась в грудь. — Без посторонних.
Он красноречиво посмотрел на Оли — и та сжала зубы.
— Посторонних?! — Мариэтта вскинула брови. — Правда? У вас очень странные представления о…
— Прошу вас. Мадемуазель Паграйс. Оставьте нас.
Оли громко фыркнула и прошла прочь, стараясь ещё сохранить достоинство при том, что при каждом шаге  через прореху на её юбке мелькал кусочек нижнего белья.
“У Конфетки ножки лучше, — заметил шинакорн, провожая её взглядом.
— Я не хочу с вами разговаривать, — проговорила Мариэтта, когда её сестра удалилась. — Но вас это не интересует, наверное.
Она отвернулась, явно стараясь скрыть то разочарование, что сейчас всё отчётливее проступало на её личике.
— Я просто хочу, чтобы вы выслушали и меня тоже. Вам не кажется, что это было бы справедливо?
 
— Справедливо?! — повысила голос Мариэтта. — Справедливо называть меня своей невестой, пускать слух в газету о… нас с вами. А потом целовать мою сестру в своём кабинете, потому что между вами “что-то ещё осталось”? — она вдруг резко смолкла, хмуро оглядывая Ренельда. — Почему вы вообще в таком виде? У вас платок съехал. И вот тут порвано.