Контрольный выстрел

«Увидеть ее и умереть!»
Маленький ресторанчик был пуст. Он знал это и потому выбрал именно его. Отремонтированный при непосредственном участии его банка, кабак предназначался только для своих. И свет, и музыка, и отдельные кабинеты — все было продумано до мелочей. Вышколенный, привезенный из Литвы персонал являл собой европейский шик, диковинный для провинциального города.
Метр встретил Морозова, как своего хозяина. Почтительно склонился, продемонстрировав геометрически четкий пробор, лично принял небрежно брошенное кашемировое пальто.
— Прошу!
На ходу он подхватил из напольной вазы огромный букет роз и вручил гостю. Розы благоухали.
— Я дико извиняюсь... — начал Морозов, как только за ним затворилась дверь кабинета.
Но она не дала ему завершить. Он почти задохнулся от мягких податливых губ.
— Ну, раз дико извиняетесь, я вас прощаю. — Лидия Максимовна поправила блузку. — В порядке примирения прошу штрафную.
Морозов плеснул в бокалы шампанского.
— «У штрафников один вопрос, один ответ». — Он чуть пригубил из бокала. — А закусить штрафную?
Лидия Максимовна улыбнулась. И снова перехватило дыхание от ее губ, от ее тела. Еще крепкого, но невероятно мягкого, обольстительного в этом, второй молодости, возрасте.
— Ну же... — отстранилась она от него. — Еще закусим. Так что там стряслось?
Рассказывать случившееся без предисловий и предварительных комментариев значило записать себя в клинические идиоты. Еще в машине Морозов думал о том, как бы подостовернее изложить всю историю. Но даже самый достоверный, с деталями и подробностями, рассказ сейчас выглядел бы, как второсортная фантастика со страниц местной прессы.
— Да так, чепуха. — Он оторвал кусочек лаваша. — Просто бредятина какая-то. То ли номер цирка-шапито, то ли сюжет Хичкока.
Лидия Максимовна смотрела на него, не отрываясь. Интуиция подсказывала ей не самое доброе.
«Господи, что я несу...»
— Короче, ситуация такая... — Он начал излагать все в хронологической последовательности, долго и нудно рассказывая о своих переживаниях, часто восклицая «Представляешь!». Терехова сидела окаменевшая, ничем не выражая своего отношения. По ее серым огромным глазам было невозможно понять — верит, не верит? И только когда Морозов рассказал о заключительном моменте, эти глаза чуть потемнели.
— Вот такое приключение приключилось со мной нынеча. Простите за тавтологию. — Он поднес бутылку шампанского к ее бокалу. Она закрыла его рукой.
— Коньяк, пожалуйста.
Банкир удивленно взглянул на нее.
— Коньяк, я сказала! — Голос Лидии Максимовны, еще десять минут назад нежный и воркующий, стал хриплым, резким.
Морозов открыл коньяк. Чуть плеснул.
— До краев.
В бокал ушла почти треть бутылки. Лидия Максимовна молча и не глядя на Морозова выпила.
— Значит, он заказал тебя? — Она провела пальцем по краю бокала. Стекло издало отвратительный звук. — Да?
Морозов пожал плечами.
— Миленько, миленько... — Лидия Максимовна что-то соображала.
— Да, он так сказал... — Морозову стало плохо. Он ощутил, что надежда на сочувствие рушится. — А что?
Более глупого вопроса придумать было нельзя.
— Что? — Терехова заливисто захохотала. — Что?
Смех неожиданно оборвался.
— Смотрю я на тебя и не пойму, ты умный или прикидываешься?
— А что? — снова машинально произнес Морозов.
Теперь ее глаза стали узкими и злыми.
— То, сынок! То! Но прежде чем я тебе это «то» скажу, выпей. Не скупись, лей щедрой рукой. Тебе сегодня можно.
Морозов наполнил свой бокал.
— Теперь давай выпьем знаешь за что? — Себе Лидия Максимовна налила сама. — Давай выпьем за упокой рабов Божьих Германа и Лидии.
Она залпом выпила. От удивления Морозов отставил бокал.
— Что не пьешь? Там не дадут. — Она раскраснелась. Сквозь слой косметики как-то резко проступила рыхлая кожа, обозначились морщины. — Да, именно так.
Она потянулась за сумочкой. Неловкой рукой тронула ремешок. Сумочка упала на пол. По паласу рассыпалось ее содержимое — косметика, кредитные карточки, какая-то мелочь, пачка сигарет, зажигалка, упаковка презервативов.
 
Нагнувшись, Терехова подняла только сигареты и, не разгибаясь, прикурила. Затем выпрямилась и откинулась на спинку стула.
— Так вот, милый. Я не знаю, кому и для каких заложников ты отдал лимон, но я знаю другое: если этого лимона не будет завтра к обеду, то... — Она выпустила струю дыма. — То у меня будут не меньшие проблемы.
— Что же делать? — просипел Морозов.
— Бороться и искать...
— Но как? Неужели ничего нельзя...
— Если хочется, то можно. То, что ты подставил меня ненамеренно, я понять могу. Чисто логически. Ну, не знал ты... Хотя те проценты, которые тебе полагались, могли бы побудить твои дряблые мозги соотнести причины и следствие... Или ты полагал, что это за твои красивые глазки, за твой красивый х... тебе тысячи баксов отвалят? Нет, мальчик. Ты начал серьезную игру... Да Бог со мной. Зачем ты Альфреда подставил?
За последний час Морозов задавал себе этот вопрос десятки раз.
— Дурак, — он опустил голову.
— А дураки не должны размножаться. Или ты не знал? — Лидия Максимовна пристально посмотрела на него. — Вижу по глазам твоим глупым, что знал. И тем не менее?
— Я к тебе хотел...
Терехова удивленно посмотрела на него. Такого она не ожидала.
— И ты?..
Морозов кивнул.
— А тебе сколько лет?
Теперь настал черед удивляться ему.
— Просто я анекдот вспомнила. Идет молодец по лесу, а навстречу ему Баба-Яга. «Попался, — говорит, — сейчас я тебя съем». — «Не ешь меня, бабушка, все, что хочешь, сделаю». — «Ну, тогда трахни меня. Если понравится, выполню твои три желания». Задумал молодец желания: дачу, машину и жену красавицу. Закрыл глаза и исполнил все в лучшем виде. «Понравилось, бабушка?» — «Очень понравилось, добрый молодец», — да и пошла восвояси. «А машина?» — кричит он. «Э-э, дурачок. Такой большой, а в сказки веришь».
— К чему ты это?
— А к тому, мой дорогой, что делу время — потехе час. А потеха, даже самая приятная, — всего лишь потеха.
Она снова закурила.
— Но за слова твои сладкие ценю. Никогда не знала, что простой пистон станет оружием массового уничтожения. Дай, я тебя поцелую, Хуанито ты мой.
— Что же делать?
Терехова опять налила себе коньяка.
— Не много? — Морозов не верил своим глазам. Бутылка была уже пуста, но Лидия почти не пьянела.
— Нормально. Прикинем. Итак, шанс, что деньги вернутся, все-таки есть, а потому не будем драматизировать. — Она снова становилась той самой Тереховой, которую и любили, и боялись. Челюсти капкана уже открылись. — Так, со мной ясно. Теперь с тобой. Арнольд хоть и шишка, но в этом лесу не он один... Кто на тебя наезжал в первый раз?
— В смысле?
— Не в автомобильном, а прямом. Кто в первый раз наезжал на банк?
— Я не знаю его, но у него морда такая... — Морозов развел руки. — Синяя какая-то.
— Господи, никак Монитор?
Морозов пожал плечами. «Ну и кликуха!»
— Тогда это в корне меняет дело. Дай-ка свой телефон...
Через двадцать минут в кабинет вошел парень с необъятной, удивительно фиолетовой рожей. Лидия Максимовна тепло обняла его.
Она снова была роковой женщиной.
  
30
 
Калиниченко открыл бардачок и вынул трубку радиотелефона.
— Будьте добры, два двадцать два.
— Соединяю.
Через несколько секунд отозвался водитель Гусакова.
— Где шеф?
— Позвать?
— Давай.
— Слушаю, Гусаков.
— Николай Степанович, я выехал.
— Да уже знаю. — Гусаков усмехнулся. Радиоперехват сработал оперативно.
— Иду без сопровождения...
— Как без сопровождения? — Гусаков поперхнулся. Это было дико и нелепо. — Как без сопровождения?
— Своих отправил с Арнольдом, а гаишники отъехали заправиться.