Теперь командовать буду я (СИ)

– Еще как поеду. И мы заедем в магазин, где я куплю себе то, что необходимо.
– А как же «ты командир»? – злобно усмехнулся он.
– Вот и будь командиром, а не идиотом, – сказала ровным голосом, продолжая таращиться в его синие, как холодное море, глаза.
– Принято, – улыбнулся он неожиданно и поцеловал меня в нос, – но одевайся шустрее, заедем еще за лопатами, в багажнике только лом валяется.
Стеша шумно выдохнул и перекрестился.
– Черт, с вами в одной комнате-то опасно, а вы на кладбище меня тащите.
– Отвернись, – сказала ему, стащила футболку и принялась одеваться прямо в гостиной, не сводя взгляда с открытой двери, чтобы не терять из виду Сеню.
– Не успел, – честно признался он, когда я оделась.
– С чем я тебя и поздравляю, – и нахально улыбнулась, а он заржал:
– Испортил девку.
Мы заехали в ближайший торговый центр в городе, где я выбрала себе спортивные вещи без примерки, и переоделась на заднем сиденье, пока мы ехали до кладбища.
– Если ты там, – сказала я, стоя у могилы отца, – то прости, – и парни начали копать, а я светила им фонариком.
– Это сложнее, чем я думал, – пыхтел Стеша, но через три часа они все же закончили.
– Лиза, лучше отвернись, на всякий, – нахмурился Сеня, а я отрицательно покачала головой и еще через пятнадцать минут крышка поддалась, и я глухо простонала:
– Маме ни слова. Вернуть все как было.
Они закрыли гроб и молча начали закапывать, утрамбовывая землю ногами и через еще два часа, вернув могилу в практически первоначальный вид, мы в гробовом (под стать ситуации) молчании ехали обратно в домик. Разбрелись по комнатам и легли.
– Лиза, – позвал Сеня тихо, – ты спишь?
– Нет.
– Обсудим?
– Завтра, ладно? – попросила с мольбой и начала его целовать, чтобы немного отвлечь и отвлечься самой.
  
Мой рай
 
– Итак, – начал Степа, как только мы закончили с завтраком, больше подходящим по времени к обеду, – командира умыкнули.
– Более того, его там никогда и не было, – заметила я, – гроб абсолютно новый внутри.
– Согласен, от обивки пахло клеем и краской, как будто его изготовили и тут же заколотили, законсервировав запах.
– Лиза, ты же понимаешь, что это не означает, что он жив, – мягко заметил Сеня, а я кивнула.
– Ты говорил, что видел, как он упал. Сможешь вспомнить подробно?
– Что это даст? В него точно попали.
– Расскажи, а там решим, – он задумался, глядя в стену, и ожил минут через пять:
– Он упал на спину, чуть с разворотом влево.
– Согнулся?
– Нет, наоборот, как развернуло. Черт.
– Именно. Стреляли не в спину, не в голову, не в грудь и не в живот, а, наверняка, в плечо. Кто так убивает? Там по карте с горы расстояние плевое, из винтовки даже криворукий попадет хотя бы посередине.
– А еще он левша.
– То есть его просто разоружили? – нахмурился Стеша, – И нас вывели из игры по той же причине. Но зачем?
– Вопрос десятый, – отмахнулась я, – давайте еще раз прокрутим, что было перед этим, – и посмотрела на своего начальника.
– Спасибо за оказанную честь, – серьезно сказал он, – но давай сама. У меня от этих воспоминаний нервный тик.
– Да, брат, у тебя правда щека дергается. Выглядит довольно стремно, если честно, – Сеня скривился и потер лицо руками.
– Я думаю, начать следует с того, что отец обнаружил пропажу бракованных насадок. Затем он отправляется в командировку. Эти чертовы штуковины не идут у него из головы и человек на горе кажется ему подозрительным. Сомневается, что есть связь, но решает проверить. Так как из всего отряда, по большей части, доверяет только вам, остальным приказывает не покидать расположения. Вас поджидают, в отца стреляют таким образом, чтобы он перестал представлять угрозу, его сопровождение подрывают с той же целью. Далее в полевой госпиталь приносят трое носилок, есть ли на них отец или нет – не ясно. Кузнецов подтверждает личность командира. Нам возвращают через месяц пустой гроб. После того, как он пролежал в той адской дыре столько времени, мама открыть его не решается, справедливо полагая, что лучше жить с воспоминаниями о живом муже, чем о разложившемся на жаре.
 
– Сразу возникает куча дополнительных вопросов, – задумался Сеня. – Например, а действительно ли была пропажа? Может, их просто выкинули? Или сотрудники разобрали под какие-то хозяйственные нужды? Наш человек всему применение найдет, а заводские мужики все рукастые.
– Ну, теперь поспрашивать на заводе можно хоть каждого лично, – хмыкнула я довольно, – что дальше?
– Меня все не покидает мысль, что сама командировка какая-то левая, – потер подбородок Степа, – мы же только вернулись тогда, месяца не прошло. Да и местность, в общем-то, интереса не представляла.
– Н-да, я не раз вспоминал, как мы вылетали с шуточками, что едем загорать. Я вот лично слегка обгорел.
– Прям все как я люблю, – усмехнулась я и подмигнула ему. – То есть, надо понять, левая ли командировка или смысл в ней все же был, так?
– Типа того. Ты кроме Быстрова еще у кого-нибудь на коленках сидела? – уточнил Стеша.
– Всех и не упомнить, – ответила честно, – надо поговорить с мамой.
– Тяжелое детство, – вздохнул тяжело и опустил голову, чтобы я не видела, как глупо он лыбится.
– Слушайте, сколько там отрядов было всего?
– Два.
– Да даже два отряда посылать из-за одного отца? Как-то слишком.
– Смотря что на кону, – пожал плечами Сеня.
– А что у него есть? Только завод, и то номинально. Что-то не клеится. А Кузнецов с вами выезжал раньше?
– Да, его навязывали весь тот год. Это, кстати, должна была быть его последняя командировка, только поэтому командир согласился. Он уже всех достал своим нытьем и пьянками. Как нажрется начинает родней козырять, мол, вы тут все шавки подзаборные, а я король. Семен Викторович осаживал его, когда присутствовал, но все больше поучал.
– И кто у него родня?
– Так Быстрова племянник, – удивился Степа моей тупости.
– Как-то часто фамилия дяди Феди всплывает, – нахмурилась я, – а между тем, они с отцом, что называется, огонь и медные трубы прошли вместе. Это то же самое, что вы друг друга подозревать начнете, – они переглянулись и нахмурились.
– Тогда будем исходить из того, что он не при чем.
– Ой, вот не знаю, – протянул Стеша с ехидцей и получил локтем в солнечное сплетение. Осел на стол и минут пять пытался снова научиться дышать. – Сурово, – прохрипел через какое-то время, – но справедливо.
– А еще не факт, что на носилках был не твой отец, – все же озвучил Арсений, – прости, но то, что его сначала лишили возможности защищаться, вовсе не означает, что после не добили.
– Значит Кузнецов либо соврал, либо сказал правду, но проверить мы это уже не сможем, так как он лежит в лесочке неподалеку, с аккуратной дырочкой в тупой башке. Класс.
– Ну, кто ж знал, – развел он руками с виноватым видом.
– А на хрена тогда присылать пустой гроб? – обрел Стеша голос.
– А еще ты сказал, что узнал парня из второго отряда на складе, – заметила я.
– Точно, – хлопнул он себя по лбу, – он нес мои носилки. Я слегка расстроился, когда увидел его там.
– Ну, кто ж знал, – передразнила его, хотя раздражена не была. – Доказательств никаких, но сама связь парня из второго отряда с Кузнецовым, пусть даже через Виталия, земля ему пухом… – и злорадно улыбнулась в этом месте, забыв, о чем говорила.
– Сама связь, – пришел на помощь Степан, потому что Сеня тоже сидел ухмылялся, как дебил, – говорит нам о том, что на носилках твоего отца не было, поэтому не было и в гробу.
– И у них был месяц на то, чтобы добиться своей цели и либо добить его и положить в гроб, либо, как минимум месяц, он был жив, – вздохнула я.
– Пять лет прошло, – тихо сказал Сеня и положил свою руку на мою, аккуратно сжав, а я покрепче сжала челюсти.
– А знаете, что еще не вписывается во все произошедшее? – они удивленно на меня посмотрели. – Виталий.