Доверься мне (ЛП)
Я изучала непроницаемое выражение лица Тайлера через отражение в зеркале, пока замазывала тональным кремом синяки. Сосредоточившись на внешности, я приводила себя в порядок, маскируя ушибы. Он сидел, откинувшись в кресле в углу и наблюдая за мной.
Непринужденная поза может одурачить женщину с меньшим опытом в считывании языка тела мужчины. Но широко раскинутые руки и раздвинутые бедра были напряжены как у пантеры, готовящейся к прыжку. В глазах затаилась энергия, которую в прошлом, видя у многих мужчин, я научилась остерегаться.
Он настоял, чтобы проводить меня назад в комнату и удостовериться, что я устроилась ― и стабильна ― прежде чем вновь приступить к работе. Очевидно, сюда же было включено пассивное наблюдение за моими косметическими процедурами. Не то чтобы созерцание имело сексуальный характер. Скорее хищный.
После нанесения основы и тонального крема я припудрила лицо. Хороший макияж накладывается тонкими слоями, сочетающимися друг с другом в отличие от плотной замазки. Возможно, у меня была бы другая работа в качестве визажиста, если взять в расчет, что я достаточно долго прожила бы, чтобы перестать быть шлюхой. Плюс предположим, что я довольно-таки нормальная, чтобы ею не быть. Не то чтобы в приличные заведения меня возьмут. Просто на бумаге я уже мертва: пропала без вести из школы в шестнадцать и с тех пор ни разу не подавала государственные документы или уплачивала налоги. Скорее всего общество уже много лет считает меня гниющей в переулке. Порой я задумываюсь, а не было бы это лучшей судьбой.
Может быть, я смогу неофициально работать визажистом у жен, подвергшимся домашнему насилию со стороны богатых и успешных мужей. Замазывать синяки и скрывать порезы ― это искусство, которое у меня было множество возможностей усовершенствовать. Проблематичнее всего было скрыть раны, где кожа зияла, обнажая ткани или еще что похуже. Конечно, лучше всего оставить их в покое и оправдать несчастным случаем. В противном случае, я перевожу взгляд на жидкий силикон и краску для ретуши, для работы с которыми требуется много времени и денег.
Не то чтобы это моя прихоть. Карлос нанес эти раны, Карлосу и оплачивать гримерный материал. Вдобавок, именно он настаивал, чтобы я появлялась, сияя как золотой слиток, как только выбиралась из лужи крови и других жидкостей. Я предпочла бы свернуться калачиком в постели, той самой, на которую Тайлер взирал с момента, как сопроводил меня в комнату.
Моя спальня меньше, чем комната Карлоса, даже меньше чем Тайлера. Едва ли это вообще можно назвать спальней, в ней вмещается односпальная кровать, трюмо и обшарпанный шкаф для одежды. Карлос отдал мне узкую комнату в качестве напоминания о моем статусе, будто я нуждалась в нем, учитывая то, чем я занималась. Я никогда не принимала мужчин у себя, поэтому большая кровать мне ни к чему. Мне предпочтительнее, чтобы у меня было место, где я могла бы побыть наедине с собой, независимо от того, насколько оно маленькое. Скорее всего, Карлос отнял бы его, если бы понял.
Сегодня Тайлер оккупировал территорию. Я ощущала его присутствие, вторжение как попавший острый камешек в обувь.
― Ее вид тебя заводит? ― спросила я, лишь чтобы разозлить его.
Он побарабанил пальцами по бедру, не заглотив наживку.
― Я понимаю, что ты здесь неспроста. Давай выкладывай. Мне причитается еще работенка? Хочешь минет?
Это добило его. Он замер на месте и сердито взглянул на меня. Но его сердце не принимало в этом участия. Бедняга все еще переживал из-за моих ран. Он не осознавал, что я уже давно привыкла к ним. Боль могла проникнуть под кожу, но не в мое нутро. И если причина состояла в том, что внутри ничего не осталось, тем лучше.
Завершив последний штрих с помощью кисточки пудры, я повернулась и направилась к Тайлеру, используя самую сексуальную из своих походок.
― Ты так напряжен… ― не теряя ни секунды, произнесла я воркующим тоном, заметив увеличивающуюся выпуклость в его штанах. ― Я могу приласкать его, и ты почувствуешь себя лучше.
― Прекрати, ― процедил он, ― я знаю, что это не ты.
― Если ты так думаешь, значит, и вовсе меня не знаешь, ― произнесла я, рассмеявшись.
Он покачал головой, раздувая ноздри.
― Тебя к этому принуждали. Мужчины издевались над тобой. Причиняли боль. Я сделал тебе больно.
Ну, конечно. Его разум не хотел думать о маленькой милой соседке Мие как о грязной потаскушке. Поэтому сейчас он оправдывал мой поступок. Но мне это не понравилось. По некоторым соображениям, я не могла объяснить, почему хотела, чтобы он увидел меня. Узнал меня, даже если это вызвало бы у него отвращение.
― Не надо меня жалеть, ― произнесла я грубо, и немного смягчившись, добавила: ― Малыш, никто меня не заставлял. Может пару раз, но они понимали, на что я готова.
Из него вырвался тихий сдавленный стон, но я продолжала наступать.
― В большинстве случаев… выбор стоял за мной. Раньше я была дешевкой. Ценой минета было просто слушать, как клиент говорит мне, что я послушная девочка. Позже моя цена подросла на несколько баксов, и я уже могла покупать еду на ужин или подходящую одежду, чтобы носить, когда вырастала из старой. Но именно Карлос превратил меня в ту, кем я являюсь на сегодняшний день. Дорогая одежда, шикарный макияж, роскошные приемы, на которые он меня приглашает. У такой девушки как я лучше и быть не может.
В какой-то момент, во время моей недолгой речи, я разозлилась. Я надрывалась, возмущалась, бесилась, что он может думать обо мне хорошо, когда ничего хорошего не было.
― Так что если ты вбил себе в голову, будто мой отец издевался надо мной или что Карлос приставил пушку к моей голове, чтобы затащить сюда, то ты заблуждаешься. Понял? И очень сильно.
Очертания образа Тайлера размылись перед глазами, похожее на одно из произведений водоворота, прекрасное и мрачное видение. Я чувствовала его дыхание на своих волосах, успокаивающее, говорящее мне остановиться, что все будет хорошо, и его руки, притягивающие меня ближе за плечи, обжигали порезы. Вероятно, он не помнил, что там меня тоже ранило, не только со стороны спины, но мне не хотелось его останавливать. Каким бы образом он ко мне ни прикасался, я приму. Какую бы боль он мне ни причинил, я стерплю.
Я подавила рыдание у его груди. Такой теплой, надежной.
― Мия, ― прошептал он. ― Мия.
Что бы он ни имел в виду, не имело значения. Он был здесь. Я должна быть за это благодарна.
Не уходи, мне хотелось умолять. Никогда больше не бросай меня. Но вымаливание не поможет. Мои щеки увлажнились от беспомощных слез, будто я заранее оплакивала потерю мужчины, его утешение, прежде чем он уйдет.
― Ш-ш-ш, ― убаюкивал Тайлер. ― Я все исправлю. Еще не знаю как, но я со всем разберусь.
Из меня вырвался слабый смешок. Мне вспомнился детский стишок про Шалтая-Болтая. «Вся королевская конница, вся королевская рать не может Шалтая-Болтая собрать».
― Ты не можешь исправить меня, ― шепотом произнесла я, пока слезы скатывались к губам. ― Никто не сможет.
― Нет, ― яро ответил он. ― Это моя вина. Мне следовало догадаться. Я считал… возможно, и предполагал, но был полным придурком, чтобы понять, как поступить. Если бы можно было вернуть время назад, то я вытащил бы тебя оттуда…
Картинка возникла у меня перед глазами как призрак из могилы. Ничего не стыдящаяся я. Без страха. Смехотворная мысль, но… непроизвольно вселяющая надежду и вызывающая глубокую печаль.
― Господи, не надо, ― просила я. ― Не заставляй меня думать о невозможном.
― Послушай. Давай просто пройдем через это. Через все, что связано с Карлосом, вместе, ты и я. И когда все закончится, мы поработаем над твоим восстановлением. Точно не знаю, как все будет развиваться. Многое зависит от тебя, и от того, что ты хочешь. Но обещаю, больше ты никогда не станешь чьей-то шлюхой.
Тайлер говорил так убедительно, так уверенно. Так выглядело выражение лица неопытного молодого человека, собирающегося пуститься в авантюру. Как будто бы он сел рядом со мной на старую, грязную шину и произнес: «Не может же быть все настолько плохо». Настолько он был оптимистичен, фальшив.