Новый мир. Книга 3: Пробуждение (СИ)

Я уже не мог остановиться.
— Меня беспокоит, доктор, что на острове, называемом Грей Айленд, надо мной проводили варварские медицинские эксперименты, жестоко издевались, а также применяли мощные психотропные средства, чтобы полностью лишить меня самостоятельной воли и превратить в послушное орудие, манкурта. Именно там меня сделали химически зависимым от препарата под названием «Валькирия», который изменил до неузнаваемости мое сознание. За этим преступлением, трусливо прикрытым строками ничтожного контракта, составленного по законам несуществующей страны, стоял лично Чхон, банда его садистов-инструкторов, включая некоего Томсона, и сумасшедший ученый Браун, воспринимающий людей как своих подопытных крыс. Постоянным посетителем Грей-Айленда был генерал-полковник Окифора, командующий Силами специальных операций. И не было сомнений, что именно он, выступая от имени Содружества, санкционирует и одобряет проводимые над нами опыты.
Доктор Митчелл держала ручку, но ничего не записывала, а лишь слушала. Не приходилось сомневаться, что каждое сказанное в этих стенах слово записывается. Но я уже не мог остановиться.
— Меня беспокоит, что затем меня использовали в тайных силовых операциях, которые проводились с невиданной жестокостью, в противоречии с общепризнанными правилами и обычаями ведения войны и общечеловеческими ценностями, из-за чего правительство не желало раскрывать какую-либо свою связь с ними и проводило их с помощью ЧВК. Я был в Африке в марте 2090-го, участвовал в операциях против «Фракции африканских рабочих», которые сопровождались большими жертвами среди мирного населения, пытками против подозреваемых в терроризме. Я был в Центральной Европе весной 2090-го, где меня вынудили уничтожать целые деревни, выдавая себя за карателя Евразийского Союза, чтобы настроить местное население против потенциального противника.
Я не останавливался, чтобы перевести дух.
— И, конечно же, меня беспокоит все то, что происходило во время этой проклятой войны. Я совершал поступки, жестокость которых сложно вообразить, оправдывая себя тем, что наш враг — еще более беспощаден. Я поверил Чхону, что существует некий тайный проект «Скай», с помощью которого евразийцы хотели взять под контроль целый мир, хотя я до сих пор не уверен, не ложь ли это. Я убивал, жег, взрывал — все ради победы в этой войне. Делал грязную работу, в которой правительство и военное командование не хотело быть замешано, ведь им не доставало духу признаться избирателям, как на самом деле ведется эта война. Я был в Новой Москве 18-го января 2093-го года. Меня и других бойцов ЧВК отправили на передний край, рассчитывая, что большинство из нас будут перебиты, унеся свои грязные секреты с собой в могилу. Там было применено мощное химическое оружие, газ «Зекс», большей частью против мирного населения. Применение этого газа санкционировал командир эскадрона «Сатана» Гаррисон, и его командир — Чхон. Я не знаю, согласовывали ли они свои действия с высшим руководством. Но эти люди до сих пор на свободе, так что вывод напрашивается сам собой. Несмотря на договоренность о капитуляции, Чхон и Гаррисон приказали своим людям не щадить пленных. На моих глазах головорез Тайсон Блэк, убивший Бена МакБрайда в 89-ом, тогда уже офицер эскадрона «Сатана», расправился с пленными, которых я уговорил сложить оружие. Когда я попытался вразумить его, эта тварь попыталась убить меня. Когда же я донес о его преступлениях Гаррисону и Чхону, они не только не осудили их, но и вынудили меня драться с ним, приказав Блэку убить меня. Лишь чудом я остался жив. Я пробыл в коме год. Пережил полсотни операций. Превратился в калеку и в наркомана. Лишился всего, что имел. Из-за этих людей. Они же, несмотря на все совершенные ими преступления, судя по всему, находятся на заслуженной пенсии. И даже сохранили изрядное влияние. Ведь не случайно же их маленькие друзья явились ко мне сразу после выхода из комы и начали угрожать мне расправой над теми немногими близкими людьми, которые у меня еще остались, принуждая меня не доносить о совершенных их хозяевами преступлениях. Как думаешь, Кэтрин — это нормально, что меня это беспокоит?!
 
Я наконец высказал все, понимая, что только что сжег очень много мостов, и что за эту вспышку придется дорого заплатить. Вид у Митчелл был внешне невозмутимым, что объяснялось, по-видимому, ее огромным опытом работы. Но по ее пальцам было видно напряжение, с которым она держала ручку.
§ 61
— Что ж, — наконец выдала она первый слог, невольно усмехнувшись! — Ого. Дай мне, пожалуйста, переварить всю эту информацию, прежде чем мы начнем раскладывать ее по палочкам и разбираться, где правда, а где — скажем так, не совсем корректные данные, домыслы и преувеличения.
— Я хорошо понимаю твою здесь роль, Кэтрин. И знаю, что ты сейчас начнешь пытаться ставить все с ног на голову. Но я готов заверить тебя, что это — пустая трата времени.
— Димитрис, но ведь ты говорил только что не только о том, что видел своими глазами. Я, конечно, не знаю деталей военных операций, которые ты упомянул. Но ты произнес несколько известных штампов, которые распространяют крайне ненадежные средства массовой информации. Ты должен понимать, Димитрис, что информация, которую ты можешь увидеть, услышать или прочитать, например, на некоторых ненадежных блогах или форумах, часто носит откровенно провокационный характер. Во Всемирной паутине хватает сил, которые норовят возвести напраслину на правительство…
— Да при чем здесь Интернет? — прыснул я презрительно, оставаясь непреклонным — Есть вещи, которые я видел собственными глазами. Я только что назвал их прямо. Ты никогда не убедишь меня в том, что я не должен верить собственным глазам.
— На войне иногда совершаются ужасные вещи, необходимые, чтобы…
— Это все чушь. Я не верю в это. Мой отец никогда в это не верил. И правильно делал.
— Димитрис, ты сейчас сильно нервничаешь…
— Правда? Виноват. Вот тебе откровение: меня еще и кошмары мучают. Кстати, может, ты подскажешь, что происходит с моим подсознанием? И с такими же, как я, ветеранами Легиона, сидевшими на тех же веществах, изобретенных ублюдком Брауном? Всех нас мучают похожие кошмары, собранные из событий которые происходили во время войны — событий, которые мы раньше даже толком не помнили!
— Димитрис, не стоит так нервничать. Сновидение — это субъективное восприятие образов, возникающих в сознании спящего человека. Отдельная наука, онейрология, занимается изучением сновидений, и существует много научных гипотез относительно значения сновидений, — рассказала доктор с доброй улыбкой. — Война — это испытание для любого человека, даже прошедшего специальное обучение. Известно, что события, связанные с сильным эмоциональным возбуждением, оставляют след в подсознании личности, и часто находят свое отражение во снах. Но мир грез непохож на реальность. В сновидениях вы переживаете нереальные, невозможные интерпретации тех событий, которые вы эмоционально переживали в прошлом…
— Я все это понимаю, Кэтрин. Но мои сновидения повторяются из раза в раз, очень навязчиво. Не ври мне, что это обычные сны. Дело ведь в стимуляторах, правда? — с напором спросил я, склоняясь к ней. — Подсознание заставляет меня снова и снова переживать те события, которые я не помнил, потому что находился под воздействием «Валькирии». Я ведь знаю, что делает этот препарат. Помимо всего прочего, он отключает память в нужный момент. Так ведь?
— Такая теория существует, но она не доказана, — сухо ответила доктор, как-то незаметно подобравшись.
Я видел, насколько ей неприятна эта тема. Понимал, что давно перешел грань, за которой лежит тьма, сокрытая грифом намного построже государственной тайны — тьма, где власти и корпорации пытаются похоронить ужасающие преступления, совершенные по глупой халатности ученых, чьи разработки одобрили сановники высшего ранга.
— Так я говорю тебе, что это так, Кэтрин. Мгновения, когда я нахожусь под воздействием «Валькирии», просто исчезают из моей памяти. Я никогда не должен был вспомнить эти события. Так якобы лучше и для успокоения моей совести, и для соблюдения секретности. Замечательная задумка. В теории. Но оказывается, воспоминания не исчезают. Они оседают где-то на глубинных слоях подсознания, а затем начинают приходить. Сознание швыряется в меня именно теми воспоминаниями, которые «Валькирия» помогла мне забыть, каждую ночь. Я чувствую это на собственной шкуре, черт возьми!