Новый мир. Книга 3: Пробуждение (СИ)

В этот момент я ощутил, как ватное тело наконец начинает снова принадлежать мне. И ладони рефлекторно сжались в кулаки так крепко, что суставы затрещали.
— Что со мной? — выйдя наконец из столбняка, яростно прошептал я, повернувшись к сержанту, позывной которого я не помнил, задавшему этот вопрос. — Да что с тобой, если ты не видишь вокруг ничего необычного, ты, сукин сын?! Ты не видишь, что произошло со всеми этими людьми?!!
— С коммунистами? — оглядевшись вокруг, безразлично переспросил он.
Этого вопроса, заданного с вполне искренним недоумением, я не смог спокойно выдержать. Несколько секунд спустя двое других легионеров с большим трудом сумели оттащить меня от сержанта.
— Эй, да ты что творишь?! Успокойся! — кричал мне в ухо один из них.
— Держите его! — приказал лейтенант. — Он не в себе!
— Лейтенант, что нам с ним делать?! — запыхавшись, спросил другой держащий меня боец.
— Отпустите меня! — стряхнув обоих с себя, с бессильным отчаянием гаркнул я. — Совсем озверели?! Не понимаете, что произошло?! Это, бляха, гражданские! Тысячи, тысячи, тысячи гражданских! Они все мертвы! Мертвы из-за «Зекса», мать вашу!!!
— Капитан, держите себя в руках! Нет причин для такой бурной реакции, — молвил Буллет спокойно, подходя ко мне. — Очевидно, произошла ошибка. У разведки были неверные данные. Никто не собирался специально уничтожать нонкомбатантов…
— Ошибка?!!! — обведя взглядом окружающий жуткий пейзаж, переспросил я. — Ты это так называешь?!
— Капитан, это — не наше дело. Нам необходимо выполнить задание, — с нарастающим упрямством и ледяным спокойствием повторил он, тщательно выговаривая каждый слог, будто старался для слабоумного. — Вы в состоянии руководить отрядом или мне стоит принять командование на себя?
Сцепив зубы, я издал отчаянный рёв и яростно помотал головой, силясь сбросить оцепенение и взять себя в руки. Но мои старания были напрасны. Всё моё тело колотила дрожь, какой не было даже первый раз в моей жизни, когда я попал под обстрел. Взгляд невольно переползал с одного тела на другое, дыхание учащалось, сердцебиение резко усиливалось. Ощущение помешательства и нереальности происходящего становилось все сильнее.
— Капитан, вам не помешает лишняя доза стимулятора, — предложил лейтенант. — Она не помешала бы вам еще перед операцией…
— Заткнись, — тяжело выдохнув, тихо прошептал я. — Заткнись, Буллет, или, клянусь, я за себя не отвечаю!
— Капитан, это же чёртовы евразы! Эти ублюдки сами развязали войну! Вам что, стало их жалко?! Вы забыли, кто вы такой?! Кто мы все такие?!!
— Да это вы забыли, кто вы такие, люди! — проорал я в ответ, делая шаг к нему. — Неужели вы не понимаете, что это — слишком?! Неужели вы правда считаете, что это может быть чем-то оправдано?!
— Это не нашего ума дело. И не вашего, капитан. Мы — легионеры. И мы здесь для того, чтобы сделать свою работу. Это — война.
— Это? — я ошалело огляделся по сторонам, и покачал головой. — Нет, Буллет. Это — не война. Это называется геноцид. И это во все времена считалось военным преступлением!
— Знаешь, что?! — совсем вышел из себя Буллет. — Да пошел ты, ясно?! Я устал от твоего нытья! И не я один! Здесь почти все из роты «Браво»! Наш командир — капитан Колд, а не ты, Сандерс! А теперь командиром стал я! И я в состоянии командовать! В отличие от тебя!
На моём лице пробежала нервная усмешка. В интонациях лейтенанта, в его нервном сопении было слышно, что Буллет слетел с катушек. Позволил боевому угару взять верх над разумом и дисциплиной. Открыто бросив вызов командиру, что в боевых условиях по уставу Легиона каралось смертью, он перешел красную черту. А значит, он готов был, по-видимому, идти до конца.
Такое случалось в Легионе и прежде. Всякое может случиться, если регулярно накачивать людей экспериментальной наркотой, грубо извращающей их психику. Каждый офицер Легиона знал, что в таких случаях предписывалось действовать быстро, жестко и бескомпромиссно, чтобы подавить бунт в зародыше.
 
Я мог поступить так и сейчас. Мог, но не хотел.
— Ты правда так этого хочешь? — отозвался я с ухмылкой. — Ну так командуй, болван.
Кажется, такой мой ответ огорошил лейтенанта, уже почувствовавшего прилив адреналина от предвкушения потасовки. Не добавив больше ни слова, я развернулся и медленно побрел прочь.
— Эй! Ты куда?! — послышался позади его слегка растерянный голос.
— С меня хватит, — не оборачиваясь, молвил я. — Я больше в этом не участвую.
— Да пусть идет! Проваливай, трус! — презрительно бросил один из сержантов.
— Ну уж нет! Стоять! Стоять, дезертир! — разгорячился Буллет.
Я не обратил внимание на крик. Остановился, лишь услышав щелчок затвора.
— Совсем рехнулся? — медленно поворачиваясь, поинтересовался я.
— Я освободил тебя от командования, но не освободил от службы! Ты — такое же мясо, как все мы, Сандерс! И ты никуда не пойдешь! Понял меня?! — все больше выходя из себя, кричал он.
По моему лицу продолжала блуждать обманчиво веселая, слегка безумная усмешка. Впрочем, под шлемом этого никто не мог видеть. Воздух был, казалось, наэлектризован от напряжения. Между нами было ярдов десять. Легионеры окружили нас полукругом, не вмешиваясь и ожидая развязки. Я почти физически чувствовал перекрестье прицела на своей груди. Но в тот момент это меня не беспокоило.
— Ну давай, — предложил я, ступая ему навстречу. — Если это все, что ты можешь — давай. Будь ты настоящим лидером, каким пытаешься показаться, ты доказал бы, что сильнее меня. Победил бы меня так, как принято между легионерами. Но ты — трус, Буллет, которому требуется все больше и больше наркоты для храбрости. Ты только и способен, что шагать по трупам гражданских. Так ведь?
Нельзя сказать, что в этот момент я так уж ясно контролировал себя и планировал свои действия. Откровенно говоря, я ходил по лезвию бритвы. И, может быть, отчасти даже специально напрашивался, чтобы меня пристрелили. Но моя импровизированная тактика, продиктованная скорее чутьем, чем логикой, сработала именно так, как надо. Буллет поддался на провокацию. Взревев от ярости, он сорвал с груди винтовку и бросил оружие ближайшему к нему легионеру.
— Ну иди сюда, сукин сын! — закричал он угрожающе.
Я подпустил его максимально близко, оставаясь неподвижным. Лишь когда его кулак был уже буквально в паре дюймов от моего лица, я начал уворачиваться, в тот же миг потянув из ножен кинжал, на рукояти которого уже давно лежала ладонь левой руки у меня за спиной.
Лезвие полоснуло точно по стыку, соединяющему шлем с костюмом, одному из немногих в нем уязвимых мест, повреждая его и нарушая герметику. Тело Буллета, еще секунду назад переполнявшееся флюидами звериной ярости и мощи, рухнуло на пол в конвульсиях, дергаясь в них по мере того, как белесая дымка вползала в образовавшийся проем, обжигая открытую кожу шеи и постепенно проникая сквозь нее в горло.
— Как я и обещал, — прошептал я тихо.
Легионеры продолжали молча стоять, наблюдая за исходом схватки. Без особого сожаления их взгляды переместились на конвульсивно дергающееся тело их лейтенанта. Никто не бросился ему на помощь. Буллет допустил непростительную ошибку для того, кто вознамерился стать их вожаком.
Он показал себя слабым.
— Помогите ему. Нужен герметик, срочно! — приказал я.
И, хоть я только что на их глазах собирался нарушить приказ и покинуть поле боя, что в Легионе, как и нарушение приказа, каралось смертью, они мне подчинились. Сразу двое подскочили к Буллету, чтобы заделать пробоину специальным быстро застывающим герметиком, пока газ его не прикончил. Несмотря на их усилия, я не был уверен, что он выживет. Впрочем, мне было все равно. Как и я, как и любой из нас, он заслуживал смерти в этом ядовитом облаке во сто крат больше любого из тех, кто лежал сейчас бездыханным вокруг.
— Кто-то еще хочет стать главным? — обводя тяжелым взглядом легионеров, спросил я. — Что, наркота так в голову ударила, что страх совсем потеряли, а, волки позорные?!