Новый мир. Книга 3: Пробуждение (СИ)

Уверенно глядя мне в глаза, генерал продолжил:
— Действие контракта продлится до конца войны. Если выживешь, получишь свои деньги, притом немалые, и сможешь отправиться восвояси. Можем оформить тебе новые чистые документы, либо вернешься к своей старой жизни. Я позабочусь, чтобы у тебя не было никаких проблем с СБС и с резидентским статусом в Сиднее или в любой другой «зеленой зоне» Содружества.
— Вы говорите так лишь потому, что мои шансы вернуться с этого задания близки к нулю.
— У тебя и с прошлого задания было немного шансов вернуться, — хмыкнул Чхон, и его лицо прорезала жесткая усмешка. — Я пережил в свое время десятки заданий, о каждом из которых говорили, что я с него ни за что не вернусь. Если я в тебе не ошибся, и если тебе повезет — то ты выживешь. И, может быть, даже станешь когда-то таким, как я.
— Таким, как вы? — хмыкнул я. — Думаете, я хочу этого?
— Время покажет, — махнул рукой он, утратив интерес к разговору. — А теперь иди!
И я послушно пошел готовиться к новому самоубийственному заданию, совершенно забыв, что еще каких-то полчаса назад я был настроен совсем иначе.
§ 7
Генерал Чхон умел убеждать. За все годы нашего знакомства я так и не смог освободиться из-под его власти, которая проистекала не только из его полномочий, в фактической безграничности которых я мог не раз убедиться, но и из феноменального, сверхъестественного дара убеждения и необъяснимой, грубой, извращенной харизмы.
Он смог убедить меня тогда, в переломный момент, в мае 2090-го. Я отправился на самоубийственное задание, с которого не чаял вернуться. Но я вернулся. Мы отсекли евразийцам жало, уничтожив их секретную лабораторию и весь состав исследовательской группы, тем самым отсрочив реализацию проекта «Скай» на достаточное количество времени, чтобы Содружество смогло завоевать абсолютное превосходство на орбите, сделав осуществление плана невозможным. А дальше водоворот разгорающейся мировой войны, охватившей весь мир, засосал меня, и дальнейшего убеждения не требовалось.
Страшная угроза, нависшая над всей западной цивилизацией, частью которой я привык себя считать, отодвинула на задний план все прочие соображения, сомнения, обиды и старые счеты. Я больше не был ренегатом, защищающим интересы корпораций — я был участником войны, пусть даже и не имел такого статуса по бумагам. Так что я добросовестно и большей частью добровольно делал то, что должен был, чтобы отразить угрозу, не жалея себя и других.
Мои шансы пережить войну были минимальны. Легион никогда не отправляли туда, где было легко. Вероятность не вернуться с задания всегда была крайне высока. Но я научился с этим жить — «Валькирия» тому способствовала. Мне было нечего терять и не к чему стремиться. Я был готов встретиться со своей судьбой.
Но, как порой бывает в таких случаях, у судьбы оказались на меня другие планы. Я был трижды ранен, не считая легких ран, травм и контузий. За моей спиной было участие больше чем в тридцати боевых операциях в течение пяти военных кампаний на четырех континентах. Я был произведен в сержанты, затем назначен лейтенантом, а в конце концов стал и капитаном. Но в январе 2093-го года, не иначе как по необъяснимой статистической аномалии, я был все еще жив. И даже начал думать, что смогу и впрямь увидеть конец этой войны.
  
Глава 2
 
§ 8
Той ночью ко мне опять пришли кошмары. Они преследовали меня постоянно, с марта 2090-го, когда я уменьшил дозу «Валькирии». Иной ночью они оставляли меня, и я надеялся, что они больше не вернутся. Но когда я сомкнул глаза, продолжая прокручивать в голове то дурацкое происшествие на «Высоте 4012», они явились вновь. Проклятая журналистка умудрилась разбередить раны, которые я обычно стараюсь не показывать, будто их нет вовсе.
Вначале были клочки воспоминаний о том, что произошло на горе Логан в 90-ом. Я вновь, как наяву, ощутил на себе многочисленные слои теплой альпинистской одежды. Снова я лез по обледеневшим горным склонам, заметаемый порывами снежного бурана. Мозолистые руки в рукавицах хватко держались за сверхпрочный альпинистский трос из углеродных нанотрубок, глаза щурились от попадавших в них колючих снежинок. За пределами моей куртки было минус тридцать пять по Цельсию, а может быть, и все сорок. Метель скрадывала видимость до пары метров. Казалось, что у склона нет ни начала, ни конца, и что я обречен лезть по нему до скончания веков, или пока не сорвусь. Вдруг я ощущал, как земля начинает дрожать. Вначале маленькие, а затем и крупные булыжники катились по склону вниз. Я пытался уклониться от них, чувствовал телом их удары…
 
И вот я уже был внутри защищенного подземного комплекса, в угрюмом, мрачном бункере без окон, с мигающим аварийным освещением. шел бой. Я видел перед собой нечто чудовищное — не то человека, не то робота, закованного в фантастический бронированный скафандр, напоминающий снаряжение водолазов для глубоководных погружений или тяжелую взрывозащитную броню саперов.
Это был «Ронин». Самая совершенная машина для убийства, когда либо созданная Евразийским Союзом. Сложно поверить, что это не робот, а живой человек, подвергнутый биологическим изменениям, срощенный со своим нанокостюмом, управляемым мощным нейрокомпьютерным интерфейсом. Некоторые технологии, используемые евразийцами при производстве «Ронинов», до сих пор не до конца изучены.
Он выглядел таким тяжелым, что казалось, будто он не способен ступить и шагу. Но двигался он с феноменальной ловкостью, почти не касаясь земли. Я стрелял в него. То же самое делали и другие. Некоторые пули попадали в цель, но, замедленные невидимыми магнитными щитами, рикошетили от сверхпрочного костюма или застревали в нем. Одного за другим «Ронин» настигал стрелков и расправлялся с ними изящными, экономными, методичными движениями — рассекал их на части огромным мечом, являющимся продолжением одной из его рук, или просто расквашивал им шлемы вместе с головами ударами другой руки, такими мощными, что они способны были бы несколько раз перевернуть грузовик. Он казался неуязвимым.
«Да сдохни же ты!!!» — рвался крик из моей собственной груди.
Кошмары о горе Логан сменили другие.
«Приготовиться к высадке!» — прозвучал в ушах крик лейтенанта Стила. То было, кажется, Балтийское море, осень конец 90-го. Конвертоплан, взмывший с палубы авианосца, приближался к берегам, сокрытым в туманной дымке. Десантная дверь уже отворилась. Если бы не спины стоящих впереди товарищей, я мог бы видеть стремительно проносящуюся под нами морскую гладь. На мне был эластичный гидрокостюм и водолазное снаряжение. Через минуту мне предстояло прыгнуть без парашюта с высоты более ста футов, а затем, если повезет пережить падение — больше десяти морских миль проплыть в холодной воде, держась за корпус подводного глайдера, прежде чем я достигну берега, незамеченный радарными установками евразийцев…
«Ну где же они? — нетерпеливо прошептал кто-то из легионеров.
Я был уже в другом месте. Центральная Европа, начало 91-го. Вокруг было тихо. Мой глаз припал к прицелу, держа в поле зрения пустынный участок дороги. Ветер гонял снег по потрескавшемуся асфальту и шуршал колючими кустами на обочине. Дозиметр мерно трещал. Где-то за спинами выли собаки, а может быть, волки. Я не двигался, как и другие легионеры. Нам предстояло лежать так много часов, а если понадобится, то и дней, пока здесь не пройдет транспортная колонна, перевозящая одного из евразийских военачальников. Его хорошо охраняют. Но если нам повезет — мы прикончим ублюдка. А если повезет еще сильней, то кто-то из нас сумеет добраться до точки эвакуации, спасаясь от пущенных на охоту за нами карательных отрядов…
«Тихо», — прошептал кто-то за моей спиной.
Окружение снова поменялось. Вокруг была кромешная тьма. Плечами я ощущал касания земляных стен, а напряжённый слух улавливал шуршание шагов и мерное дыхание товарищей передо мной и за спиной. Мы были в Южной Африке, то было лето 91-го.