Презумпция невиновности (СИ)

Гермиона понимала, что ей пора бы уже поговорить с Малфоем, чтобы заполнить все пробелы в своих записях, касательно дела, но не могла решиться на это. Она просила домового эльфа приносить ей кофе в спальню, иногда просила чёрный шоколад и груши. Несколько раз на маленьком столике появлялись письма от Блейза и Рольфа, но девушка так и не ответила. Сначала Грейнджер должна была поговорить сама с собой, а потом уже встречаться с кем-то для разговоров.
— Мисс, — в комнате появился эльф, — к Вам мистер Поттер. Броди провёл гостья в гостиную.
— Спасибо, — Гермиона встала из-за стола и отряхнула платье. — Я сейчас подойду.
Она посмотрела на своё отражение, поправляя прическу и помаду. Тёмно-коричневое приталенное платье идеально сочеталось с цветом её глаз, а каблуки неизменных чёрных лодочек цокали о поверхность деревянных полов. Гермиона чувствовала себя в Мэноре, как на работе и ни на секунду не возникло ощущения, что она дома. Эти стены были ей противны, порой она слышала собственные крики, которые навсегда отпечатались тут после встречи с Беллатрисой.
— Здравствуй, Гарри, — девушка постаралась улыбнуться, но серьёзное выражение лица Поттера совершенно не располагало к дружественной атмосфере встречи. — Что-то случилось?
Она села на диван, жестом приглашая Поттера сесть рядом, но он продолжал стоять в нескольких шагах от камина.
— Мне казалось, что ты прекрасно осведомлена о том, как работает связывающее заклинание, — отчеканил парень. — Ты не ночуешь в Мэноре, Гермиона.
— Я всё забываю о том, что вернулась в чёртову консервативную Англию, — съязвила Грейнджер и закатила глаза. — И что теперь? Штраф?
— Ты так сильно рвалась перевести Малфоя под домашний арест, а теперь делаешь всё для того, чтобы его снова вернули в Азкабан. Если не хочешь, чтобы в следующий раз сюда явился Огден, который только и ждёт того, что ты оступишься, то будь добра — сиди в поместье или пиши официальное обращение в Министерство, что хочешь покинуть пределы Малфой-Мэнора.
Гермиона промолчала. Не было смысла перечить Поттеру или снова пытаться отшутиться — он говорил ровно то, чего требовали от неё за относительную свободу Малфоя.
— Теперь мы просто коллеги? — спросила девушка, когда Гарри повернулся лицом к камину. — Встречаемся лишь тогда, когда нужно обсудить дело Малфоя?
— До свидания, мисс Грейнджер, — он исчез в языках зелёного пламени.
Она не знала, как бы отреагировал лучший друг, когда узнал о том, какой план был уготовлен для Малфоя, и какую роль отыгрывал в этом сам Поттер. Гермиона подставила всех и каждого, раздала каждому листочки с ролями, но не удосужилась объяснить, как работает её игра. Она поступала так же, как когда-то поступили с ней, втягивая в это всех, кто хоть как-то имел отношения к её первой жизни.
Девушка встала с дивана, закинула в рот несколько таблеток, что носила с собой в кармане и выдохнула. Ей нужно было заставить себя оказаться у тех дверей, к которым она не решалась приблизиться все эти дни. Гермиона обязана поговорить со своим клиентом — это было неотъемлемой частью её собственного амплуа. Она — адвокат.
— Входи! — послышался голос Малфоя, хотя Грейнджер даже ещё не успела постучать.
Это совсем не было побочным эффектом магической связи, а всего лишь стук её каблуков. В Мэноре было слишком тихо, а шаги Гермионы слышались вдоль всего коридора, нарушая этот гробовой покой величественного поместья.
Практика накладывать подобное заклинание на поручителя свободы и обвиняемого прижилась в магическом законодательстве очень давно, хотя в Америке от неё отказались. Связь служила гарантией, что обвиняемый в преступлении человек не решится на какие-то необдуманные действия: самоубийство, новое преступление или побег. Мысли двух людей были связаны в одностороннем порядке: Гермиона могла знать о помыслах Драко, а вот он не имел доступа к её мыслям.
Возможно, если бы судьи Визенгамота знали о той сокрушительной силе ненависти Грейнджер по отношению к Малфою, то они бы не спешили с таким опрометчивым решением. Они собственноручно вручили Гермионе нитки кукловода и сделали из Драко теперь послушную марионетку, но даже в этом всём были минусы. Случись что-то с её клиентом, и она станет точно такой же обвиняемой на скамье подсудимых. Она связана с ним, а значит любое его деяние против себя или кого-то постороннего — это её упущение, и она в этом виновата.
 
Двери его спальни открылись, и Гермиона сделала шаг вперёд. Его спальня кардинально отличалась от той, в которой жила она. Тут не было никаких светлых тонов — мебель из тёмного дерева, преобладали тёмно-зелёный и чёрный цвета, а окна были плотно зашторены. Малфой сидел в кресле и пялился себе под ноги, а его бледная кожа казалась немного желтоватой из-за тусклого света настенного светильника. Тут пахло крепким алкоголем и сигаретным дымом. И было что-то ещё, что Гермиона не могла разобрать, но этот аромат точно был ей знаком.
— Пришло время допроса? — протянул Драко, но даже не повёл бровью. — Я ждал тебя, пока ты придёшь со своими бумажками, и начнёшь мне задавать одни и те же вопросы, а ты всё не приходила. Я уже подумал, что ты сбежала, Грейнджер.
Он говорил так тихо, но её сердце затрепыхалось в груди, будто к голове приставили дуло пистолета. Ей просто было страшно тут находиться, в такой непростительной близости к своему врагу. Вся сила ненависти превращалась в холодный скрежет страха, в чувство беспомощности и безысходности. Гермиона могла бесконечно сильно презирать и ненавидеть этого человека, но стоило ей увидеть его, как она снова превращалась в робкую и сломленную гриффиндорку.
Малфой был единственным существом, которое могло провоцировать её на все давно забытые эмоции и чувства. Он колыхал её душу от нерушимой ненависти до желания упасть на колени и снова говорить о любви. Это было так жалко, но так неизменно.
Это была константа.
— Я не особо настроен…
— Заткнись! — оборвала его девушка. — Мне плевать на твой настрой, на твои предположения и домыслы. Ты ответишь на мои вопросы, а потом можешь продолжать заливаться огневиски и вином.
Малфой медленно поднял голову и осмотрел Грейнджер с головы до ног, будто бы видел впервые. Ей стало противно от этого, словно она была полностью нагая перед ним, и он видел все её шрамы и изъяны. Казалось, что все старые раны закровоточили, а кожа начала рваться, потому кроваво-красные колючие розы вырывались из-под рёбер. Виски запульсировали от боли, а дыхание стало сбивчивым.
— Ты боишься меня, — ухмыльнулся Малфой. — Я только сейчас понял это… Это не отвращение или пренебрежение — это страх.
Уж он-то точно знал, как выглядел страх Гермионы Грейнджер. Хотя, Драко был, в принципе, тем одним человеком, который знал любую эмоцию этой девушки. Она так часто обнажала перед ним свою душу, что было совсем неудивительно то, как он легко читал её. Ему не нужны были какие-то сверхспособности или исключительные навыки, чтобы при одном взгляде на неё рассказать о всех её тревогах.
Он громко засмеялся, сотрясая тишину в своей спальне, а она просто молчала в ответ. Гермиона вспомнила свою первую встречу с Нарциссой, когда каждым своим словом заставляла женщину содрогаться от невыносимой душевной боли, потому что теперь ситуация была до ужаса подобной. Малфой причинял ей такую адскую боль своими словами и смехом, а Грейнджер терпела это, прикусив губу и сжав руки.
Но она была не намерена передавать этому ублюдку ниточки кукловода. Она не станет больше повиноваться его манипуляциям — это время прошло, это всё осталось в стенах Хогвартса.
Наверное.
— Заткнись! — девушка приблизилась к нему. — Ты тут только потому, что я этому позволила случиться, поэтому закрой свой поганый рот и слушай меня!
— А иначе что?
Она разжала кулак правой руки и сверкнула на Малфоя карими глазами, что были наполнены гневом. Гермиона снова чувствовала, как он унижал её, пусть и не привселюдно, но он снова это делал — опять видел то, как она умирает, как истекает кровью, но ничего не сделал. Грейнджер размахнулась тяжёлой рукой и изо всей силы ударила его по щеке. Кольцо, что было на её безымянном пальце оставило царапину, с которой вытекла тонкая струйка крови. Долгие годы она мечтала об этом моменте, когда наконец сможет ударить в ответ на его ухмылку.