Удержать любой ценой (ЛП)
Меня бьет дрожь, и я переворачиваюсь на бок, чтобы взять постельное белье, валяющееся на полу. Когда я стряхиваю с него стекло и натягиваю на тело, от белья пахнет также пряным душистым ароматом, как и от Адриана. Боже, как я люблю этот запах. Я люблю его. Больше всего на свете.
Во мне ежится скользкое чувство вины. Я ушла, чтобы защитить Адриана и ребенка. Теперь у меня нет возможности уйти вновь, и мне придется верить в Адриана. Верить, что он сильнее, чем я полагала. Верить, что он - не монстр, о котором мне рассказывали, когда впервые встретила его. За все время брака я не видела ни намека на сказанного человека.
Упрямый ли Адриан? Темпераментный? Заносчивый? Конечно. Но он никогда не заставлял меня чувствовать себя неполноценной. Мне никогда не казалось, что он причиняет боль ради удовольствия.
Или я пытаюсь дать этому разумное объяснение из-за собственного страха? Не знаю.
Я скручиваю одеяла в комок и подкладываю под щеку, устраиваясь на подушке, чтобы еще немного подумать об этом. Как только я закрываю глаза, дверь спальни распахивается, ударяясь о стену с громким стуком.
Адриан входит в комнату в одном нижнем белье, не замечая стекло на полу.
Даже с учетом того, что на его красивом лице проступает гнев, он бесподобен.
Я поднимаюсь, позволяя одеялам упасть на колени.
— Осторожнее. Наступишь на стекло.
Единственным ответом Адриана служит сердитый взгляд. Затем он кидает что-то на кровать и упирается кулаками в постель по бокам от этого предмета.
Не уверена, должна ли я посмотреть на предмет или должна оставаться неподвижной и ждать, чтобы узнать, чем еще его огорчила.
— Что ты скажешь об этом?
Адриан выпрямляется и указывает на предмет.
В этот раз я натягиваю одеяла, чтобы получше рассмотреть, и сердце намертво замирает в груди. Покрывается льдом. Я уверена, что выгляжу такой же застывшей, как по ощущениям.
— Я...
Нет. Я не готова обсуждать это с ним. Я думала, у меня будет немного времени, чтобы подготовиться, понять, как сообщить Адриану об этом, чтобы он не вышвырнул меня или, того хуже, не убил собственными руками.
Хоть я никогда не чувствовала угрозы рядом с Адрианом, временами его настроение меняется со скоростью молнии. Что, если Адриан отреагирует, прежде чем подумает, и уже не сможет обернуть время вспять?
С трудом я сглатываю, пытаясь сказать что-нибудь еще, пока он не начал требовать ответа.
— Я... не знаю, что ты хочешь услышать.
— Правду. ― Его тон спокойный и монотонный, несмотря на напряженные плечи и пресс. — Я всегда хотел от тебя лишь правды, Валентина. Я думал, что дал вполне ясно это понять.
Адриан поднимает фото и кладет его лицевой стороной вниз на тумбочку. Я пытаюсь не дрожать, когда он забирается на кровать рядом со мной. Адриан протягивает руку, но я не могу позволить ему обнять меня, пока между нами все эти секреты.
Я отползаю назад так быстро, как только могу, в горле все еще стоят слова, которые мне нужно сказать.
— Я не могу... я не... — знаю, что этого недостаточно, даже близко недостаточно, чтобы объяснить ему хоть что-то.
У меня на глазах выступают слезы и катятся по щекам. Я сжимаю кулаки и отворачиваюсь; так чертовски надоело плакать. Кажется, это единственное, что мне хорошо удается.
— Валентина, — в гневе произносит Адриан.
Конечно, он ожидает от меня внимания и повиновения, но я не могу ему это дать. Я не могу ему в этом уступить, пока что нет. Нам требуется больше времени, чтобы все устаканилось... если вывалю на него все сейчас, это лишь ухудшит ситуацию.
Я дрожу и обхватываю руками талию, словно одной лишь силой воли могу уберечь себя.
— Ты можешь принять, что я скажу тебе правду, но не сейчас? — шепчу я. — Обещаю всё рассказать, но подожди немного, чтобы я смогла разобраться в происходящем.
Глупо просить Адриана о сострадании, это всё равно что просить океан перестать биться о берег.
— Валентина, — повторяет он более мягким тоном, благодаря чему по коже молниеносно проносится дрожь.
Я пытаюсь ещё немного отодвинуться, увеличить пространство – шириной в нашу огромную кровать – между нами, но он не позволяет. Адриан цепляется ладонями за мои руки, протаскивая по простыням к себе, пока я не ударяюсь ногами о пол на другой стороне кровати.
— Я уже говорил, что тебе от меня не сбежать. Ты не оставишь меня. И ты не закроешься от меня... во всех смыслах этого слова, — произносит Адриан, впиваясь пальцами в мои бицепсы.
Едва успевает пройти секунда, как я оказываюсь у него на коленях. Я обхватываю ногами его бёдра, прежде чем успеваю подумать, насколько плоха эта идея.
— Ты не посмеешь оттолкнуть меня... когда я сделал всё, о чём ты просила. Я выполнил свою часть сделки, теперь твоя очередь. Ты принадлежишь мне, — рычит Адриан. — Ты моя и только моя. Я имею право защищать тебя, оберегать, отдать кому-нибудь, если мне захочется. Помни это, ангел. Ты - моя. Продолжишь отталкивать меня, и я обязательно покажу тебе всю глубину приобретённой кровью ответственности.
Я с трудом сглатываю и опускаю подбородок.
— Что тебе от меня нужно?
Адриан поднимает пальцами моё лицо, чтобы посмотреть в глаза.
— Всё, Валентина Доубек, всё... и когда ты будешь думать, что отдала каждый сантиметр себя, я покажу, как много ты ещё можешь отдать. Как много я ещё могу забрать.
Я моргаю от силы его слов. Голос Адриана надрывается под конец, словно едва сдерживает себя.
Даже чувствуя угрозу, я идеально повторяю его позу, словно мне всегда суждено было быть именно здесь – расположившись прямо напротив него. Мы подходим друг другу, словно две части треснувшего и разбившегося целого.
Адриан скользит руками к спине, широко раздвигая пальцы, чтобы крепче прижать меня к себе. По крайней мере, в этой позе он не сможет без предупреждения причинить вреда ни ребенку, ни мне. Этого должно быть достаточно.
— Не знаю, с чего начать, — шепчу я, мой голос становится сильнее с каждым словом. — Начало уходит в прошлое дальше, чем тебе кажется.
— Не спеши. Никому из нас некуда идти. Расскажи мне всё, — приказывает он. И его тон – не что иное, как приказ. Мне не остается ничего другого, кроме как подчиниться.
Когда я начинаю, то стараюсь не дергаться.
— Когда я была маленькой, было не так плохо. Я имею в виду... когда мама была жива. Дома не было так ужасно. Даже отец не был таким ужасным человеком, каким ты его знал. Но всё изменилось, когда она умерла. Из него будто высосало всю человечность с её смертью. Хуже того, отец винил в этом меня, хотя я тоже угодила под взрыв. Я осталась в живых только потому, что мама толкнула меня под мебель, чтобы меня смогли спасти пожарные. В тот момент, когда они вручили меня отцу, я поняла, что он в одно мгновение обменял бы мою жизнь на ее.
В этом было нетяжело признаться. Ненависть отца ко мне не была секретом. Он знал это с момента нашей первой встречи, и ему не составит труда изучить факты моей жизни.
— Продолжай, — говорит Адриан.
Я двигаюсь на его коленях, но Адриан опускает руки к моей заднице, чтобы сильнее вдавить мои бедра в свои. В этой позе не особо удастся сконцентрироваться.
— В любом случае он потерял её, и я потеряла всё. С того момента моей единственной семьёй стала Роуз. Её мать умерла вместе с моей, и она стала жить с нами, поскольку её отец на тот момент уже был мёртв. Но это к делу не относится.
— К делу? В чём заключается суть?
Я глубоко вдыхаю и выдыхаю.
— Помнишь историю, которую я тебе рассказала, о том, как я помогла отцу убить женщину? Когда я призналась в грехах, ты посчитал меня невиновной... сказав, что я была всего лишь ребенком и не могла нести ответственность за грехи отца.
Адриан тяжело сглатывает и кивает, несомненно, теперь он видит картину произошедшего. По крайней мере, понимает то, о чём я собираюсь признаться ему дальше.
— Я винила себя в смерти той женщины каждый день, как только поняла, что это было. Ты был первым человеком, который сказал мне, что это не моя вина. Я ценю это...