Это не любовь (СИ)

«Да пошёл ты, господин Анварес, к чёрту!», – бросила Юлька в сердцах и уверенно пошагала в сторону общежития.
  
52
 
В ночь с четверга на пятницу Анварес практически и не спал. Какого-то чёрта волновался. Хотя с чего бы? Понимал, что глупо, а всё равно никак не мог унять внутренний трепет.
Дважды вставал – пил на кухне чай с пирогами, что нагрузила с собой мама, пробовал читать, но смысл ускользал.
В четверть седьмого он оставил всякие попытки уснуть и… неожиданно уснул, как в яму провалился на два с половиной часа. Около девяти подскочил, не понимая, где он и сколько сейчас времени.
Рядом, на столике гудел телефон. Звонила Лариса. Анварес поморщился, вспомнив, что так ей и не позвонил вечером, хотя обещал. Просто из головы вылетело. Ещё и поговорили они вчера плохо, она обиделась, правда, на его взгляд, совершенно без повода, на пустом месте.
На звонок он ответил, приготовившись к новым упрёкам, но Лариса разговаривала вполне миролюбиво.
– Саша, у тебя сколько сегодня пар?
– Три, все со второй смены.
– А ты в курсе, что сегодня у нас Хэллоуин? Я имею в виду, вечер…
– Что-то такое слышал, – расплывчато ответил он, припоминая, что действительно на кафедре обсуждали «дрянные забугорные обычаи», которые нам тут ни к чему.
– Ответственная – я. Мы с ребятами из студсовета всё, в общем-то, организовали, но мне бы хотелось, чтобы ты тоже поприсутствовал. Для меня это важно. А после вечера можем поехать ко мне.
– Хорошо, – согласился Анварес, чувствуя лёгкую вину перед ней. Такие вечера совсем не в его вкусе, так что это своего рода извинение за вчерашнее.
* * *
С Ларисой они столкнулись сразу же в холле, только он зашёл в институт. Она встретила его приветливо – очевидно, и впрямь забыла про вчерашнюю обиду.
– Всё в силе? Останешься на вечер? – спросила она с улыбкой, неожиданно беря его под руку. Это слегка озадачило Анвареса – на работе они не скрывали, но и не афишировали свои отношения.
– Я так быстро свои решения не меняю.
– Ну и отлично. А после вечера ко мне?
Анварес кивнул, хотел посетовать, что ночь не спал, так что, возможно, к вечеру будет не в кондиции, но возле лестницы они столкнулись с Сумароковым.
– Слушай, Александр Дмитриевич, я вчера обмозговал ещё раз наш вчерашний разговор, – остановил его Сумароков. – Кое-какие идеи возникли. Я кратко набросал, чтоб не забыть. Ты зайди ко мне на кафедру, как освободишься. Можно вечерком, я допоздна буду.
– Благодарю, Виктор Степанович. Обязательно зайду. После…
Он не смотрел по сторонам, но тут вдруг оглянулся и сразу напоролся взглядом на Аксёнову. В груди ёкнуло, и не понять – от радости или от раздражения. Или всё вместе.
– После чего? – спросил Сумароков.
– Что? – не понял Анварес.
– Александр Дмитриевич, что-то ты в последнее время стал какой-то рассеянный. Ты начал говорить, что зайдёшь после… после чего?
– А-а, ну да. После третьей пары.
Аксёнова приближалась. И сердце с каждым её шагом ускоряло толчки.
– А это надолго? – полюбопытствовала Лариса. – А то Александр Дмитриевич вызвался помочь мне на сегодняшнем вечере.
Что ответил Сумароков, Анварес не уловил. Снова отвлёкся. Аксёнова проходила мимо, и он кроме стука собственного сердца ничего не слышал. Кажется, она поздоровалась.
  
53
 
Анварес зашёл на кафедру, поздоровался и, не успев присесть, залпом ополовинил бутылку Аква Минерале.
– С похмелья, что ли? – хмыкнул, наблюдая за ним, Жбанков.
Анварес не удостоил коллегу ни взглядом, ни ответом.
– Ну а что? Повод имеется, – продолжил Толя Жбанков. – Я бы тоже на радостях напился. Если б можно было. Но, увы, язва… Да и радостей особых нет. Во всяком случае, таких нет... и не предвидится.
Жбанков обвёл взглядом присутствующих.
– Как? Вы не знаете? Александр Дмитриевич, что ж вы от коллег такое событие утаили?
Анварес как будто только сейчас его заметил и удивился, что вот он здесь, да ещё и что-то говорит. Посмотрел с недоумением.
 
– Вы, вообще, о чём?
– Да-да, о чём? – подключилась аспирантка Таня.
Эльвира Марковна молчала, но тоже переводила заинтересованный взгляд с Анвареса на Толю.
– Вы прямо скромник! – хохотнул Жбанков. – Нашего дорогого Александра Дмитриевича отправляют на жутко престижный симпозиум в Сиэтл. В феврале, насколько я знаю. Так-то.
– Ой! Рада за вас! – Таня даже в ладоши хлопнула.
– Такой новостью и правда стоило поделиться, – сдержанно улыбнулась Эльвира Марковна.
– Ещё ничего неизвестно наверняка, так что…, – Анварес сделал неопределённый жест, давая понять, что развивать тему он не желает.
Затем холодно взглянул на Жбанкова, но сдержался. Мать всегда повторяла: «Выяснять отношения, особенно публично, скандалить – это удел невеж». В принципе, он с ней согласен, но, чёрт возьми, иногда так хотелось высказаться.
Впрочем, раздражение быстро улеглось, и на семинар к двести пятой группе он шёл уже вполне бодро и даже с лёгким приятным волнением.
Не глядя, он понял сразу – Аксёнова в аудитории. Её присутствие он ощущал буквально физически. И посмотреть на неё, кончено же, тянуло, но одновременно что-то останавливало. Скорее всего, дурацкий, иррациональный страх – вдруг с лицом не совладает? Вдруг выдаст себя? Долго ведь её не видел... вчера мельком не считается.
И это вообще было странное чувство. Она ему мешала расслабиться, не давала вести занятие спокойно и уверенно, как вёл обычно, хотя ничего и не делала. Просто была. Она мешала, как саднящая ранка, как песчинка в глазу. И в то же время внутри клубилось приятное тепло только потому, что она тут. Когда-нибудь он свыкнется, обуздает наконец эмоции, научится не думать и не реагировать на неё. Просто на это нужно немного времени, вот и всё.
После семинара Аксёнова сама к нему подошла – вот уж чего он совсем не ожидал. И был, конечно, не готов к разговору. Хотя сам же давал ей задание. Забыл. Прав Сумароков, он действительно стал какой-то рассеянный.
Пришлось лихорадочно соображать, когда сможет выслушать этот доклад. Её близость сбивала, никак не давала сориентироваться в расписании, мешала вспомнить, кому, что и когда он пообещал. Мелькнула малодушная мысль – может, аттестовать её так просто? Без всяких докладов. Но сам себя одёрнул. Дело тут даже не в его принципиальном подходе к оценкам: «никаких натяжек и поблажек», а в том, что ещё с юности слышал от матери правило: «Если учитель даёт ученику задание, он обязан его проверить».
– В понедельник, после третьей пары, – назначил наконец, с трудом представляя, каково будет остаться с ней наедине вечером, когда и среди бела дня в переполненной аудитории его всего выкручивает.
  
54
 
Вторая и третья пара прошли обыденно.
Потом Анварес заглянул, как и обещал, на кафедру к Сумарокову. Общались чуть больше часа, а ощущение было такое, что старик хорошенько промыл ему мозги. Даже не в плане самой диссертации, а в целом. Будто просёк, что в голове Анвареса сейчас творился хаос, что приоритеты если не сместились, то утратили свою непоколебимость. В общем, вроде как ненавязчиво Сумароков постарался вернуть своего подопечного в нужную колею.
«Всё так, прав старик, надо собраться», – думал Анварес, спускаясь в спортзал, откуда исходил вибрацией низкий бит.
Видимо, танцы шли в полном разгаре. Соваться в эту развесёлую тусовку не хотелось совершенно, но Лариса ждала, уже дважды звонила, интересовалась, где он.
 
Анварес приоткрыл двери, ступил в мерцающий огнями полумрак. Остановился на пороге, давая глазам привыкнуть.
Сердце вздрогнуло и заметалось раньше, чем он осознал, что в двух шагах от него стоит Аксёнова.
Тогда ещё была возможность отступить. Даже когда она пригласила его на танец, можно было как-то вежливо выкрутиться. Но он поддался минутной слабости. Опять. Хотя прекрасно понимал – не надо, нельзя. И всё равно пошёл с ней. Не устоял. Слишком уж велико было искушение. Какой же дурак! Безвольный, бесхарактерный дурак!