Бал полной луны (СИ)

Она подняла на него мокрые от слёз глаза и попыталась улыбнуться. «Глад великий, что мне делать?» — успел подумать он, а в следующее мгновение уже целовал её солёные губы.
— Родители дома? — выдохнул он спустя некоторое время.
— Нет, они уехали к родственникам, вместе с братьями, — ответила Лилия. — Я ведь говорила об этом позавчера за завтраком.
— Прости, не слышал, — Гард снова припал к её губам, целуя сладко, чувственно, словно и в самом деле любит её, словно не избегал все эти годы.
— Ты правда сможешь полюбить меня? — спросила она.
Гард несколько мгновений смотрел в её встревоженные глаза, но в конце концов решился.
— Да, — соврал он. Не потому, что хотел соврать. А потому, что не был уверен. Но смотреть на её страдание было выше его сил.
И снова поцеловал, чтобы не смотреть на мокрые щёки, чтобы не слышать, как стучит сердце, чтобы не совершить очередной ошибки. Он целовал её, и сам не заметил, как страсть захватила его, как губы с жадностью перешли к шее, как Лия, обхватив его за плечи, потянула в дом.
— Они все хотят от нас одного, — сквозь стон произнесла она. — Может, успокоим их уже?
— Что?.. — Гард оторвался от её нежной кожи и, тяжело дыша, непонимающе поморгал. Мысли его были уже далеко от мирских проблем.
— Наши родственники хотят от нас только наследников, — пояснила она. — Зачем тянуть, если свадьба всё равно нагрянет совсем скоро...
Он чуть отстранился от неё, пытаясь понять, шутит она или всё же всерьёз. Но на губах её не было ни тени улыбки.
— Не рановато ли нам обзаводиться детьми?
— Твоя маменька с нас не слезет, пока не убедится в том, что я беременна, — Лилия отстранилась и зашла в дом, который плотно сомкнул свои листья, не впуская внутрь ни единого сквозняка. — Ты ведь и сам знаешь, чего ради всё это было задумано.
Гард шумно вдохнул. Род Лилии был известен своей плодовитостью, большим количеством наследников и своими корнями, которые восходили к ближайшему окружению Торуса, а потому давали своим потомкам сильную кровь. Да, сам Гард уродился бездарностью. И мать этого принять не могла. Хоть она никогда его и не попрекала, но состроенный ещё в раннем возрасте брак говорил куда больше слов.
— Давай покончим с этим, — сказала Лия. Она на ходу потянула за ленту платья, ослабляя его, и рукава нежными лепестками повисли на плечах. — Сегодня или через три месяца — какая разница, когда это произойдёт?
Она остановилась на пороге спальни и обернулась к Гарду. Тот застыл посреди гостиной, глядя на неё жадно, но в то же время несколько неуверенно. А потом подошёл к ней, и тёплые крупные ладони сильно и нежно прошлись по её тонкой талии.
— Думаешь, это будет правильно? — спросил он. Указательный палец прочертил линию от подбородка по шее вниз, задержался на мгновение на ключице — и продолжил свой путь, подцепив край ворота. Ослабленное платье, не выдержав собственного веса, упало на пол, открыв его взору скромную крепкую грудь.
— У нас есть выбор? — грустно улыбнулась Лилия и отвернулась. Переступив через платье, она сбросила с ног туфли, оставшись совершенно обнажённой, и прошла к окну из тонкого прозрачного стекла. Большая яркая луна освещала её грациозный стан, и тело Гарда ныло от предвкушения, от желания, затмевая разум.
И он закрыл за своей спиной дверь, перешагнул через платье, подошёл к девушке сзади и трепетно провёл пальцами по бокам, обхватил ладонями грудь, зарылся носом в благоухающие волосы. Лилия подняла голову, чувственно потянувшись к нему, веки её томно опустились от тёплого дыхания на шее.
Всё это было неправильно. Но изящная девушка в серебристом свете луны казалась такой прекрасной, что руки сами тянулись к ней, и бёдра сами прижимались к упругим ягодицам, и утробный стон сам вырывался из его груди...
Гард ушёл тихо. На улице уже светало и стояла такая свежесть, что ароматы сводили с ума. Редкие птицы заливались трелями, сверчки вовсю трещали в траве, а издалека доносился запах костра. Казалось бы — живи и радуйся! Но на душе висел тяжёлый камень.
 
Напряжение, копившееся месяцами, пропало, оставив после себя лишь приятную истому, но почему-то лёгкость в теле не приносила никакой радости. Вместо неё Гарда наполняла тревога. Предчувствие.
Что, если она и в самом деле забеременеет? Что тогда? Какая семья, какие дети?! Ещё и с Лилией!
Нет, надо требовать расторжения этой помолвки.
Дома Гард упал в кресло гостиной и, закинув голову, долго прокручивал в голове моменты близости. Иногда воспоминания захватывали его, погружая с головой в озеро наслаждения, но потом вновь сменялись тревогой и слезами на щеках. Лилия была ему почти как сестра, и он был обречён всю оставшуюся жизнь быть причиной её слёз.
Через некоторое время на лестнице раздались шаги. В гостиную с шумным кашлем вошёл отец.
— Доброе утро, — сказал Гард, задумчиво глядя на него. — Не здоровится?
— Старая болячка, — прохрипел отец. — Не хотел мешать маме спать.
И снова зашёлся кашлем, сильнее прежнего. Гард обеспокоенно выпрямился, глядя на согнувшегося отца, и, не выдержав, подошёл к нему. Через несколько секунд, затихнув, отец поднял голову.
— Гардо, иди за врачом, — с трудом выдохнул он. — Скорее.
На его руках блестели капли тёмной крови.
  
Глава 5
 
Дверь спальни с шелестом распахнулась, впуская внутрь звон посуды и тихие голоса. Лилия села на постель рядом с Гардом и провела пальцами по его волосам.
— Гардо-ли, — ласково произнесла она. — Просыпайся. На работу опоздаешь.
Чёртова дверь! Впустила, несмотря на приказ!..
Гард с трудом разлепил веки и, сощурившись, посмотрел на свою невесту. Дверь должна была открыться только в случае страха... или горя.
— Что случилось? — спросил он хриплым со сна голосом и приподнялся на локте. — Что-то с отцом?
Лилия тревожно оглянулась.
— Всё по-прежнему. Доктор только что ушёл.
— Тебя что-то беспокоит, — уверенно сказал Гард, садясь в постели. Одеяло соскользнуло с него, открывая крепкий, непривычно крепкий для гладира торс.
Лилия с улыбкой пожала плечами, но голос её дрожал.
— Всё в порядке. Правда. Сегодня узнала: я не беременна. Но у нас ещё вся жизнь впереди. Так что ничего страшного.
Она подняла голову, словно ожидая, что слёзы затекут обратно, но вместо этого они покатились по щекам. Гард со вздохом утёр их большими пальцами. Несмотря ни на что, ему стало легче.
Молча он подцепил со стула свою рубашку и, накинув её, пошёл к шкафу — приводить себя в порядок.
— Ступай вниз, — велел он, не оборачиваясь к девушке. — Я сейчас спущусь.
Тихой тенью выскользнула она из комнаты, оставив Гарда одного, и он, выслушав ровно двенадцать шагов вниз по ступенькам, тяжело выдохнул. Облегчение ненадолго — это не было секретом. Пройдёт ещё неделя-другая — и она снова найдёт способ уговорить его ещё на одну попытку.
Гард ударил кулаком по дверце шкафа и, приняв твёрдое решение сегодня же разорвать помолвку, пошёл в столовую — завтракать.
За столом все молчали. Только двухлетняя малышка, дочь маминого брата, дяди Отиса, бубнила себе под нос неразборчивые речи.
— Гардо, — сказала бледная мать, — отец просил тебя зайти.
Он кивнул. Мама не спала ночами, сидела рядом с отцом, не отступая от него ни на шаг и помогая врачу. Старая хворь одолела главу рода Ума.
— Это ты, Гардо? — с трудом проговорил отец. Его сил не хватило даже на то, чтобы поднять голову. — Проходи скорее.
Гард не узнавал его. Ещё совсем недавно полный сил, теперь он создавал впечатление живого мертвеца с землистым цветом кожи и отёкшими руками. Слова, заранее подготовленные, застряли у Гарда в горле. Как можно расстраивать отца, когда он в таком состоянии?
 
— Ближе, — прохрипел отец. — Нас никто не должен слышать. Ты один?
— Я один, пап, — Гард сел на пол у кровати, так что лицо его было совсем рядом с головой отца. — Я здесь.