1910-я параллель: Охотники на попаданцев (СИ)
Сашка, недолго думая, нырнул за стоящий в телеге сейф.
Я выглянул из-за своего колеса. В это же время сумасшедший городовой выстрелил. Пуля с лязгом ударила в боковину трактора. Пришлось спрятаться. А полицейский не прекращал огонь. Шаг. Выстрел. Шаг. Выстрел.
— Котёл, сука! Котёл заденет! — прокричал тракторист, быстро вскочив на ноги и, стараясь не высовываться, дотянулся рукой до сиденья и достал оттуда обрез старой охотничьей одностволки.
Когда патроны у сумасшедшего кончились, он продолжал нажимать на спусковой крючок, отчего стали слышны звонкие щелчки курка, монотонные, как тиканье часов. Хороший наган, офицерский, с самовзводом.
Я сунул руку во внутренний карман и достал зеркальце, которое таскал с собой, и высунул из-за укрытия. Было видно, что этот псих выпустил из рук упавший в траву револьвер и достал шашку. Что с ним делать было непонятно. С нежитью я никогда не встречался, но это не значило, что ее не могло быть. После своего перемещения сначала из мира в мир, а потом из тела в тело, я был готов поверить во что угодно. Честно. При виде этого городового, обнажившего окровавленную шашку, которой он, наверное, убил и изуродовал своего коллегу, было страшновато. А что, если пули не смогут причинить ему вреда?
Тем временем городовой подошёл к трактору и стал методично бить по нему своим табельным клинком. Раздавались удары железа по железу, эхом отдающиеся от ближайших деревьев. Он бил и бил, не переставая, так что я рискнул высунуться.
Городовой не обратил на меня никакого внимания, продолжая вялыми ударами бить ни в чем не повинную боковину трактора. На нем осталось уже с десяток-другой сколов и маленьких вмятин. Иногда шашка попадала по каучуковому колесу, почти беззвучно отскакивая обратно.
Я огляделся по сторонам. Ведь мы прибыли сюда в ожидании пробоя, но ни мёртвый городовой, ни этот псих не были похожи на попаданцев. На кого угодно, вплоть до упырей, но не на потеряшек.
— Ну, точняк зомби, — произнёс сверху с телеги Сашка, — а он не заразен? А то начнём друг друга убивать и мозги есть.
— Мозги? Йисть? Человечьи? Как этот сейчас? — сдавленно спросила Настенька, а потом прикрыла рот механической перчаткой. Ее тело слегка дрогнуло, и девушку вырвало одной желчью.
Я ещё раз оглянулся в поисках признаков попаданцев. На этот раз внимательнее. Неподалёку от нас палые листья были сграблены так, что освободили небольшую полянку, а на голой земле угадывались затоптанные символы.
Культисты? А при чем тут попаданцы? При чем тут этот сумасшедший? Ничего не понимаю.
— Ну, что? — раздался тихий голос Ольги, которая подкралась ближе, вернее, подползла на четвереньках. Я первый раз видел, чтоб кирасиры ползали, как малые дети. Только ее ладони и коленки оставляли на прошлогодней, и оттого бурой, палой листве небольшие рытвины.
Я посмотрел на монотонно бьющего трактор городового, а потом вздрогнул и скривился. Потому что Ольга громко, прямо в ухо, вскрикнула и вцепилась механической перчаткой мне в руку. Если бы я мог чувствовать боль, то заорал бы. Бронированная леди чуть не сломала мне кость.
Рядом бахнул выстрел, и городовой замер, с тем, чтоб упасть навзничь, как опрокинутый манекен.
— Господи Боже, — запричитал сидящий между трактором и телегой тракторист, державший безумца на прицеле. Он начал усердно креститься, не выпуская из левой руки обрез, — Я не хотел. Оно само. Она как завизжит, и я выстрелил. Я не хотел. Прости Господи.
— Отпусти, — тихо произнёс я, задрав голову. Под пальцами Ольги хрустнуло. Нет, руку она не сломала, но попавшая под перчатку и прилипшая к ней, щепка, треснула и сильно впилась в бицепс пропоров толстую ткань сюртука.
— Кар! Кар! — раздалось сверху вместе с хлопаньем крыльев и скрежетом когтей по жести. Это на кабину трактора села большая угольно чёрная ворона. Она вращала головой и с живым интересом разглядывала нас всех. Птице явно не сиделось на месте, так как она прыгала то вправо, то влево, находясь в странном возбуждении, словно мы для неё добыча, и ей не терпелось что-то украсть.
— Кыш! — закричал тракторист, взмахнув рукой, — кыш, окаянная. Тебя только тут не хватало.
— Отпусти, — повторил я, повысив голос и обращаясь к Ольге, но девушка смотрела на ворону, закусив губу. Да, точно. Память с некой заминкой преподнесла то, что знал прежний Евгений.
Оля панически боялась птиц. Она боялась, в общем-то, любую крупную птицу. Ворон, гусей, сов, орлов, даже домашних петухов, хотя мелкие певчие ей нравились, но даже в этом случае она избегала их трогать, притом что мышей и крыс совершенно не опасалась. «Фобия», — как-то сказал один знакомый доктор про похожие страхи.
— Уходим! — громко произнёс я, наконец высвободившись от хватки «приветливой дамы». — попаданца нет, а тела заберут санитары из мертвецкой. Полиция осмотрит все. Нам здесь нужно поменьше топтать.
— Это я щас, — затараторил тракторист, прыгнув в кабину и посмотрев на приборы. — Не спускает пар. Не пробил. Уволюсь. Ей-богу уволюсь. Я с нежитью биться не хочу. А то ещё ночью придёт мстить.
Тракторист быстро перекрестился. В то же время Сашка поочерёдно подал руку девушкам и помог им залезть в высокую телегу. Мне без кирасы было бы это затруднительно.
Только Аннушка стояла, замерев, как деревянный манекен.
— Уходим, — повторил, а потом шагнул ближе, стукнув ее по наплечнику. Но девушка ничего не видела и не слышала, глаза ее закатились, отчего были заметны только белки, а полуприкрытые веки быстро-быстро дёргались, как у человека, видящего дурной сон. Я пару раз наблюдал раньше полное погружение в транс, и то, что происходило с нашей провидицей, было очень похожим.
— Анна, — ещё раз негромко позвал я, но девушка снова не шевельнулась, что-то сильно сжимая в руке.
— Блин, чего такого нужно обожраться, чтоб совсем зомби стать? — громко спросил Никитин, ни к кому конкретно не обращаясь, он перегнулся через борт и глядел на тело городового. — Нарки, блин, обдолбаные.
— Не знаю, — ответил я, не сводя глаз с провидицы, лицо которой побледнело, как у покойника. Только через пять минут она дёрнулась и шумно вдохнула воздух. Из пальцев на траву упала небольшая вещица, блеснув металлом. Наверное ворона именно к этой вещице приглядывалась, а может, обронила при выстрелах и хотела вернуть украденное добро.
— Всё хорошо? — спросил я у девушки, которая озиралась по сторонам, словно не понимая, где находится. — Анна, все хорошо?
— Да, — выдавила она из себя, несколько раз быстро кивнув.
— Тогда, в телегу, — произнёс я, быстро подхватив вещицу и вскакивая на подножку трактора. Дождавшись, когда Сашка втянет наверх Анну, машина ритмично зашипела выбрасываемым из клапанов паром и покатилась задним ходом, где тракторист ловко ее развернул. Версия о химическом препарате или дурманящей траве казалась разумной. Было даже досадно, что мне самому такое в голову не пришло. — Кыш!
Нужно в полицию заехать. Нужно Бодрикову донесение написать. Нужно отряд вооружить. И нужно котят купить. Профессор Крылкин ещё для прошлой группы советовал. Говорил, стресс снимают хорошо.
И Собак. Доберманов. Двух.
Так я думал, глядя на небольшой значок, который обычно прикалывают к шинели и сюртуку на манер ордена. Значок представлял собой небольшой треугольник со слегка сглаженными углами, а на самом значке была изображена змея, свитая в форме восьмёрки, положенной на бок, или знака бесконечности на фоне нескольких шестиугольников пчелиных сот.
* * *Большая чёрная ворона сидела на толстой ветке, хохлясь, ворча и покачиваясь на лёгком ветру. За полвека ей всё уже надоело. Как говорить и жить тошно, и умирать страшно.
Ворона каркала и, казалось, ворчала, как старая бабка, ругающая ветреных девок, сидя на завалинке. А десяток людей в обычных рабочих сюртуках, какие можно увидеть на грузчиках или ямщиках, без единого слова готовили место. Работали слаженно, как единый организм. Порой даже передавали друг другу вещи, не глядя при этом на товарища.