Алмаз Времени. Том I. Скитания (СИ)

Но в тот день она угощала инжиром. И при мысли о еде слишком ярко проступал образ дочери лорда. Будто она подлетала к ним, дрейфующим в море, протягивала тонкими руками сочные плоды, а в последний миг отдергивала, не давая притронуться и утолить жажду.
И Сварт ненавидел ее. Даже если мертвую. Почему нет? Он сам почти стал мертвецом. В своей ненависти он отвлекался от созерцания лиан, перетиравших бревна.
Под плотом мелькали тени рыб, ожидали пиршества, чайки тоже кружили над потерпевшими бедствие. Прошло много времени, даже солнце накренилось к горизонту, но нить разговора не терялась, кроме нее ничего не оставалось.
– И как тебе удавалось так искренне играть три года? – приподнялся Сумеречный, но упал.
Как оказалось, он намного хуже переносил невзгоды кораблекрушения, чем пират. Но не жаловался. Что толку жаловаться безжалостному?
Ответ на вопрос последовал не сразу, хоть собеседник вовсе его не обдумывал. Просто счет времени, само его ощущение было потеряно. Время существует среди людей, среди их дел. Когда же плот несет течение, время не имеет значения, только жизнь, только короткие отрезки не времени, а ожидания. Поэтому казалось, что отвечали сразу, не замечая, как подобие разговора растягивается на целый день, еще один день без пищи и воды, с надеждой на землю.
– Я хороший актер. Цирк жизни научил, – криво ухмыльнулся запекшимися губами капитан, вспоминая, как искусно ему удавалось играть чувствами людей, когда он рассказывал о мнимом кораблекрушении: – Я уже не первый раз вживаюсь в роль. Как будто создаю новую личность. А потом, когда необходимо, возвращаюсь в себя настоящего.
– Этот кровавый маньяк и есть ты настоящий? – недоумевал Эльф, вспоминая от всезнания, как Сварт истреблял корабли морского дозора да жителей прибрежных деревень: – Как он мог желать покоя?
– Я настоящий – это нечто среднее между маньяком и всеми моими ролями, – уклончиво, хмурясь, отвечал Сварт.
Мог ли он сказать, кто он на самом деле? Он не первый раз надевал маски. Лицедейство и кровопролитие сопровождали его с самого детства. С десяти лет, когда он танцевал на канате перед восторженной толпой. С шестнадцати лет, когда он втирался в доверие к капитану корабля, чтобы подняться от матроса до старшего помощника. И выше. Для шага «выше» ему всегда требовалось кровопролитие. А поначалу – лицедейство.
– Это как разбитое зеркало. Ты для каждой роли отодвигаешь свою личность и вживаешься не в роль, а в новую личность.
– Ставки в спектаклях обычно слишком высоки.
– А не рискуешь ли ты каждый раз потерять свою настоящую личность? – сощурил глаза Сумеречный, который все-таки пошевелился, садясь, хватаясь ладонями за виски.
– Думаю, теперь должна быть ясна еще одна причина моей ненависти к Маиму, – гневно прошипел Сварт: – Да, такая долгая игра наполняла меня ненавистью. Но потеря личности была одним из вариантов, ведь притворяться надо было на самом высоком уровне.
Настолько, что сам начинаешь верить. Верить, что ты живешь среди них… верить, что ты… жертва кораблекрушения, казначей лорда… Друг его дочери, в конце концов. Проклятье! Только ненависть сохраняет твои истинные замыслы!
– Может, не стоило так сохранять, – снова упал на плот Сумеречный Эльф, охнув от ощущения обожженного тела.
– Я ненавижу их, счастливых по праву рождения, – сурово бросил Сварт.
Сквозь маску его игры вдруг трещиной прошла давняя обида, боль, непонимание. Только такая давняя, что много лет назад перегорела, исказилась, хранясь на задворках сознания.
– Ну, вот ненавидишь ты богачей, а давай сделаем революцию, и больше их не будет, – слабо рассмеялся Сумеречный Эльф, поводя картинно рукой, точно желая дотронуться до неба.
– Это невыполнимо, – с тоской прозвучал сдержанный вздох.
В идеалы сотен революций и смены правителей пират никогда не верил. В Круне случались и дворцовые перевороты, и революции, а страна все так же изнывала от нищеты и эпидемий.
– Эх, опять все перечеркнул одним словом. Ты просто завидуешь, – бросил с насмешкой Эльф, но потом твердо проговорил: – Тот, кто ненавидит, никогда не захочет стать таким же, как объект своей ненависти.
 
Внезапно глаза собеседника закатились, по телу прошла судорога, заломившая руки и ноги под неестественными углами.
– Эй! Хранитель-вредитель! Ты сдохнуть решил? – встрепенулся пират и пнул спутника к краю плота.
Какой-то дикарский, животный страх перед трупом и разложением охватил его. Впрочем, Сумеречный Эльф, ощутив соленую воду, пришел в себя, забираясь обратно на бревна. Затем окунул голову и быстро вынырнул, вдыхая жадно воздух.
– Ух, водичка освежает, – радостно проговорил он. – Хлебнул солененькой. Тоже неплохо.
– Ты солгал насчет суши! Ты сам не знаешь, куда нас несет! – внезапно вцепился в шею спутника Сварт и начал душить.
Сумеречный Эльф попытался разомкнуть его цепкие пальцы.
– Гора! Гора чаек! Ты видел ее? – прохрипел, вываливая синеющий язык, Сумеречный Эльф.
Сварт вспомнил, что враг спал, когда капитан заметил скалу с чайками, застывшую посреди моря, а значит, не мог придумать эту гору как отговорку. Поэтому разомкнул свои длинные узловатые пальцы.
– Видел, – кивнул он, сжимая кулаки, чтобы не довершить начатое. Хотя он и позабыл, что перед ним бессмертный.
Эльф улыбнулся обнадеживающе, падая снова на бревна плота, морщась от боли.
– Уже скоро… Скоро…
Сварт не верил словам Сумеречного, он вообще не умел верить ни в высшие силы, ни в судьбу, ни в людей, ни в существование сокровищ. Но обещаниям бессмертного стоило верить. Он знал и про течение, и про скалу чаек. И к вечеру бескрайнюю синеву океана прорезала черная полоска. Едва заметная, но отчетливая. Не мираж, не обман.
– Скала… Нет! Остров! Земля! – глаза Сварта расширились, когда он приподнялся на плоту, всматриваясь в горизонт.
Полоска маячила вдалеке черным пятном, качаясь над гладью моря. Заветная! Даже если ждал враждебный неприветливый край, там нашлась бы вода. Вода!
– Плот хрупок, скорее всего, нас разобьет прибоем, – сделался собранным и даже суровым Эльф, но воодушевляющее улыбнулся и добавил: – Советую приготовиться.
Течение вливалось в волны прибоя, земля приближалась все стремительнее. Разобьет о берег? Нет! Это не страшно, это захватывающе. Жизнь. Противостояние.
Прибой окатил холодными волнами, берег приближался, и казалось, что море неподвижно, а земля несется навстречу. Плот заскрипел и взлетел, как птица, на крыльях волн. Едва удавалось удержаться.
Сварт сознательно не замечал, но давно не ощущал такой всепоглощающей, неисчерпаемой радости. Радость без мыслей, существование без слов. Никто не судил, ничего не осталось: ни мыслей, ни замыслов – только единственный миг.
– Круто-о-о! – раздался наивно-воодушевленный голос Эльфа, но потом все потонуло в волнах.
Плот взлетел над прибоем и осел на мель, ломаясь о прибрежные рифы. Все пронзил треск и скрежет. Соленая вода окатила с головы до ног, колени ударились о дно, но удалось оттолкнуться и вынырнуть. Вскоре Сварт уже брел по отмели, разгребая обломки, не помня себя. И мир оказался прекрасным.
Они выбрались на берег, вернее, Сварт выбрался, а Сумеречный потерялся в волнах. Но его судьба меньше всего заботила пирата.
Ладони ощутили прохладу мокрого песка, смешанного с хвоей близко растущих елей. Человек ступил на землю, и показалось, что настал первый день творения, выход из моря, до начала времен, как новое рождение. Но если бы… Не для него. И все-таки он радовался, как первый человек.
Земля сочилась забытыми ароматами. Слишком много ароматов, как будто созданных заново. Свет паутиной тянулся сквозь ветви, лес обрывался песчаным откосом к морю, но Сварт оказался там, где ветви и корни касались воды, питаясь солеными соками.
И между деревьев змеилась, впадая в великий поток океана, крошечная речка с заболоченными берегами. Но это была вода, пресная, настоящая, не важно, что пахла лягушками. Запах и вкус не ощущались. Главное, что вода, пресная, чудесная вода.