Рождение новой расы (СИ)

— А почему осину так странно называют? — спросил Нилион.
— Потому что нельзя воткнуть кол всякому, только добить уже раненого. Отсюда и название, идиот! — огрызнулся Гортер. — Сэр Рихард, продолжайте.
— Представьте, что вы вампироборцы. Логова ваших врагов не найти, либо оно хорошо охраняется. Для охоты в темноте у вас нет кошачьего зрения, силы ваших врагов превосходят вас многократно, а на распятие надежды мало, потому что далеко не все охотники истинно верующие. Чеснок не эффективен, осина бесполезна, надежда лишь на оружие, которое способно убить и без веры.
— Серебро, — вставила Эделина.
— Именно. Легкий порез серебряным оружием, и зараженная вампирская кровь уже мчится в небьющееся сердце. Никогда не понимал, как обездвиженная мышца качает кровь, — Рихард ухмыльнулся. — Простите, отвлекся. Но в последней войне видов вампиры справились и с этой напастью.
— Ха, доспехи, — ухмыльнулся Хельст.
— О, да. Даже вампир со скудной амуницией во время боя может чувствовать себя защищенным. Серебро — слишком мягкий металл и не способно пробить даже кожаный доспех, не то что стальные латы. После войны видов даже песня была сложена. И там были слова: «Заточенный металл без колебаний режет жилы, а наше серебро ломается о сталь». И пускай серебро не ломается, а гнется, сути это не меняет. Людям просто не могло прийти в голову, что их главное оружие станет бесполезно. Конечно, потом были алхимики, которые экспериментировали со сплавами, но было уже поздно. Большинство вампиров считает, что именно недостаточные физические данные людей и соперничество металла с серебром определили исход многовекового противостояния. Но я считаю иначе. Вампиры показали, что способны подстраиваться под любые условия. Стальная броня против серебра, растление культистов, чтобы подорвать их веру. Или пиявки, что в ваших бочках из-под крови, — Рихард указал на те самые бочки, что стояли у стены. — Кровь быстро сворачивается и становится не пригодна для пищи, поэтому были выведены специальные пиявки, чтобы можно было делать стратегические запасы. Всего одна пиявка на литр. Вампиры были поставлены в тяжелые условия и адаптировались. Культ Мэрилл же остановился в развитии, за что и поплатился. Неспособность менять тактику и подстраиваться под новые условия ведения войны сгубило вампироборцев. Те заведомо шли на смерть с более подготовленным соперником вместо того, чтобы просто сесть и подумать.
Рука Рихарда вытащила из внутреннего кармана плаща небольшое зеркальце и положила его на стол.
— О-о, какая милая вещичка, мне как раз ее не хватает при нанесении макияжа, — Изабелла схватила зеркало и заглянула в него в поисках своего отражения.
— К чему это? — спросил Гортер.
— Даже этим можно нас убить. Серебро, его используют при производстве зеркал, конечно, здесь слишком маленький процент благородного металла. Но нанести серьезное увечье им можно. Мирный договор заключался во дворце между королевой Элис и Первородным. На принятие этого закона было запрещено проносить и сталь, и серебро. Но там были зеркала, можно было использовать их, чтобы обезглавить всех вампиров. Лишенные Первородного, мы бы перебили друг друга. Но почему-то это не пришло никому в голову…
— У меня есть один вопрос, — начал Гортер. — Зачем ты нам все это рассказываешь?
— Мы потеряли бдительность. Враг разбит еще не до конца, и, почти изведенный под корень, он станет, как мы. Адаптироваться и уничтожать нашего брата теми способами, о которых мы даже не догадываемся. Именно поэтому я направляюсь на бой чемпионов. Считаю, что Первородный выслушает мои слова.
— Люди и вампиры больше не враги, а вампироборцев скоро совсем не останется. До войны видов твои рассуждения еще имели цену, — пожал плечами Хельст. — Но все равно спасибо, было интересно послушать, особенно про освященную кровь. А сейчас, кажется, мой член снова готов к приключениям, — Хельст встал с места, Гортер последовал за братом. Изабелла положила зеркальце обратно на стол и, убрав ногу с голени Рихарда, встала со своего места.
 
— Но ты можешь к нам присоединиться, сэр Рихард, — молвила она бархатистым голосом. — Конечно, когда этот мерзкий запах чеснока выветрится. С воинами и купцами я трахаюсь регулярно, а вот с учеными мой опыт невелик.
— Не зазнавайся! Пока городничий отсутствует, ты обслуживаешь только нас! — рявкнул Хельст. Он уже вместе с братом подошел к бочке с кровью и, открыв краник, подставил кружку, взятую с барной стойки. Бюст Изабеллы был очень соблазнительным, но почему-то Рихард, не отрываясь, смотрел на ножны братьев.
— Металл или серебро? — молвил он, глаза его стали стеклянными.
— Что? — спросил Хельст.
— Я спрашиваю, металл или серебро? У вас в ножнах. Последнее время вампиры все чаще стали носить серебряное оружие, так как расплодившиеся собратья представляют большую угрозу, чем вымирающие охотники. Крайне неблагоразумно, ведь в бою можно случайно пораниться, и тогда от небольшого пореза наступит неминуемая гибель. Лично я на охоте пользуюсь исключительно стальным топором.
Рука залезла под плащ, и тяжелый одноручный топор, острый, как хвостовик, с осиновой рукоятью, лег на стол. Конец рукояти был заточен для добивания. Нилион мгновенно протрезвел, Эделину перестало беспокоить ее «Де» в имени. Руки братьев потянулись к своим кинжалам. Все тело Изабеллы задрожало от страха, в том числе и ее элегантная ножка, которой она гладила Рихарда под столом. А Илберт с ужасом осознал, кого он пригласил в свой дом. Скажи он Рихарду нет, и ничего бы этого не было.
— Я ведь в самом начале сказал, что я монах. Думаю, теперь вы поняли, что культ, которому я служу, посвящен отнюдь не Первородному. Должен сказать, я сильно расстроен. Вас здесь всего шестеро, оставшиеся вернутся и наплодят новых. Я привык очищать город за одну ночь.
Правая рука схватила зеркало, лежащее на столе. Никто не сумел разглядеть этого и последующего движения. Услышали только звон бьющегося стекла и вопли молодого вампира. Нилион опрокинулся на спину и закатался по полу. Осколки зеркала торчали из его лица, и из каждой раны шел пар, словно от кислоты. Но, несмотря на боль, он оставался жив. Эделина сорвалась с места и бросилась бежать, но Рихард ни на секунду не отпускал ее из поля зрения. Тяжелая рука схватила девушку за плечо и, резко развернув к себе, Рихард впился в ее губы поцелуем. Илберт и Изабелла в этот момент кинулись к двери. Илберт оттолкнул Изабеллу в сторону, дабы та не мешала бегству, и дернул за дверную ручку. Дверь не поддалась. Попробовал в другую сторону. Никакого эффекта. И не должно было быть, Илберт уже держал «Ночь короче дня» несколько десятилетий, и всегда эта чертова дверь открывалась вовнутрь. Илберт начал со всей силы дергать за дверную ручку, подскочившая к нему Изабелла стала колотить по двери, что есть мочи.
— ОТКРОЙ ЭТУ ЧЕРТОВУ ДВЕРЬ! — верещала она, и голос ее был уже совсем не бархатистый. Хельст и Гортер стояли с ножами наготове, но почему-то не спешили нападать. Страх сковал их чресла, и они смотрели на поцелуй Рихарда и Эделины, как загипнотизированные. Древний вампир наслаждался поцелуем, официантка же колотила его по груди и пыталась вырваться.
Когда он схватил ее за волосы и отдернул от своих губ, это была уже не милая девушка. Ее губы посинели, а почерневшие зубы зудели, словно невидимая рука играла на них, как на пианино.
Рихард посмотрел с тоской на обезображенное лицо.
— Ее звали Элина. Без «Де».
Удар открытой ладонью снизу вверх по челюсти опрокинул официантку на спину. Ее голова начала болтаться на шее под неестественным углом, но она так же, как Нилион, была жива. Ее конечности непроизвольно дергались, и вместо крика боли она издавала какое-то несвязное мычание.
 
— Что стоите? Убейте его! — в ужасе крикнула Изабелла.
Но Гортер и Хельст стояли как вкопанные. Рихард не показал им свою силу в самом начале, но пришла пора сделать это сейчас. Они хотели запугать его парой стрел? Пусть же смотрят на то, как целая туча стрел с серебряными наконечниками затмила им солнце! И свет серебра настолько ослепителен, что невозможно оставить глаза открытыми. Но от чего серебро отражает свет, если солнце закрыто. Братья посмотрели вниз и увидели у себя под ногами огненную землю, и языки пламени медленно охватывают их одежду. Тысячи стрел вонзились в их тела, и пламя объяло их. Главное, быть спокойным, это всего лишь видение, боли быть не должно. И огню неоткуда взяться, и солнца никакого стрелы не могли затмить. Они в своей любимой таверне, и сейчас глубокая ночь.