Наперекор судьбе

— Вам дороги и «Тримор» и Камероны, — констатировала Фиона. — Что привело вас в «Лодж»?
— Вы хотите спросить, что заставило меня стать экономкой вашего отца? — Красивый рот Элисон расплылся в улыбке. — Можно сказать, причуда… но если честно, то просто желание жить здесь. В «Триморе» прошло мое детство, и не важно, как далеко тебя заносит судьба, всегда остается то, что тянет назад. И вот я почувствовала, что пора вернуться.
— Мой отец это знает? — поинтересовалась Фиона. — Он знает, что вы из этих мест?
— Я говорила ему об этом! — Глаза Элисон сощурились. — Но сам он столкнулся в Триморе с чем-то таким, чего не понимает.
— С яростным патриотизмом жителей деревни, когда дело касается Камеронов? — быстро подсказала Фиона. — Я думаю, чувствуя это, он обижается.
— Такого человека, как ваш отец, это будет сильно раздражать, особенно если противостояние обострится, — подтвердила Элисон. — Но ради справедливости, никто не должен испытывать неприязни к Айэну Камерону за то, что все жители долины Глен-Тримор преданы ему. В конце концов, это единственное, что у него осталось.
В ее словах прозвучала безысходность, и мысли Фионы снова вернулись к «Геру», но, прежде чем она успела задать следующий вопрос, в комнату вошла Катрин, взгляд которой сразу же упал на прялку.
— Значит, он прислал ее обратно? — с недоверием спросила старая женщина. — Да, здесь ей самое место, но, может быть, он вспомнил о проклятии? — Ее глаза непонятного цвета, ни синего, ни серого, со странными желтыми огоньками внутри, как у кошки, обратились к Фионе, и Элисон Маккензи поспешила встать между ними, словно пыталась загородить девушку от чего-то зловещего. Фиона догадалась, что Элисон всеми силами старается помешать Катрине продолжать говорить в ее присутствии, но старуха упрямо продолжила: — Где бы ни быть этой прялке, на ней нельзя прясть женщине не из рода Камеронов — злая доля непременно ее настигнет! Так говорили в старину, когда «Тримор» принадлежал Камеронам и когда старик вершил свои злые дела! — Приблизившись к девушке, она ухватила ее морщинистой рукой за запястье. — Избавьтесь от нее, мисс Фиона! Не позволяйте держать ее здесь. Она принесет вам одни только беды, которых, может, как раз и желает «Тримору» Айэн Камерон!
— Что за чепуха! — воскликнула Элисон. — Как ты можешь повторять такую древнюю чушь, Катрина, когда у тебя для этого нет никаких оснований!
Катрина посмотрела на нее со зловещей улыбкой на тонких губах.
— Ты не хуже моего знаешь, что это правда, — отрезала она и зашаркала прочь по истертому ковру.
— Мисс Маккензи, что она имела в виду? — спросила ошарашенная Фиона.
Элисон словно нехотя повернулась к ней.
— Катрина просто выжила из ума, — раздраженно ответила она. — Ей постоянно мерещится бог знает что.
— Но она… говорила с таким убеждением, — возразила Фиона. — И простите меня, но мне кажется, что вы знаете о «Триморе» многое, о чем не хотите говорить!
— Когда-то давно, когда я была молодой, — проговорила Элисон, — Катрина оказалась права насчет моей любви, и я позволила этому испортить мне жизнь. Когда-нибудь я, возможно, расскажу вам об этом. Теперь-то я вижу, что ничего не могло бы измениться, но в то время хотела лишь одного — уехать подальше. Да, я многое знаю о «Триморе», и знаю, почему Айэн прислал прялку обратно. Он забрал ее с собой в память о матери, но потом понял, что на самом деле ее место здесь, где она ее оставила.
— Он говорил мне об этом вчера, — призналась Фиона и, повернувшись лицом к Элисон, сказала: — Как ни крути, это дом, в котором он родился.
 
— Но он никогда не примет помощи, даже от друзей, и встанет на дыбы при первых же словах сочувствия, — тихо обронила Элисон.
— Вы, горцы, слишком гордые!
— Это не пустые слова, — убежденно подтвердила Элисон. — Эта гордость передавалась из поколения в поколение, росла и крепла многие годы, пустила глубокие корни, и она скорее заставит человека погибнуть, чем покориться. И это то, что восстановило Айэна Камерона против вас.
— Неужели он никогда не сможет стать нам другом? — с замирающим сердцем спросила Фиона.
— Учитывая обстоятельства, он и так проявляет достаточное дружелюбие, — возразила Элисон. — Но боюсь, если вы попробуете сблизиться с ним, то наткнетесь на барьер, который сломать невозможно. К тому же тут есть и другие обстоятельства… — Она замолчала, как бы раздумывала, говорить ли ей дальше, и, видимо, решив, что и так поведала слишком многое, больше ничего не добавила.
После полудня того же дня Финлей Давиот собрался ехать в «Ардталлон», пригласив с собой дочь, и Фиона обнаружила, что наряжается с особой тщательностью, чтобы ей не ударить лицом в грязь, если они вдруг решат остаться обедать в отеле. Одеваясь, она не прекращала думать об Айэне Камероне, мысли о котором не покидали ее с момента их первой встречи. Разговор с Элисон лишь все усугубил, и она снова принялась размышлять о нем, пока ехала с отцом до Ардталлона.
— У нас есть дом, которым мы можем гордиться, верно, Фиона? — неожиданно заговорил отец. — И его унаследует мой сын, если не сбежит в море!
Фиона немного помолчала, потом поинтересовалась:
— Ты решил остаться здесь навсегда?
Он, почти раздраженно, повернулся к ней:
— Ты же сама знаешь, что это так. Я потратил на этот проект кучу денег и собираюсь потратить еще. Не беспокойся, тебе не будет здесь одиноко, моя дорогая. Это пройдет. Очень скоро мы наполним старый дом людьми — молодыми людьми, твоими ровесниками. И тогда ты будешь наслаждаться здесь каждой минутой, как твой брат, пропадая на озере целыми днями.
Снисходительные нотки, прозвучавшие в его голосе, когда он говорил о сыне, были для нее не новы, но напомнили ей о предостережении Камерона.
— Мне кажется, что в такую погоду Алану не следует проводить на озере столько времени, — начала она, однако отец прервал ее, заявив:
— Парень способен сам позаботиться о себе! Я не знаю другого такого парнишку его возраста, который так умело обращался бы с парусом. Неужели ты думаешь, что Алан станет слушать твои нотации? Да поможет ему Бог! Я хочу, чтобы он чувствовал себя здесь счастливым. Если мальчик находит удовольствие с лодкой на озере, то, возможно, со временем найдет его и в этой земле…
Его глаза неожиданно переместились на склон горы над ними, где на фоне цепи серых скал маячил мрачный силуэт одинокого дома. Фиона тоже посмотрела на «Гер» и, цепенея от страха, спросила:
— Отец, зачем ты купил «Тримор»?
В его глазах мелькнуло настороженное выражение.
— Потому что он продавался, — флегматично ответил Финлей Давиот, — и мне стало об этом известно.
— Что «Тримор» продается? Но как?
— Я ждал этой информации многие годы, зная, что когда-нибудь так случится. Да, — произнес он с видимым удовлетворением, заставившим ее вздрогнуть, — я выжидал и был за это вознагражден, когда остался только один Камерон.