В ожидании рассвета (СИ)
— Ты обучишься смортскому ремеслу, учить тебя будут в месте, где много юных адептов…
— Школа? — радостно спросил Рем.
— Школа. Я вижу, случится непредвиденное… Ты отметишь себя, мой мальчик… Твои слова почти разрушат подпорки трона, но ты не сможешь довести дело до конца.
— Что за трон?
Но глаза оракула вернулись в нормальное состояние, Вронагерна выплеснула воду на землю и опять зачерпнула из колодца.
— Кто следующий?
— Я! — Нефрона подбежала к ней и с готовностью вытянула руку. — А вы умеете не просто предсказывать, а дать ответ на конкретный вопрос?
— Можно и так, это даже легче. Дай сюда руку, смелая волшебница.
Глоток из бадьи, и вещание продолжается.
— Задавай свой вопрос, только быстрее!
— Расскажите мнео моей будущей семье, любви, и всё такое.
— А карьерный рост тебя не интересует? Странно… Ну, слушай, девочка ты наша семейная. Будут у тебя в жизни трое детей, двое — от одного мужчины, и ещё один ребёнок, который старший — от другого. Некоторое время ты будешь даже счастлива. Ты станешь известной… Но слава будет заработана тебе чужими руками. Ещё вижу — родовое имя ты сменишь на другую фамилию… Нет, не надейся, не Дха-Арклайн.
Нефрона сильно покраснела, Фарлайт сделал вид, что ничего не слышал, Мирт нервно захихикал.
Плюх! Вода вылилась на землю.
— Следующий!
Оставшиеся колебались. Наконец Мирт произнёс:
— Ваша игла стерильна?
— Не бойся.
Далее шёл уже известный ритуал.
— Вижу, ты сминаешь в руках ленту… Вижу алые кровоточащие цветы… Вижу, как ты спускаешься по винтовой лестнице в туманную бездну…
— Что это значит? Какие ленты? Какие цветы? — перебил объект предсказания.
Вронагерна вышла из транса.
— У вас, триданов, всегда в голове ужасный сумбур, вытаскиваешь только символы, — пояснила она. — Алые цветы — к страху. Рвать ленту — к предательству.
— Но вы сказали, что я мял её, а не рвал! И кто может предать меня?
— Или это означает разочарование… Да кто вас знает! — отмахнулась прорицательница. — Любой знак можно истолковать самое малое тремя способами. Иди ко мне, молодой маг, у тебя всё должно быть чётко.
Когда Фарлайт подал руку, Вронагерна заулыбалась.
— А брезгливости в тебе не меньше, чем в нашем разговорчивом друге… Это не больно. Итак, вижу… Что? Снова символы? Ты стоишь на большом полумесяце, держишь на ладони солдата, скульптора, певца, учёного и хвостатое существо, ты властен над ними, а они властны над… Туман. Я вижу полёт… Крылья, бесконечность… или восьмёрка? Восторг… Восьмёрка растёт. Очень мутно… Ты растворяешься! Смерть! Смерть!
Прорицательница упала, выронив бадью из рук, и задёргалась в припадке. Из носа её потекла вязкая прозрачная жидкость. Рем испуганно схватил Нефрону за мантию, удивляясь, что та не торопится помочь бедной женщине. Фарлайт, на лице которого не отразилось ни тени эмоции, наклонился, коснулся жидкости пальцем и попробовал на вкус. Мирт отвернулся, гадая, сопли это или кровь, от сродства с энергией растерявшая свой цвет. Его начало мутить.
На крики Вронагерны прибежали две волшебницы. Прорицательнице сунули под нос какой-то порошок, и она, наконец, пришла в чувство.
— Я переутомилась, — сказала Вронагерна. — Так бывает.
— Ага, всё бывает, и пятна перед глазами, и кровь из носа, — сказал Фарлайт.
Волшебницы взяли Вронагерну под руки и повели к её дому. Одна из них обернулась и почему-то злобно взглянула на компанию у колодца.
* * *— Что она про нас думает? Посмотрела, как ножом чикнула, — недоумевала Нефрона.
— «Вымётывайтесь» хотела она сказать. Не нравятся мне эти предсказатели, и никогда не нравились. Всегда наговорят плохого, а потом половина из этого не сбудется, — раздражался Фарлайт.
— Она сказала, меня ждёт предательство или большое разочарование, а это волшебница седьмого ранга, такие не ошибаются, — проговорил тридан.
— Все предсказания и делаются так. Сначала оракул говорит тебе: «Ты предашь кого-то», ты потом постоянно думаешь, накручиваешь себя, вбиваешь в голову и будешь мучиться, пока действительно кого-нибудь не предашь, чисто ради своего успокоения. Не думай об этом, и всё!
— Не буду.
Путники шли вглубь сада, любуясь искусственной природой. Единственным, кто остался равнодушен, оказался конь. Он без зазрения совести топтал уникальные травы и срывал листья с кустов. Сад оказался огромным — прошёл час, а он и не думал заканчиваться.
— Нефрона, что ты так глядишь на меня?
— Она предсказала тебе смерть.
— Все мы когда-нибудь растаем во Тьме, было бы удивительно, если бы мне это не светило.
— А если это случится… скоро?
— Что страшного в смерти? Ты воссоединяешься с Тьмой навечно. Приходишь туда, откуда ушёл. Это прекрасно…
— Очнись! Мы здесь, мы живём, и это хорошо! — испугалась Нефрона.
— Если бы все разделяли его мнение, наша история отметилась бы массовым суицидом, — пробормотал Мирт. — Слушай, может, эта мысль не так уж плоха? Давай, будь первым, покажи другим пример.
— И ты туда же! — воскликнула Нефрона, легонько ударив Мирта по спине. Она не знала, как тридана душит ревность после случайного откровения о том, что она тайно мечтает сменить родовое имя на Дха-Арклайн. — Да что с вами такое? Рем, хотя бы ты, я надеюсь, не думаешь о смерти?
— Нет, леди.
— Вот и хорошо. Смотрите, какой красивый пруд! Как снуёт по нему волшебный свет! Разве вы видели что-то ещё более удивительное?
Фарлайт хотел рассказать, что видел земное затмение, бескрайний зелёный луг и рыцаря, зажарившегося прямо в своих доспехах, но промолчал.
В глубине сада тихо плескались волны. Опавшие листья гуляли по воде. Большие яблучные кусты склонились над прудом так, что заслоняли дымчатое небо.
— Меня больше волнует, куда мы сейчас подадимся, чем рассматривание глубоких луж, — проворчал маг. — Давайте сделаем привал. Запомните — нам идти в ту сторону, где стоит пенёк. А то ещё вернёмся в рай для ненормальных ведьм…
— Ура! Пикник! — возрадовался тридан.
— Ура, мы будем есть! — подхватили остальные.
— Подождите, какой пенёк? — опомнилась девушка.
— Вот этот!
Фарлайт подошёл к раскидистому яблучному кусту с раздваивающимся стволом, выхватил клинок и, ворча про яблучную кислятину, подрубил его.
Путники зааплодировали, а Нефрона сильней всех.
— Если я когда-нибудь говорила тебе, что мечник из тебя никакой, беру свои слова обратно! — произнесла она.
Мирт привязал коня к ближайшему кусту и снял мешок.
— Посмотрим, что у меня тут есть. Смирёнки, очень сочные! И окучница.
Расстеленный на земле платок заполнялся привычной для путников едой — толстыми побегами и корешками.
— У меня ещё сладчанник есть, только его мало. Но ничего, разделим поровну, никого не обидев. Эй, Стидх, успокойся, ты уже ел какие-то листья, я видел. Ешь траву, что под ногами у тебя растёт…
* * *Посреди аппетитной трапезы маг вдруг изменился в лице и поднялся с земли.
— Мне надо немного побыть одному… Подумать.
— Иди, туалет — святое дело! — Мирт ободрил его с набитым ртом.
Маг отошёл от них на приличное расстояние, придерживаясь края пруда, чтобы не заблудиться, и тяжело опустился на землю.
«Вот, наконец мы остались одни», — прозвучал в его голове голос.
«Ты выучило много новых слов, не так ли?»
«Верно подмечено. Скоро я совсем освоюсь.»
«Раз уж стало ясно, что ты можешь мыслить, ответь мне — кто ты?»
«Я — Тьма, душа мира.»
«Да ну?»
«Ты можешь воспринимать меня как посланника Тьмы, ту её часть, что способна говорить — если тебе так удобно.»
«Положим, ты всё-таки существуешь. И я не сошёл с ума… Зачем ты в моей голове?»
«Я боюсь, что ты не сможешь пользоваться новой силой и не поймешь, для чего она тебе.»
«Так для чего?»
«Я вижу, как ты страдаешь без настоящей чистоты, дитя; и я знаю, что она невозможна без всепоглощающего Ничто, которое было до начала вашего времени. Я избрала тебя, ты — тот, кто может вернуть пустоту. Столько грязи, столько несовершенной плоти… от всего этого надо избавиться».