Плацдарм (СИ)

Впрочем, Скадов считал, что свою роль наблюдательный пункт выполнил. Наступление немцев — а в том, что это оно, капитан не сомневался, — уже не будет внезапным.
Скадов, как и Говоров, ошибался.
Три батареи ракет «Вассерфаль-2», установленные на стартовых позициях полигона Пенемююнде, были готовы к запуску. Являясь глубокой модификацией первой в мире зенитной ракеты «Вассерфаль», они могли поражать наземные цели на расстоянии до пятисот километров от точки запуска, и, что самое главное, впервые использовали гиростабилизаторы в системе прицеливания, что снизило круговое вероятное отклонения ракет до пятидесяти метров. Многие считали, что именно они спасли Германию в самое тяжелое время, систематически уничтожая английские порты, аэродромы, заводы, склады вооружений и казармы. Видя всю безвыходность ситуации, в начале 1944 года клика поджигателей войны во главе с Черчиллем, не желавшим вести переговоры о мире с Германией, позорно бежала в Америку. Вермахт высадился между Дувром и Портсмутом и за три недели непрерывных боев дошел до исторической границы Римской империи — Адрианова вала. Древние форты, построенные почти две тысячи лет назад, теперь отмечали северную границу рейха, за пределами которого англичанам позволили создать марионеточное государство со столицей в Глазго.
Вальтер Дорн, глава проекта «Вассерфаль», был крайне удивлен приказом, поступившим от Кейтеля, начальника штаба Верховного командования вермахта. Кейтель приказал подготовить к боевому применению все имеющиеся ракеты «Вассерфаль-2». Но против кого их использовать, гадал Дорнбергер? С Америкой полгода назад был заключен мир, а самые опасные враги рейха — советские партизаны — пока еще оставались вне досягаемости ракет.
Однако вечером 26 мая Дорн удивился еще больше: из штаба Кейтеля пришли координаты цели — требовалось поразить район возле города Рабенберг, что на западе Германии, в Тюрингии. Потрясающе! Зачем это нужно вермахту, оставалось только гадать. Дорнбергер, решив, что произошла ошибка, потребовал личного разговора с Кейтелем. Тот, однако, подтвердил приказ, не раскрывая его смысл, но намекнув, что все делается в ведома фюрера.
Из командного пункта Дорн наблюдал, как инженеры проводят предстартовые операции. Корпус ракет уже покрылся инеем — жидкий кислород залили полчаса назад. Завершив проверки всех систем, инженеры покинули стартовую площадку. Дорн взглянул на часы — пять минут до запуска — а потом на черный телефон рядом с пультом управления. Именно по нему мог позвонить Кейтель, чтобы в последний момент отменить старт.
Но Кейтель не позвонил. В назначенное время под ракетами — одна за другой — полыхнуло пламя, и они ушли в небо, каждая неся по три тонны аммотола в боевой части. Дорн в очередной раз подумал, что это зрелище никогда не надоедает. Когда-нибудь, мелькнула мысль, мы полетим на них в космос. Полгода назад Дорн подал Шпееру проект небольшой орбитальной станции, с которой можно было бы наблюдать за Америкой, но тот даже не стал рассматривать! Ну что тут поделать — видимо, с воображением у рейхсминистра вооружений есть проблемы. Но ничего, через год подадим снова — под другим соусом.
Дорн, поблагодарив команду за прекрасную работу, снял трубку черного телефона — сообщить Кейтелю, что ракеты стартовали по плану.
Получив радиограмму Скадова, Говоров распорядился поднять все части оперативной группы войск по тревоге. Красноармейцы быстро заняли свои позиции, как отрабатывалось на учениях. На четвертый год воевать уже научились, и все знали, что промедление может дорого обойтись.
На командном пункте Говоров получал доклады командиров частей о готовности к бою. Он взглянул на часы — вражеские танки, о которых сообщил Скадов, должны были уже показаться на шоссе.
Вдруг раздались частые выстрелы зенитных орудий. Генерал, подойдя к окну, посмотрел вверх — в небе появлялись дымные облачка от разрывающихся снарядов, и среди них к земле стремительно приближались несколько десятков темных точек. Это «ФАУ», мелькнула догадка, недалекая от истины. Зенитчикам удалось сбить всего пару целей — они были маленькими и двигались слишком быстро. Спустя несколько секунд раздался нарастающий свист, а затем на позиции обрушились боевые части ракет. Генерал оглох от первого же взрыва, стены командного пункта, устроенного в двухэтажном доме, задрожали, с потолка посыпалась пыль. Сквозь шум в голове из-за двери донесся грохот рухнувшей потолочной балки и крики раненых. Следующий взрыв сбил генерала с ног, и он упал на пол. Послышался звон разбитого стекла, осколок оцарапал шеку. С трудом поднявшись, генерал подошел к разбитому окну, хрустя ботинками по разбитому стеклу. Позиции тонули среди разрывов, взметавших песок и землю на высоту пятиэтажного дома. Говоров увидел большую, метров двадцать в диаметре, воронку на месте наблюдательного пункта. Батарея противотанковых пушек — как раз та, что пристреляли к шоссе, была уничтожена, орудия, вырванные из земли взрывами ракет и детонацией снарядов, в беспорядке лежали на склонах холма. Танки, подумал Говоров, танки должны уцелеть. Он увидел, как один из ИСов двинулся вперед, уходя из перепаханной позиции на более удобную. За ним последовали еще два танка. Селезнев знает свое дело, мелькнула мысль.
 
Издалека донесся звук выстрела, и через пару секунд на холме, недалеко от командного пункта, разорвался снаряд — на шоссе показались немецкие танки. Маневрируя, они рассредоточивались для атаки. Немцы пока стреляли редко, экономя боезапас — мощная броня позволяла им подойти на близкую дистанцию, чтобы бить наверняка. Из-за ракетного поражения позиций начальный план был сломан: значительная часть противотанковых орудий оказалась выведена из строя, некоторые танки тоже наверняка пострадали. Говоров поднял трубку телефона — связи не было. Генерал не мог управлять своими войсками.
Оставалось надеяться на инициативу командиров.
Начало сражения застало Сашу в ангаре, где он помогал американцам собирать установку по чертежу Громова. Профессор то и дело направлял инженеров к Саше, буквально силком заставляя того практиковать английский. Ракетный удар здесь услышали как глухой и недолгий рокот. Все встрепенулись. Стоун, кратко что-то сказав Форесту, быстрым шагом направился к выходу из ангара.
— Александр Николаевич, наши выстоят? — спросил Саша.
Профессор ответил не сразу. Он пытался понять, что это был за рокот.
— Они сделают все, что смогут, я уверен, — наконец, сказал Громов. — А нам нужно быть готовым к любому развитию ситуации.
— Что вы имеете в виду?
— К тому, что немцы прорвутся, — тихо ответил профессор. — Но не надо паниковать. Мы тоже должны делать все, что можем. Наша задача здесь — стабилизировать плазму.
— Почему вы думаете, что ни могут прорваться? — с нажимом спросил Саша. — Мы ведь их уже победили!
— Потому что это другая Германия, — спокойно ответил Громов. — Потому что у них оружие, которого не было здесь. И мы не знаем, какие у них возможности.
Умом Саша понимал, что профессор прав, но согласиться он не мог.
— Правда на нашей стороне, — сказал он, — и в нашем мире, и в том. Ведь так?
— Да, — подтвердил Громов, — правда на нашей стороне. А теперь хватит болтать, давай работать. Правда любит тех, кто за нее борется. Согласен?
Саша согласно кивнул.
— Еще один момент, — добавил профессор, — мне сейчас нужно кое-что проверить, я тебя оставлю ненадолго с американцами. Попрактикуешься в английском.
— Скорее в языке жестов, — пробормотал тот.
— Тоже неплохо, — одобрил Громов, — постараюсь вернуться поскорее.
Саша не стал спрашивать, откуда вернется — если профессор сам не сказал, допытываться бесполезно.
Громов, покинув ангар под пристальным взглядом Фореста, направился к интенданту на склад, где после недолгих переговоров, смазанных бутылкой коньяка, выпросил у того прорезиненную офицерскую плащ-палатку. Минут двадцать ушло на то, чтобы научится ей пользоваться — под руководством того же интенданта. Из-за невысокого роста профессор в плащ-палатке выглядел довольно комично, ее полы волочились по земле. Интендант предложил быстренько подшить, но профессор отказался: «Так даже лучше».