Революция

Три дня назад Антип Верхотуров и Савватей Раздобреев нашли командира корейского партизанского отряда — бывшего юнкера Хиена Хон Кина. Когда тот выслушал предложение, то назвал желание участвовать в разведке казаков, замаскированных под китайцев — самоубийством. Если в сумерках или ночью они ещё могли быть принятыми за подданных китайского императора, то в светлое время суток будут тут же раскрыты.
Поэтому Хиен предложил другой вариант разведывательной операции. В Тэгу он пойдёт один. В этом городе он не раз бывал в детстве. Его родной дядя был човомбой буддийского храма. Это что-то типа заместителя настоятеля храма по административной и материальной части. Грубо говоря — завхоз. А храм этот примыкал к стене старой крепости, где располагался штаб генерала Куроки.
От этой информации Верхотуров тогда пришёл в состояние экстаза и согласился со всеми требованиями Хиена, которых было всего два. Первое, он идёт на разведку один. Второе, он потом принимает участие в захвате штаба.
Двое с половиной суток нервотрёпки-ожидания и корейский партизан целым и здоровым вернулся в расположение русских войск. Сведения, которые он принёс, были просто шикарными.
Генерала Куроки можно было выкрасть и спрятаться с ним в подземелье крепости. Входы в него дядя Хиена показал, как и примерную схему. Единственным условием човомбы было — на территорию монастыря с пленённым генералом не приходить, а переждать в другом месте. Благо подземелья были разветвлёнными под всей территорией крепости с приличным количеством входов-выходов.
Японцы о них если и знали, то вряд ли имели схему подземелий. Тем более, даже монахи не знали её всю. Только те ответвления, которые были рядом с храмом.
Хиен даже нашёл место в подземелье с двумя выходами рядом, где можно будет пересидеть бой за город и отнёс туда факела, масляную лампу, воду, сушеное мясо, сухари, которыми его снабдил дядя. Хватит на десять человек суток на трое-четверо.
Судя по всему, господин Хиен решил попробовать стать российским потомственным дворянином. При сильном везении — это могло получиться. Оставалось только уговорить генерал-майора Огановского присвоить перед началом операции Хиену звание зауряд-хорунжего, благо он бывший юнкер, почти закончивший второй класс военного училища. А дальше захватить и живым доставить русскому командованию генерала Куроки. В общем, вероятность сделать это… Точно, не пятьдесят на пятьдесят. Но попробовать можно. Георгия четвёртой степени зауряд-хорунжии при удаче точно получат, а с ним и потомственное дворянство.
На захват штаба решили идти двумя тройками. Первая: Леший, Савва, Сыч. Вторая: Шах, Ус и Чуб. Хиен идёт проводником. Из оружия метательные ножи, два револьвера с глушителями на каждого, ППСы у братов и пулемёт Мадсена у Хиена, а также гранаты, включая и осветительные на случай дорого продать свои жизни.
Тур и Шило оставались командовать усиленной сотней, которая пойдёт на острие атаки русских войск на город через перевал Пхальджорён. От него намного ближе к старой крепости и к выходам из подземелья, где будет прятаться группа захвата.
Данный план генерал-майор Огановский утвердил и согласовал с командующим русскими войсками в Корее генерал-лейтенантом Линевичем. И вот теперь наступала его основная фаза.
Ночью группа захвата переодетая под китайских носильщиков во главе с Хиеном, который изображал корейского купца, вошли в город с конной повозкой. В ней под мешками с рисом было спрятано оружие и снаряжение. Хиен чётко распределил роли братов и несколько раз отрепетировал их поведение в городе, особенно при прохождении японских постов. Таким образом, он вместе со своими людьми несколько раз ходили в разведку в занятые японцами населённые пункты.
Можно было и их послать на захват штаба японской армии, только вот эти партизаны не имели такого боевого опыта, как браты. Плюс специальное вооружение, тактические наработки и прочее, прочее, прочее. Такой подготовки, которую имели инструкторы боевой группы Аналитического центра, в Российской армии не было ни у кого. А значит, шанс захвата штаба повышался.
 
Добравшись до тупика у крепостной стены, намеченного Хиеном для проникновения в старую крепость, группа захвата переоделась и вооружилась. С помощью двух кошек поднялись на стену и осмотрелись. Увидев цель в виде дома, где со слов корейца два раза ночевал генерал Куроки, соскользнули с помощью верёвок внутрь крепости и цепочкой, избегая освещенных участков, двинулись к дому.
Со слов Хиена и нарисованной им схемы дом представлял собой стандартный Г- образный кивачип, то есть дом с черепичной крышей, в котором раньше проживал комендант старой крепости. Нам надо было тихо и незаметно пробраться в мужскую половину дома, так называемое саранче, которая служит для проживания главы дома. Как считал командир корейского партизанского отряда, генерал Куроки, а возможно и генерал Оку могут находиться там.
Он наблюдал за этим зданием два вечера и две ночи, при этом видел, как в нём тогда ночевал генерал Куроки. Его Хон Кин знал в лицо, так как видел его портрет в корейских и японских газетах. Также в этом доме один раз ночевал ещё один японский генерал. Генерала армии Оку Ясуката он в лицо не знал, но в старой крепости могли находиться только два человека с погонами генерала армии — это Куроки и Оку. Тем более, позже в штабе Хиен опознал генерала Оку по представленным снимкам в газетах.
«И если фортуна, как говорит Ермак, не повернётся к нам филейной частью, то повезет захватить сразу двух японских генералов», — такие мысли пронеслись в голове Лешего, после чего он отвёл левую руку назад, подавая идущим за ним бойцам сигнал — «стоп».
Начиналась самая неприятная фаза операции. Для скрытого проникновения в дом надо было проскользнуть мимо южной стены дома, на которую пусть и слабо, но падало освещение от двух светильников, горящих у двери центрального входа. При этом у этого входа в дом застыл караул из двух часовых. А если провести прямую линию от входа на север, то упрешься в центральные ворота, охраняемые четвёркой стрелков. До их смены оставался ещё час, как и до рассвета.
Первым через освещённый участок просочился Леший, дождавшись, когда луна скроется за облаком. Следом через пару минут к Лешему присоединился Сыч, а дальше фортуна улыбнулась группе захвата на ширину приклада. Один из светильников, как раз с нужной стороны, погас. Видимо, закончился керосин или масло. Часовые же, как стояли застывшими истуканами, так и остались стоять, неся караульную службу.
Ещё несколько минут и Сыч первым проскользнул в кухню. Своё прозвище старший урядник Савин Евгений получил в первом десятке за умение хорошо видеть ночью.
Держа в руке не метательный нож, а переделанный с рукояткой игольчатый четырёхгранный штык от трехлинейки, казак медленно и бесшумно перемещался по комнате. За ним, страхуя, двигался Леший, держа наган с глушителем двумя руками. Его прикрывал Савва.
Тёмное пятно на полу в углу, тихое посапывание и характерный запах обмоток. Сыч склонился над спящим на боку солдатом и, дождавшись его выдоха, резко ударил штыком в ухо. Тихий хруст, всхлип-вздох, японец пару раз дёрнулся и застыл.
Сыч повернулся к Лешему, который стоял, подняв согнутую левую руку с жатым кулаком. Это была команда — «замри». Тройка бойцов застыла, прислушиваясь. В доме царила звенящая тишина. За его пределами слышался шум спящего военного лагеря. Секунд через двадцать Лесков показал на дверь, за которой, как правило, в корейских домах находилось хэнначе — комната для прислуги, где она и ночевала.
Савин, медленно переставляя ноги, двинулся к двери, осторожно сдвинул её и вошёл в комнату, тут же сместившись в сторону от проёма, в котором возник Леший. На полу, укрывшись одеялами, лежали две фигуры. Сыч, скользнув к ближайшей, опустился на колено, занеся штык для удара. В этот момент соседнее тело завозилось и попыталось сесть. Почти одновременно хлопнул выстрел, звук попадания пули в голову японского стрелка и стук штыка, который, пробив череп, другому солдату, уткнулся в пол.