Явь (СИ)

Громкий недовольный рык раздается за их спинами, посреди ночного сада. Они замирают. Дядя Вася сильным резком движением руки пришпоривает Нину к стене, прижимается сам, закрывая ее собой.
Отец спускается с террасы и раскуривая толстую папиросу, разгуливает по каменным дорожкам. Что-то разбудило его из крепкого сна. Он безобразно пьян. Развязным тоном он говорит что-то самому себе.
Нина старается быть тихой, не дышит, но голод так сильно ослабил маленькое тельце, что от нехватки кислорода тело, прижатое к холодной стене, начинает сползать.
Отец приближается, и вот вот их настигнет. Дядя Вася, смело оторвавшись от стены, выходит ему на встречу.
— Извините, я что-то припозднился и потерял очки, не могу их найти нигде, вы не видели их? В мастерской мне без них никак!
— Какие очки?! Дело мне будто есть, до твоих очков! Пшол отюдова!
Дядя Вася пытается преградить ему путь со всех сил. Перекрикивает, придумывает истории на ходу, просит остановиться. Отцу на это наплевать. Нацеленные в одну точку, почти не двигающиеся с места глаза, размеренные грузные шаги.
Каждая секунда и каждый шаг приближает отца. Сердце Нины колотится все быстрее, ноги все больше подкашиваются. Ком застрявший в горле давит, перекрывая путь легким, и вызывает жжение в глазах, но она не плачет.
Шаг… Второй… Третий… Он почти позади еще пара вялых шагов, и Нина наконец делает вдох, одновременно с дядей Васей. Он проговаривает слова медленнее, отстает от отца на несколько шагов.
Отец останавливается, как по чужому велению. Делает два пьяных шага назад. Его голова медленно поворачивается и всматривается в белую стену, и такую же белую дочь. В миг его глаза загораются красным светом. Из глотки вырываются грязные слова. Отец теперь стремительно приближается к ней, и с каждым шагом возводится его животная ярость.
Маленькую ослабшую Нину, почти потерявшую от страха сознание, он хватает за шкирку и поднимает вверх. Из ребенка вырывается пронзительный писк. Отец кидает ее с высоты на землю, с тошнотворным отвращением.
В глазах Нины вспыхивают звезды, в ней проносится оглушающая боль. Красные глаза наливаются еще краше. Дядя Вася где-то на земле находит железный лом, бьет его по затылку. Не шелохнувшийся отец, медленно разворачивается к пожилому, сгорбленному мужчине. Одним ударом валит его на землю, и с неведомой силой, резкими шагами убирается прочь, в дом.
— Беги! Беги как можешь быстрее, сейчас! — поднявшись на колени, подползая к Нине и поднимая ее на ноги, выговаривает дядя. Он сильно напуган, на его глазах блестят слезы.
Вкладывая оставшиеся силы, преодолевая свирепую боль, Нина встает, делает несколько шагов и ускоряется. Дядя Вася тащит ее за собой. Она бежит впереди него, на заплетающихся ножках. Дядя Вася останавливается и остается позади. Она продолжает бежать, как не бежала еще никогда. Слышит раздающиеся за спиной громкие молитвы. Разрывающий воздух сорванный голос матери заставляет ее обернуться.
Ревущая во все горло, схваченная за волосы, и подвешенная, она бьется из всех сил. В руке отца длинное ружье.
Нина спотыкается о собственные пятки, отворачивается, устремляется вперед. Лес почти у ее ног. Еще совсем не много. Еще чуть чуть и она спрячется.
Позади раздается громкий хлопок. Невыносимая резкая боль между лопаток. Изнуренное тельце сопротивляется ей. Она все еще хочет жить, хочет спрятаться, осталась пара шагов. Нина бьется лицом о твердую землю. Еще совсем ненадолго ее сознание остается внутри. Она протягивает непослушные руки вперед и попытается придвинуть их к себе. Чувствует чудовищную только боль, пронзающий изнутри холод. Льющийся поток крови оставляет ее глаза пустыми. Боль отступает. Пустота.
Первым, что чувствует Варя, это плетения сосудов на поверхности век. Впервые она ощущает, как горячая кровь разгоняется, и они дрожат в такт. Режущий ветер, мчащийся в суженных легких. Вкус собственного языка. Всепоглощающая боль от обладания живым телом. Возвращаются звуки, кошмарной болью пробивают виски. Этот голос… Воспоминания проносятся мимо туманными силуэтами, безумными вспышками. Запах душистого мыла, васильков и шипучки.
 
Он здесь. Горячие пальцы на ее шее. Рваный голос. Что-то теплое, бьющееся внутри него, принадлежащее несомненно ей. Что-то, что она может достать, чем может повелевать, как кончиками собственных пальцев. Оно прячется, и взамен присутствия этого чувства, она вспоминает собственное имя, отзывается на него. Мертвенные веки поднимаются, пропускают закатные лучи солнца в суженные зрачки. Свирепая судорога пронзает затылок от кровавого света.
— Варя! А?! Очнулась! Боже… очнулась! — громкое дыхание Чрнова сливается с шелестом золотистых колосьев.
Раскрытая, брошенная на обочине черная машина.
Варя лежит на сухой траве, как на иголках. Паша, прижавшись коленями к земле, склоняется над ее лицом, оглядывает ее еще неодушевленные глазницы, вслушивается в дыхание, дрожащей рукой гладит лоб и кладет лицо на тонкое плечо.
— Что случилось? — еле слышно прорывается Варен голос.
Паша выпрямляется, и синие, заплывшие безумием, глаза, отражающие оранжевые и красные лучи, пристально вглядываются в нее. Подрагивающее горло, не может выдавить слов.
— Твое сердце… остановилось… Н-небыло пульса… Ты… Ты не дышала, — давясь собственной отдышкой, стирая со своего лица капли пота, отвечает он.
Почувствовав слабую силу в руках, Варя приподнимает левую и легонько поглаживает его по светлым волосам.
— А почему мы здесь? — продолжает спокойно задавать вопросы Варя.
— Ты заснула. Я пытался тебя разбудить. Я не закрыл дверь, и ты выпрыгнула из машины, и побежала. А потом… ты упала…Ты была…
— Мертва.
Паша падает на колючую траву радом с ней. Варя ощущает его тяжелое дыхание, как если бы оно было ее собственным. Они лежат так какое-то время.
— Скажи, что ты видела.
— Я умерла вместе с ней.
— Больше не умирай.
— Боишься за меня?
— Замолчи.
— У меня странное чувство. Ты что, делал мне массаж сердца?
— Я сказал, замолчи.
Варены припухлые губы искривляются в дурацкой насмешливой улыбке.
Чернов степенно поднимается на ноги, протягивает ей руку.
— Сомневаюсь, что могу сейчас встать и пойти, — с ухмылкой на лице кряхтит Варя.
Он без лишних колебаний подхватывает Варю на руки, перекладывая ее руку за свое плечо. Несет ее до машины. Кладет ее в кресло. Присаживается к ее ногам. Достает из кармана рубашки пачку сигарет, вставляет в рот одну и прикуривает от железной зажигалки. Воздух наполняется едким дымом. Варя протягивает к нему слабую руку, он вкладывает в тонкие пальцы сигарету. Варя делает слабую затяжку, находит в себе силы поерзать на сиденье. Прикрывает глаза.
— Даже при смерти куришь?
— Ты спасешь меня.
— Дурацкий мешок. Надо было сразу отдать его тебе.
— Не беспокойся.
Варя передает сигарету обратно. Паша глубоко втягивается, заносит руку в густые волосы, прижимается головой к дверному проему. Варя снова касается его руки, отбирая сигарету. Он устало молчит.
***
Бабушка громко дремлет на диване. Варе легко удается пробраться в дом, сменить одежду и лечь в кровать. Через час Татьяна Родионовна просыпается и громкими шагами вламывается в комнату внучки.
— Где шляется эта балда?! — громогласно гремят стены, резонируя с ее голосом.
Неожиданно включает свет и будит им уже заснувшую Варю.
— О! — пугается бабушка.
— А! Ты чего?! Я же сплю, ну за что?
— Где ты шмондилась, бестолочь?! Давно ты здесь?
— Давно.
— Врешь, сучка! Где была, признавайся!
— После библиотеки в поле зашла, порисовать. Вон посмотри, что в альбоме лежит, — безразлично зевая, отвечает Варя и закрывает от света глаза покрывалом.
Татьяна Родионовна недоверчиво подходит к рабочему столу и приоткрывает картонную папку на шнуровке. Оттуда выглядывают свежие рисунки. Глаза бабушки то расширяются, то сужаются. Она вглядывается в детали и слегка плямкает ртом от удивления.