Хагалаз. Восхождение (СИ)

Так хотелось Карлайлу знать ответы, схватить девушку за руку и увезти из этого страшного места, но он больше ничего не мог. Мужчине не хватило сил вовремя подавить её страсть, а теперь Хаара обрекла себя на страшную гибель, ослепла в желании отомстить, и поставила на кон всё, что осталось от рода Дефоу — собственную жизнь.
  
Глава 24 Соперница
 
Мисора чувствовала себя скверно. Знакомый терпкий запах не давал покоя. Там, на арене, она так отчётливо обоняла его, что не могла сосредоточиться на схватках. Сердце бешено колотилось.
«Не может быть! — убеждала себя женщина. — Это всё в прошлом! Я столько лет пряталась, и он не давал о себе знать. Неужели выследил? Неужели я до сих пор ему нужна?» Как назло, из памяти рвались воспоминания. Этцель, подвал, месяцы мучений ради того, чтобы воспроизвести на свет близнецов, а затем её побег. Наивная, одураченная, молодая… на что она рассчитывала? Почему сразу не поняла, что её хотят использовать? Но ведь это было давно, дети мертвы, да и та, ради которой…
Мисора схватилась за голову, упала на кровать и задумалась. «Нет, только бы не это! Так ведь мог пахнуть и кто-то другой? Мне показалось, это всё паранойя. А если всё-таки Этцель, то в замок ему не попасть. Я под надёжной защитой короля, мне ничего не грозит. Хотя… о, Геул, кого я обманываю? Он видел меня, он придёт! Придёт, я должна бежать! Но куда? Куда я побегу?»
Как будто услышав её мысли, Лонгрен Теул вошёл в комнату. Не было стука, лишь скромно заскрипела дверь, и Мисора едва успела вскочить, чтобы поприветствовать короля. Лицо её раскраснелось, но глаза оставались сухи, и в душе Мисора понадеялась, что причёска её не смялась.
— Тебе нездоровится? — спросил мужчина равнодушно, успев заметить мелькнувшую тень тревоги.
— Нет, мой король, я в порядке, просто прилегла, день был утомительным.
— Разве ты работала не покладая рук? Встала на рассвете и занялась насущными делами?
Женщина слегка сконфузилась.
— Ваше Величество освободил меня от этого бремени.
— Тогда что тебя утомило?
— Солнце и людские крики. На арене так шумно. Мой обострённый слух страдает, но я не жалуюсь, Ваше Величество.
Мужчина прошёл к комоду, заваленному женскими безделушками и украшениями, бросил на них скучающий взгляд, посмотрел на собственное отражение, а затем на Мисору.
— Это правильно. Грех роптать на судьбу, когда она благосклонна. Однако моей жене в последние дни совсем дурно.
— Последствия беременности. Это скоро пройдёт, — попыталась успокоить Мисора, вспоминая, как сама страдала в столь непростой период и стала объектом эксперимента свихнувшегося мага.
— Пройдёт, но не могу же я не брать её на турнир. Наоми должна там быть, сидеть рядом со мной — это долг королевы, но её, того и гляди, стошнит прямо на платье. Отвратительно. Беременные женщины вызывают у меня неприязнь.
— Вы напряжены, мой король. — Мисора осторожно приблизилась. — Работаете, много думаете. Может, я смогла бы помочь вам расслабиться? — Она потянула к нему руки, как делала всегда в минуты уединения, но Лонгрен вдруг оттолкнул её. Женщина опешила.
— Нет, не смогла бы. Я действительно много думаю, и знаешь, что занимает мой ум?
— Поделитесь, — сказала она мягко, надеясь, что не разозлит и без того неспокойного сумасброда.
— Та девушка с арены. Хаара. Ты наверняка её помнишь.
Мисора помнила, но внезапное упоминание неотёсанной преступницы женщину покоробило. Она невольно нахмурилась, а тем временем Лонгрен продолжал:
— Я уже долго присматриваюсь к ней. Удивительная смелость, сила. И почему женщины с оружием так будоражат? Ни платья, ни украшения, ни ваши округлые прелести — ничего меня не трогает, за исключением искусства убивать. Чем сильнее женщина, тем слаще момент, когда она покорится. Каждый раз, когда эта блондинка делает взмах мечом, моя сущность восстаёт и требует двух вещей: крови и совокупления. Мне не стыдно признаться, что я бы хотел обладать ею, и если она победит, я не дам ей уйти. Что может быть лучше королевской милости?
 
Внутри Мисоры что-то мучительно сжалось и разорвалось. Она вдруг почувствовала себя использованной и приниженной, однако нашла силы не выдать презрения и снисходительно улыбнулась.
— На арене сражаются сильные велары. Шансы этой девушки невелики. Да и зачем вам грязная преступница, когда есть я?
— Ты? — Лонгрен вдруг подался вперёд и схватил женщину за плечи. Мисора ощутила его недовольство. — А на что мне ты? Сейчас ты мало чем отличаешься от Наоми или дочерей местных лордов. Разодетая, высокомерная, скучная. — Он оттолкнул её, и женщина едва не упала. К лицу кицунэ привалил жар негодования. — Знаешь, почему я выбрал тебя? Думаешь, за красоту или обаяние? Вовсе нет. Тебе посчастливилось выжить, произведя на меня впечатление. Я был свидетелем отважного преступления в собственных коридорах. Ты дралась, защищала себя зубами, в тебе было отчаяние, что импонировало мне. Перепачканное кровью лицо — вот что меня возбудило. — Лонгрен говорил с пылом и страстью так, что женщина невольно подалась назад. — Я люблю подавлять смелых, люблю овладевать бесстрашными. Мне нравится чувство, что я могу сделать с такими всё то, чего никогда не смогли бы другие. И рядом с этой девушкой ты никчёмная безделушка, блёклая и жалкая. Я могу сломать тебя даже не стараясь.
«Я стала ему неинтересна, — ужаснулась Мисора, — настолько, что он готов броситься на эту преступницу!»
— Иногда она смотрит на меня, — продолжал Лонгрен, — какой это хищный и жёсткий взгляд! Ты видела её взгляд?
— Взгляд убийцы, мой король. Ничего особенного.
— Ничего? Так, может, ты сама отважишься пойти на арену и доказать, что достойна разделять со мной ложе?
Мисора замолкла. Её пульс внезапно участился. Лонгрен подался вперёд.
— Отвечай! Отважишься? Сразишься с ней за место подле короля?
Женщина открыла рот, но мужчина толкнул её на кровать и рывком задрал юбку.
— Я не человек, мой король, это будет нечестно.
— Что осталось в тебе от хищника, лисица? Я дал тебе всё, и это тебя уничтожило. Ты стала такой же жалкой, как и моя жена. Почему я должен держать рядом слабых женщин? Я хочу, чтобы мне противились! Я вижу на твоём лице испуг, а должен вызов!
Он овладел ею. Мисора застонала. Это был стон досады и муки, смешавшийся со злостью на себя. Неужели она действительно стала походить на Наоми? Её пыл укротило платье? Руки Лонгрена сомкнулись на её шее. Почувствовав, что задыхается, женщина оттолкнула короля, за что тут же схватила пощёчину.
— Покажи, что ты хоть чего-то стоишь, иначе я брошу тебя на растерзание слугам! Быть девчонкой мерзких и грязных ублюдков совсем не то, что лежать под королём.
Мысль об этом ужаснула Мисору. Она вспомнила противного старикашку Холгера и ещё ряд особ, косо и похотливо поглядывающих в её сторону. Если Лонгрену она станет не нужна, другие тут же спохватятся. Придётся бежать из дворца или быть растерзанной в его стенах. Чего стоит одна лишь ненависть Наоми!
Пришлось невольно пробудить в себе уснувшую страсть. Женщина выпустила когти и вцепилась ими в спину короля. Тот даже не почувствовал боли. Они слились, как в их первый раз, и удовлетворённый смягчившийся Лонгрен позволил женщине и дальше существовать подле себя.
Когда король ушёл, Мисора оделась. Она уставилась на отражение в зеркале и пристально изучила каждую деталь. По-прежнему красивое молодое лицо, стройная фигура, обворожительный блеск в глазах. Ничего общего с Наоми и этой блондинкой с арены! Женщина даже не сумела вспомнить её внешности. Как Лонгрен умудрился рассмотреть её глаза в динамичном сражении? Как мог воспылать страстью? Или это всё лишь плод его больного воображения?
 
Воспоминания об арене невольно вернули Мисору в водоворот беспокойства. Был ли сейчас в Архорде тот, кого она боялась больше всего на свете? Её муж, мучитель, преследователь — Этцель.