Сломленная (ЛП)

Это я должна была там стоять и горевать о Сибил, а не они. Почему смерть такая бесчувственная? Все, что должна была сделать смерть, ‒ это уйти и оставить меня горевать. Но смерть не была простой, она была бессердечной. Она выпотрошила тебя и иссушила вены.
Я оглянулась на Марти и увидела, что ее поведение поменялось. Ее внимание переключилось на кипарисовую рощу, расположенную через дорогу. Ее глаза вспыхнули, примерно в то же время на лице появилась едва заметная ухмылка. Я проследила за ее взглядом и уткнулась непосредственно на причину, которая заставила ее поменять выражение лица.
Что.
За.
Хрень.
Словно Бог недостаточно наказал меня, так здесь еще был он, Шейн, который пришел сюда ради Марти. Те осколки, из которых я состояла, оказались разбиты вдребезги еще раз. Забудьте идею о том, что только что я хотела явиться туда, подойти ближе. Я ни за что не пойду туда, не выставлю себя полной дурой перед ними. Мое прощание, предназначенное только для Сибил, подождет, пока ее не похоронят на глубине шести футов.
‒ Давай же, заводи машину и уедем отсюда. Не хочу туда идти. Это была большая ошибка. Я не должна была приходить.
‒ О чем ты говоришь? Мы вместе пойдем туда.
‒ Нет, Бриггс, правда, думаю, что вернусь, когда никого не будет. Меньше шансов на ссору.
‒ Роузи, я не уйду. Если ты не хочешь идти туда прямо сейчас, мы дождемся, пока они уйдут.
Не было ни единого шанса, чтобы Бриггс позволил мне победить в этом споре, он был таким же упрямым, как и я, когда дело доходило до подобного дерьма. Поэтому, я как в агонии наблюдала, как Марти ускользнула с похорон Сибил, чтобы побыть с Шейном.
Бриггс и бровью не повел.
‒ О, милая, теперь я знаю почему. Там твой кавалер, ‒ проговорил он, наклонив голову и выпятив подбородок в сторону сцены, разворачивающейся между Марти и Шейном.
‒ Нет, он мне не ухажер, и я не хочу это обсуждать, ‒ ответила я.
‒ Это тот самый парень! Это он гнался за тобой в больнице, да?
‒ Да, но…
‒ Это тот самый парень, которого я постоянно встречаю рыскающим по твоему району, ‒ добавил Бриггс.
Его слова просочились в мою голову, но не сразу дошли до сознания. Я хотела поспорить с ним, заставить его понять, что ничто не делает этого человека моим.
‒ Он управляет расположенной там прачечной, он не рыскает по району Тендерлойн. Кроме того, у него есть она! ‒ Я вскинула руки, указывая на Марти, которая к этому моменту уже успешно обвилась вокруг тела Шейна.
‒ Я точно знаю, кто это. Посмотри, то, как он ведет себя с ней, не имеет ничего общего с влюбленностью. Я говорю тебе, там, в самом центре района Тендерлойн, милая моя, этот парень искал тебя. Он любит тебя.
‒ Слушай, я знаю, что ты ошибаешься. Полностью осознаю, какие чувства этот парень ко мне испытывает, но поверь мне, нам не суждено быть вместе. Никогда.
‒ Почему? Назови хоть одну причину? ‒ Бриггс повернулся ко мне, и его глаза прожигали меня насквозь. Я продолжала смотреть прямо перед собой, пускай даже зрелище того, как она тащит Шейна к могиле Сибил, разбивало последние осколки, из которых я была собрана.
Я глубоко вздохнула, в надежде набраться храбрости, утекающей капля за каплей из моих легких, а затем взглянула на Бриггса.
‒ Причина во мне, Ки. Я продаю свое тело за гроши похотливым кобелям. Как бы мне ни хотелось, чтобы он мог разглядеть меня сквозь мои шрамы, он не станет этого делать. Все как раньше, каждый раз, когда у меня появляется лучик надежды, он чертовски меня подводит, и я снова оказываюсь раздавлена. Поверь мне, так будет лучше, ‒ как и в прошлый раз стоило мне произнести эти слова, я почувствовала покалывание на коже.
Я посмотрела на покрытые травой холмы и на сцену, разыгрываемую перед моими глазами между Марти, ее семьей и Шейном.
‒ У всех у нас есть свои шрамы. У тебя и у меня шрамы глубже, чем у многих. Мы с тобой похожи больше, чем ты можешь себе представить. Мы продолжаем отталкивать людей, потому что боимся выказать им нашу слабость. На самом деле у нас есть сердца, и они одиноки. Я хорошо тебя знаю, Роузи, я часто вижу себя в тебе. И суть в том, единственное, что может заставить нас прекратить отталкивать от себя людей, это усталость. Я устал, и думаю, ты тоже. Ты заслуживаешь счастья.
 
‒ Да, ладно, но здесь не идет речи о счастье, здесь речь идет ни о чем, кроме сломленного сердца, поверь мне. ‒ Я опустила руку вниз под пассажирское сидение и потянула за рычаг, затем опустила спинку сидения, чтобы не смотреть как Марти и Шейн уничтожают остатки моего достоинства. Возможно, я просто хотела лелеять свое унижение, продолжала цепляться за него, как ребенок цепляется за свое одеяльце, чтобы спрятаться от темноты. Именно унижение не давало мне забыть, как больно любить кого-то, кто мне не принадлежит.
‒ Знаешь что, Роузи, я приколол боль себе на грудь и ношу ее всю жизнь. Встретил пули страдания, как лучшие из пуль. В эпицентре военных действий я видел, как мои братья жертвовали всем, что у них было. Ради чего? Чтобы я мог вернуться и спустить предоставленные мне возможности на горестные переживания, пока они будут лежать на глубине шести футов в холодной твердой земле, забытые своей страной, которую они так любили? Шейн не любит эту девчонку. Он слишком занят, сражаясь с теми демонами, за которых ты так держишься.
Слова Бриггса оставляли глубокие порезы. Он загнал меня в тот угол, в котором я всю жизнь страшилась оказаться. Видел меня насквозь, словно вместо кожи у меня была тонкая вуаль, за которой я пряталась от опасностей. Я всегда была из тех девчонок, которые могут трахнуться с парнями и тут же попрощаться с ними. Позволяла им самим взять от меня столько, сколько нужно, так, чтобы мне не приходилось ничего отдавать. Кто не рискует, тот ничего и не получит. Это было моим лучшим оправданием и худшей причиной. Легче было унять боль, чем вызвать чью-то любовь.
Напряжение сильно ударило меня в грудь, у меня перехватило дыхание от осознания вины за то, что я так быстро сдалась. И теперь Кин Бриггс призывал меня заплатить по счетам, жить открыто, появиться там и отдаться своим чувствам к Шейну. Сделать бросок костей в азартной игре ‒ в игре, в которой я проигрывала всю свою жизнь.
‒ Я не уверена, что смогу избавиться от своих демонов, они со мной так долго, что я и не знаю кто я теперь без них.
‒ Может, тебе пора узнать, кто ты есть на самом деле.
‒ Что если уже слишком поздно?
‒ А что если нет? Ничего нельзя знать наверняка, милая. Мы можем уехать отсюда и погибнуть по дороге в автокатастрофе. И отправляясь на небеса, найди мне жемчужные врата или рухни в огненные пучины ада, ‒ и чем больше он напирал, тем сильнее становился его акцент.
‒ К чему ты клонишь, Ки?
‒ К тому клоню, что ты можешь быть либо женщиной, которая сидит тут и размышляет, стоит ли пойти и попрощаться с лучшей подругой, пока ее не похоронили навеки вечные, или можешь взять себя в руки и заявить свои права на то, что тебе принадлежит.
‒ Тебе легко говорить.
‒ Чертовски верно сказано, детка, но ты упрямая девушка, а тебе всего-то и нужно, что проглотить свою гордость и помириться с этим парнем. Потому что мне надоело смотреть, как ты рушишь свою жизнь. Устал от ужасных мыслей, которые появляются у меня каждый раз, когда твой номер высвечивается на моем телефоне.
‒ Правда выходит наружу. Ты не так силен, как кажешься.
‒ Если тебе хочется так думать, пусть будет так. Я буду лучше навещать тебя дома, чем похороню в месте, подобном этому. Ты сильная девушка, я в этом нисколько не сомневаюсь, но если ты продолжишь в том же духе, тебе недолго останется на этом свете.
‒ Если ты будешь говорить всем своим клиентам бросить их занятие, ты скоро останешься без работы. ‒ Я покачнулась, снова поднимая свое кресло вертикально.
‒ Ладно, Роуз, считай ты ‒ слабинка в моем сердце. Это первый раз, когда я кому-то признался в этом, но тот парень, девочка моя, он твой билет, который сможет помочь тебе вырваться из этой жизни. Я думаю самое время воспользоваться им.