Сломленная (ЛП)

‒ Готова, Роузи?
Я кивнула, быстро провела руками по юбке и сняла легкий черный вязаный кардиган с расшатанной вешалки, которую Сибил нашла как-то вечером на улице и решила притащить домой. Печаль пронзила мне сердце.
Бриггс придержал для меня дверь квартиры и сделал то же самое, когда мы вышли из здания. Он вел себя так по-джентельменски. Все его поступки были направлены на мою защиту и утешение. Когда мы переходили улицу он, торопя меня, прижал ладонь к моей пояснице и распахнул дверцу машины ‒ скромные жесты, не заметные для большинства, не обрати на них особого внимания.
‒ Спасибо, Ки.
‒ За что?
‒ За то, что ты здесь ради меня.
Он быстро улыбнулся мне и подмигнул, прежде чем захлопнуть за мной дверь машины. Вот и все что нужно было, эта легкая улыбка и простое подмигивание, чтобы я поверила, что мы в порядке. Что мы переживем сегодняшний день вместе, как друзья и как семья.
В доверии…
Поездка на кладбище началась спокойно, пока внутри меня не стало нарастать напряжение. Я почувствовала, что мою грудь сдавило, словно тисками, пригвождая меня к липкому кожаному сиденью, нанося мне уколы острыми огненными иглами по всему позвоночнику, рукам и ногам. Моя кожа покрылась красными пятнами, но потом выступившие капельки пота начали охлаждать бушующий и сотрясающий мое тело жар. Я пыталась смотреть в окно, считать людей, чьи жизни казались гораздо лучше, чем мои. Я пыталась запереть голос в голове, надеясь, что Бриггс не заметил, что у меня начинается паническая атака.
Но голос в голове знал, куда бить. Он знал мое больное место. Это был тот же голос, от которого зависело мое настроение в моменты, когда у меня не получалось справляться со стрессом, пытаясь быть кем-то, кем я не являлась.
«Ну вот, опять. Роуз, когда ты поймешь, что такие шлюхи, как ты, не достойны скорби?»
«Я понимаю». Отвечала я мысленно сама себе.
«Нет, это не так. Ты, правда, веришь, что семья Сибил не заметит твоего присутствия?»
«Возможно, так все и будет, этого я не могу знать. Мне нужно быть там».
«Нет, не нужно. Ох, черт, давай же Роузи, разве ты не понимаешь, что ты проститутка… дешевка… соседка по комнате, которая забыла запереть дверь, так что Дэкс смог проникнуть в квартиру и убить ее. Твоя вина, что она мертва».
«Нет, это не так! Я не виновата, а тебя на самом деле не существует». Девятилетняя сломленная малютка кричала в ответ внутри меня.
«Ох, но Рози, я существую, и я на самом деле живу в твоей голове. Я с тобой навсегда, я знаю тебя лучше, чем кто-либо, и теперь я здесь, чтобы напомнить тебе о том, где твое место. Ты не достойна, никогда не была достойна и не будешь».
Я закрыла лицо руками. Мои кожа и волосы стали влажными от пота, проступившего сквозь мои поры.
Бриггс уловил это.
‒ Рози, все хорошо? ‒ Он провел пальцами по моим рукам, которыми я все еще закрывала лицо. Я не решилась поднять на него глаза. На этот раз чертов голос в голове был неумолим.
«Разве это не мило? Ты почти смогла его заполучить. Я клянусь, позволь ты ему убить Дэкса, Сибил была бы здесь. Ты не должна была помешать Бриггсу убить его. Смерть Сибил не была бы напрасной. Ох, подожди, какой-то смысл в ее смерти был, на одну грязную испорченную потаскуху на улице стало меньше. Ты навсегда останешься грязной сломленной девушкой, продающей себя, чтобы подпитывать монстра внутри тебя. Не удивительно, что ни Бриггс, ни Шейн не хотят тебя!»
‒ Заткнись, заткнись, просто заткнись нахрен, ‒ закричала я так сильно, насколько у меня хватало воздуха в легких, прикрывая руками лицо и раскачиваясь из стороны в сторону. Я оказалась в ловушке, из которой не было выхода. Раньше, столкнувшись с этим голосом, у меня был способ его избежать, сделать что-то, что заставило бы ее ослабить хватку в моей голове.
Бриггс остановил машину, меня дернуло вперед.
‒ Какого хрена?
До меня донесся голос Бриггса, наполняя весь салон автомобиля. Звучал он требовательно, словно сошедший из обители страха, места слишком хорошо ему знакомого.
Я выскочила из машины и зашагала по грязному тротуару, заваленному вчерашним мусором.
 
‒ Я достойна, слышишь, черт тебя возьми? Я чертовски достойна. Ты меня больше не сломаешь. Я больше не та маленькая испуганная девчонка. Тебе не победить. Слышишь меня. ТЕБЕ. НЕ. ПОБЕДИТЬ! ‒ Я кричала на поднявшийся и закружившийся вокруг меня порыв ветра. Прохлада, принесенная ветром, дующим с залива, разлилась по моему лицу, ослабляя хватку голоса звучащего в моей голове, и словно по волшебству очистил мою душу от зла. Внезапно голос в голове замолк. Вот так и осталась на тротуаре, цепляясь за единственное, что знала.
Когда я снова, опустив глаза, взглянула на Бриггса, он все еще неподвижно стоял на том же месте, где и произошла моя вспышка. Выражение его лица подсказало, что ему также знакомы демоны, с которыми мне приходилось бороться, словно боль в моей жизни в каком-то смысле оказалась тесно связана с его болью.
‒ Шшш, ты в безопасности. Я рядом. Все закончилось.
‒ Я… я… я…
‒ Идем, малышка Рози, садись в машину.
Борясь с желанием излечиться, я знала, что была в безопасности, укутанная заботой Бриггса до того самого момента, пока он не въехал на кладбище «Кипарисовая лужайка».
  
ГЛАВА 24
 
Когда Бриггс проехал Дейли Сити, я оправилась от полного распрямления извилин своего мозга. Стук сердца больше не отдавался в ушах с таким шумом, как это было тридцатью минутами ранее, и как только я откинулась на подголовник, напряжение, стянувшее мышцы плеч в тугой узел, пошло на спад. Чаще всего изводящий меня голос побеждал, но только не сегодня, сегодня я не могла позволить ему победить.
Кин свернул на кладбище «Кипарисовая лужайка», вход которого украшали огромная белая мраморная арка и ухоженные холмики, покрытые зелеными аккуратными лужайками, и внезапно я осознала, что Сибил родилась в обеспеченной семье. Почему-то я представила себе, что Сибил похоронят на ветхом, неопрятном, безымянном кладбище. Конечно, я выросла в Сан-Франциско и знала, что мы хороним мертвых на кладбище в Колме, городе, где продается больше места для мертвых, чем для живых, но бывала я на том кладбище всего несколько раз, да и с того момента прошло уже действительно много времени. Мое первоначальное впечатление о кладбищах сложилось от образов, увиденных в ужастиках. Кроме того, я никогда не видела, чтобы кого-то хоронили на кладбище, я даже не ходила на похороны бабушки.
Пока мы ехали по узким дорожкам, в машине стало душно, кожа раскраснелась. Я отчаянно хотела, чтобы боль вынули из каждой клетки моего тела и похоронили в могиле с Сибил. Оставь последнюю частицу надежды там, где все началось, ‒ скрой под поверхностью той, кем ты была. Жизнь была бы гораздо проще, перестань я чувствовать.
Бриггс съехал в сторону, разглядев небольшую группу людей, суетившихся на лужайке, сгрудившихся вокруг открытой могилы прямоугольной формы. Внезапно оказалось, что у меня нет ни минуты, чтобы перевести дыхание или подумать над тем, как мне реагировать. Все, что у меня было, ‒ это крошечные кусочки моего собственного осознания, что я была здесь, а там на этих холмах, сразу через узкую дорогу в гробу лежало неподвижное тело Сибил.
Я оглянулась на Бриггса и увидела, что он прикусил губу, силясь узнать кого-нибудь из людей, одетых в черное. Мое сердце бешено заколотилось, когда я заметила, что он прищурился. Я посмотрела назад и увидела Марти, сидящую за отполированным гробом из темного дерева. Рядом с ней стоял священник, в одной руке он держал Библию, другой окроплял присутствующих из кадила со святой водой. «Свершилось», пробежала мысль по моим венам… сделано, и пути назад нет. Складывалось впечатление, что священник отпускает ее душу на свободу.
Я следила за реакцией Марти. Пусть это покажется вам странным, но я хотела видеть, что она страдает. Ревет так же сильно, как это делала я, потеряв единственного человека, принявшего меня в семью. Но она оставалась спокойной, так, словно ей чрезвычайно неловко участвовать во всех этих мероприятиях на похоронах Сибил. Сгорбившись рядом с ней, сидел пожилой мужчина с искривленной спиной. Он был худой и выглядел изможденным, словно его старые изношенные кости были слишком хрупкими, чтобы носить его тело. Одной рукой он держал руку Марти, а другой ‒ руку столь же хрупкой женщины, сидящей по другую сторону от него. У каждого из них было одно и то же беспристрастное выражение лица, как будто иметь такую дочь и сестру, выбравшую себе подобный образ жизни, оказалось тяжелой ношей, потрясло их до глубины души и пронзило сердца ледяной иглой. Я знаю, что люди скорбят по-своему, но эти люди выглядели так, будто были неспособны проявить какую-либо форму сострадания.