Когда плачут драконы (СИ)

* * *
Угомонить Кедде смогла только Кеола, которую Джемма кое-как убедила пойти к нему вместе с ней. Боялась, что он просто выставит ее за дверь и слушать не станет: уж слишком сильно Кедде привязался к спасенному драконышу. Джемме очень не хотелось причинять ему боль, но другого выхода просто не было. И Кеолино: «Ты ведешь себя, как одуревший от ненависти ящер!» — стало лучшим подспорьем в переговорах о необходимости воссоединения семьи.
— Да ему у меня в сто раз лучше будет! — пытался еще отстоять свое мнение Кедде. — Что там за мужик в этих горах живет? Может, он живодер какой: запудрил Джемме мозги, когда новой добычей запахло, а она и рада на удочку попасться!
— На какую еще удочку? — возмутилась Джемма. — Я Гейру собственными глазами видела и разговаривала с ней! Она любит брата и очень скучает по нему!
— Скучала бы — примчалась с первым ветром! — продолжал гнуть свою линию Кедде. — Значит, так он ей нужен!
— Он ее брат! — отрезала Кеола. — Уразумей наконец это, Кедде, и смирись!
— Иначе что? — столь жестко спросил он, что Джемма даже невольно назад подалась от испуга. Кеола же только холодно прищурилась.
— Иначе ты ничем не лучше тех извергов, что измываются над детьми!
Теперь отшатнулся и Кедде, а Джемме больше всего на свете захотелось, чтобы полчаса назад Кеола отказала ей в просьбе.
— Даже так? — глухо поинтересовался Кедде, и Джемма почти вслух вознесла богам молитву, чтобы Кеола взяла свои слова обратно. Но она только вбила последний гвоздь:
— Только так!
Джемма потом уже не удивилась, что Кедде безмолвно взял их обеих под руки и силой выставил за дверь. Джемма долго собиралась с духом, понимая, что сама виновата, что сама струсила и тем самым стала причиной ссоры между друзьями, но промолчать не смогла.
— Это было слишком жестоко, — осуждающе проговорила она и вздрогнула, увидев совершенно стеклянный взгляд Кеолы.
— Разве ты не этого ждала? — с невыносимой болью в голосе спросила она. — Разве все вы не этого от меня ждете?
Не слушая ответ, она ускорила шаг и очень скоро настолько оторвалась от Джеммы, что смогла позволить себе остановиться и разрыдаться в голос. Внутри жгло огнем так, что хотелось в прорубь броситься, чтобы стало хоть немного полегче. Как она могла? Зачем? Откуда только слова такие взялись? На себе весь спектр чувств Кедде ощутила. От недоумения до злости, а потом через ненависть к отвращению. Он и локоть ее сжал, будто шавку лишайную за загривок поволок. Теперь уж точно окончательно разочаровался. Но Кеола так устала каждый день ждать и бояться, что Кедде с этим мальчишкой улетит в Драконью долину, что воспользовалась первым же представившимся шансом избавиться от него. На гадость, конечно, никогда бы не сподобилась: разве можно руку на ребенка поднять? А найденная сестра показалась подарком свыше. И Кеола слишком обрадовалась этой возможности.
А теперь просто безвозвратно потеряла Кедде.
Да, да, пусть он и не принадлежал ей никогда, пусть все его взгляды на нее в последние дни, осторожно-нежные фразы, попытки хоть как-то сблизиться Кеоле просто привиделись, она продолжала надеяться на какое-то чудо.
И сама же разрушила эту надежду...
Когда на следующий день синий дракон поднялся над лесом, унося Харде вдаль, несмотря на поднявшуюся еще ночью пургу, Кеола была уверена, что это последний раз, когда она видит Кедде. Даже если он в Долину не вернется, останется с юным товарищем, его сестрицей и неизвестным Вальгардом просто потому, что те никогда не увидят в нем предателя и не назовут ублюдком, калечащим чужие жизни. И это после того, сколько Кедде сделал и для Кеолы, и для своих собратьев. Она же лучше всех знала, сколько благородства и доброты живет в его душе. Быть может, упирай Кеола на эти качества, воззови к его милосердию, и все сейчас было бы совсем по-другому. Но синий дракон исчез в густой снежной завесе, а Кеола так и стояла за широким стволом старого дерева, скрывшего ее от глаз Кедде и послужившего надежной опорой оставшейся без сил Кеоле.
 
Как, когда домой потом вернулась, она и не помнила. Но под вечер свалилась с горячкой, в которой не было места ни одной радостной мысли, а только знобящему отчаянию, болезненному презрению к себе и бесконечной череде спаленных в бреду надежд. Иногда перед глазами появлялись взволнованные лица Нетелл и Джеммы, но Кеоле не было ни до одной из них никакого дела. Она не хотела жить без Кедде и не могла заставить себя справиться с болезнью. Ее не интересовало, что будет дальше. Все равно никто не заплачет. Не заслужила она ни слез, ни любви. Ни даже привязанности...
— Он вернулся, слышишь?! Кедде вернулся!..
Джемма трясла Кеолу за плечи, не обращая внимания на заливающие щеки слезы.
На Кеолу было страшно смотреть. Если раньше она хоть от жара металась, стискивая побелевшими пальцами простыню и перемежая хриплые вздохи со стонами, то теперь вообще на мертвую походила. Спекшиеся губы, восковые щеки, пугающая до боли в груди бледность. Что Эйнард, что Дарре только руками разводили, не в силах помочь, и пеняли на драконью ипостась, которая могла и самые страшные раны залечить, и сгубить хозяина на ровном месте.
— Надо понять, что стало причиной ее несчастья, — объяснял Дарре, оставляя на всякий случай всевозможные лекарства, а Джемма только вздыхала: Кеола отказывалась их принимать, не жалея ни себя, ни их с матерью. — Тогда и появится шанс хоть что-то исправить.
Джемме не надо было искать причину: она единственная, наверное, догадывалась об истинном отношении Кеолы к Кедде, и совпадение его отлета с началом ее болезни только подтверждало Джеммины подозрения. Извела себя, дуреха несчастная, отталкивая его постоянно, а силы-то не рассчитала. И теперь Создатели наказывали то ли за гордыню, то ли за страх. А может, и за отчаяние. Неужели Кедде мог не возвратиться? Да как бы ни прикипел он к Харде, здесь у него были друзья и важное дело, и Кедде стал бы последним, кто на подобные вещи захотел наплевать. Джемма, например, ни секунды не сомневалась, что не сегодня-завтра Кедде снова будет в Армелоне.
Вот только, глядя на угасающую Кеолу, истово молилась, чтобы он не опоздал.
И боги все-таки сжалились над ними обеими. В то самое утро, когда Джемма уже взмыла в воздух, чтобы лететь к Вальгарду и силком притащить Кедде в Армелон, она увидела на горизонте стремительно приближающуюся синюю точку. И даже не стала дожидаться, когда Кедде с ней поравняется; бросилась стремглав домой и принялась тормошить Кеолу.
Ни разу еще ей не было так страшно, как в те минуты, что Кеола не реагировала ни на ее действия, ни на имя Кедде. Даже когда мама признавалась в преступлениях, даже когда Джемма увидела Эдрика в клетке и поняла, что он попал в горах в ловушку, внутри не холодело от предчувствия беды и не было ощущения полного бессилия. Какой бы резкой и равнодушной ни казалась Кеола, сколь бы ни сторонилась она что Джеммы, что Нетелл, чураясь их помощи, будто огня, сколь бы ни была жестока с Кедде, а Джемма искренне привязалась к ней и переживала как за родную. А потому продолжала взывать к сознанию Кеолы, даже когда руки заныли от тряски и ресницы слиплись от слез.
И Кеола наконец откликнулась. Открыла через силу глаза, кое-как поймала взглядом Джемму.
— Все врешь... — еле слышно выговорила она.
Джемма шмыгнула носом, стараясь овладеть собой. Но вместо этого только толкнула Кеолу в грудь и вскочила с кровати.
— Дура! — припечатала она. — Себя извела и его достала! А нам — разгребай!
С этими словами она гордо задрала голову и направилась к выходу. Но у порога все-таки остановилась, обернулась.
— Вернулся он, — с материнской жалостью поговорила она. — Сейчас сбегаю, узнаю, что да как. А ты давай поднимайся и приводи себя в порядок. Ох, горе мне с вами!
Поймала еще неуверенную улыбку Кеолы и со спокойным сердцем отправилась в дом Кедде. Ну и новость она ему приготовила: все свои обиды забудет. И Кеолу мигом на ноги поставит. И будет наконец у них мир и понимание. А то смотреть больно.